Стены Иерихона

Кристина пожала плечами и развела руками.

–  Сач!
– Одной этой фамилией Дылонг указал присутствующим верное направление. И принялся подробно распространяться насчет стечения разных обстоятельств.
– Завиша живет с Черским. Тому это обходится тысяч в пятнадцать ежемесячно.

Сач решил, что у этого Фриша можно было бы что-нибудь вытянуть для партии. Чепуха! Ну, Сач, правда, так твердо стоял на своем, что мы решили приглядеться к этому Фришу. Выяснилось, что с сестрой своей он не знается. Несколько раз она заплатила за его квартиру. С утренним чаем-сорок злотых!

Нора. Несмотря на это, живет как альфонс. Сестру ненавидит.

Сделает все, только бы уехать. За границу, понятно.

Чатковский заметил:

–  Этот человек не сделает ничего.

–  Оттого, что ему, вероятно, мало предлагали, - толковал свое Дылонг. Ради жизни в Варшаве не стоит надрываться.

Таково его убеждение. Но если ему посулить деньжат, которых хватило бы на несколько месяцев вояжа по дальним странам?

Чатковский задумался.

–  Значит, ты его рекомендуешь?
– пробормотал он.

Дылонг побагровел. Он-то рассчитывал, что ему удастся как-то незаметно навести их на Фриша, а самому остаться в стороне.

–  Ничего я не рекомендую!
– взорвался он.
– Я против всей этой затеи. И не думаю ни во что вмешиваться. Просто рассказываю вам об этом человеке. Любопытный тип. Разве нет?

–  Совсем неинтересный!
– изрек Говорек.

Дьшонг решил умыть руки.

–  Это уж ваше дело. Я свое сказал. Нет так нет. Я ухожу.
– И прибавил тише, очень искренне: - Мне бы не хотелось, чтобы мы связались с этим Фришем.

–  Совесть?
– рассмеялся Чатковский.

Нет! Скорее покорность судьбе. Он уговорил себя, что в любом случае не одобрит их плана, но он не смог бы не думать о нем, если бы тут оказался замешанным его Фриш. Чатковский его успокоил:

–  Не станем связываться, можешь быть спокоен. Что-то мне кажется, слишком дорого он нам обойдется.

–  Ну скажем, полгода за границей