Стена

Сигизмунд в окружении свиты стремительно прибыл на место, чтобы лично принять драгоценную находку. Увиденное не вдохновляло.

Его воины молча и уныло ковырялись в грудах битого кирпича, раздраженно пиная ногами то, что под ними нашли. Среди руин и разбитых ларей валялись десятка два обгорелых старинных книг, три-четыре несгоревшие фолианта, да еще обрывки каких-то свитков.

— Что это такое? — внезапно поперхнувшись, хрипло спросил Сигизмунд.

Никто не мог ему этого объяснить.

Лишь явившийся по приказу его величества Мальтийский кавалер Новодворский, осмотрев книги и еще раз взглянув на злосчастный рисунок с рыцарем и красным крестом, пояснил:

— Ваше величество, меня, как видно и вас, ввела в заблуждение легенда о золоте тамплиеров. Признаюсь, мой орден тоже много лет ищет его. Мы тоже полагали, что золото может быть здесь. Ошибку я понял, когда внимательно осматривал снаружи то, что осталось от корабля, который спустя несколько минут взорвали вместе с нашими воинами. Тот галеон никогда не плавал. Это просто макет, вероятно, сделанный по прихоти кого-то из здешних князей давным-давно. Увидал где-то рисунок европейского судна, вот и захотел такое, хотя бы и ненастоящее. А крест… На рисунке видно плохо, но вот, посмотрите, тот же рисунок, только крупнее, здесь — на крышке сундука… Это не крест тамплиеров. Такой формы кресты рисовали госпитальеры, [126] этим знаком нередко помечали на титуле или обложке старинные труды, посвященные медицине. В этих сундуках, видимо, и были собраны такие книги. Возможно, они хранились в библиотеке русского царя Васильевича, которого московиты прозвали Грозным, а в Смоленск попали вместе с прежним воеводой — он, говорят, когда-то был сподвижником царя… Так или иначе, ваше величество, но, я полагаю, никакого золота тамплиеров здесь нет — и никогда не было. Сказки это все.

126

Орден госпитальеров был создан в эпоху Крестовых походов. Рыцари ордена поначалу, действительно, оказывали помощь больным и раненым. Позже, по мере роста Ордена, его богатства и влияния, у госпитальеров на эти «благоглупости» времени уже не хватало.

«Нет денег — нет швейцарских войск», — припомнилась тут королю постыдная для конфедерации кантонов поговорка. Нет денег — нет немецких войск. Нет венгерских войск. А также нет польских и литовских войск. Завтра его армия узнает, что ей не заплатят. Что жалкая рухлядь, награбленная в полусожженных теремах, — это все, что солдаты получат за два года мучительного стояния под Стеной. Наволочки. Почему-то Сигизмунду вспомнилось это русское слово — они получат по паре наволочек-поволочек… и пододеяльников-подплинок из смоленских сундуков. И все.

Но, по крайней мере, этот наглый немецкий полковник не придет опять скандалить. Уже после падения крепости, когда Вейер в окружении своих пехотинцев шел вниз по главной улице Смоленска, ведущей точно с юга на север, ловко пущенная кем-то, как доложили Сигизмунду, «из последних московитов» арбалетная стрела угодила ему прямо в глаз. Как называется такая стрела? Ах, да — болт!

Сигизмунд одиноко сидел у открытого окна в своем маленьком зимнем домике, пил водку и запрещал себе думать. Думать о том, что сегодня русские одержали над ним победу.

В залитом луной небе за окном по-прежнему четко рисовался подсвеченный багровым заревом силуэт черного двуглавого орла над Фроловской башней.

Последнее венчание (1611. Июнь)

В это самое время старец Савватий и Александр, точно так же, как это было утром, сидели рядом на ступенях Соборной горки. Город опустел, и обоим уже нечего было бояться. Да они и не боялись.

Белый сокол впервые за все время спустился, сел неподалеку, посмотрел, а потом взял вдруг — и одним взмахом крыла опустился на Санькино плечо. Мальчик замерев, все же решился коснуться рукой его перьев. Но погладить не осмелился. Сокол тронул клювом щеку мальчика, расправил крылья, шумно хлопнул ими — и улетел.

— Слышь-ка, отче, а что я видел, — рассказывал Санька, не зная, поверит ли ему старец. — Я почти досюда добежал, когда громыхнуло. Потом уже понял, что это Гриша сделал, я слышал, как воевода ему говорил — нельзя, мол, чтоб порох захватили. А тогда меня ка-ак стукнет, я и сомлел. После чувствую, меня кто-то тащит — из-под кирпичей вытаскивает. А мне гудит все в голове — и глаз-то не открыть. Ну, этот кто-то голову мне приподнял, водой поит. Я открыл глаза. Вижу, а надо мной Гриша стоит и улыбается! Он ведь год не улыбался, слышь, отче! Думаю, это он уж ангелом стал… Так ведь?

Схимник слушал, качая головой.

— Может, оно и так. Только вряд ли ангел стал бы тебя водой поить. Не похоже. Может, ты видел кого-то другого?

— Нет! Это Гриша был. А потом он как будто пропал, а я стал смотреть кругом — одни мертвые лежали. И вдруг сверху стали спускаться… огромные такие, светлые и все светились. Крылья широкие-преширокие. Спускаются, людей лежащих за руки берут, и те за ними взлетают. Уж не в крови, не в копоти, такие же светлые… Не веришь?

— Верю, — схимник посмотрел на небо. — На небеса ушли рабы Божии, града Смоленска страдальцы и хранители! А я вот, — он положил руку на лежавший рядом узел, в котором угадывались очертания книг, — вишь ты, успел из-под завалов часть здешнего сокровища спасти. Пришел, поглядел — не золото там, книги. И какие, Саша! Гиппократ, Диоскорид, Катон, Парацельс, Авиценна, лучшие лекари, кои на земле Божьей жили. Из современных есть — вот, глянь, полезный нынче труд — Парэ «Методы врачевания ружейных ранений», еще — вот из какого-то восточных стран врачевателя выписки — называются «Основы фармакологии». А вот и наши, травнички мои разлюбезные. Вот еще на русском — «Измарагд», «Златая цепь» «Прохладный вертоград»… Какое богатство! Ты и не слыхал про таких. Но наступит время, и эти их труды научат людей, как самые страшные хвори лечить. Врачи по ним учиться будут. И когда-нибудь, уж поверь старику, они будут стоить много крат дороже золота, кабы оно и столько же весило! Жаль, мало что уцелело…

— А самого золота, значит, и не было? — разочаровано спросил Санька.

— Ведь для чего крепость была построена, — продолжал Савватий, словно не слыша Саньку, а продолжая рассказывать кому-то другому, — такая могучая, что два года ее покорить не могли? Царь собирался расширять Россию на запад, возвращать Белую и Малую России, двигаться дальше… К большой войне с Европой готовились, ожерелье русское собирать. А из Европы чума и мор всегда к нам приходили… Там, на западе, — «черная смерть», «красная смерть» до сих пор свирепствуют. Ох, как понадобились бы эти книги нам!

— А про нас… про нас тоже книгу кто-нибудь напишет?

— Про нас с тобой? Так мы люди незаметные, — усмехнулся старец.

— Нет! Про Смоленск, смолян-героев, про осаду и про оборону, про все, что было… и что стало.

— Да уж написано то было — владыкой Сергием. Только, боюсь, сгорели записи его, как и смоленское сокровище.

— Значит, нас забудут?

— Не забудут. Рать русская уже поднимается, а мы ей — пример. И книгу напишут. Нескоро только, лет через сто али двести, а то, мыслю, и позже — пообещал Савватий.

Юноша подумал — какое же это огромное расстояние во времени, если вся Смоленская оборона со всеми своими невиданными подвигами и невероятными событиями уложилась в два года… Но тут в темноте затрепетал свет, и Санька положил руку на рукоять своего заветного пистоля. Его вернул мальчику старец Савватий, но где нашел, говорить не стал. Отделался ухмылочкой: «Каков пан, таков и жупан».

— Не надо, Александр, — возразил инок. — Свои это.

В небе проблеснула луна, и их сразу узнали.

— Санька! — первой кинулась к ним Наталья. — Санечка наш живо-ой!

— Поори-ка еще, услышит кто — вот и мертвый буду, — попытался сохранить суровость Санька, но разглядев второго из подошедших, так и взвился, едва не кувырнувшись со ступеней:

— Фрицушка!

Майер на ходу подхватил его в охапку, прижал к себе, закружил. И вновь, почти без акцента, даже почти не смягчив упрямое «л», воскликнул:

— Слава Тебе, Господи!

— How many surprising meetings! [127] — не напоказ прошептал Лесли по-английски, держа факел и с удивлением смотря на обнявшихся друзей.

127

Сколько удивительных встреч! (англ.).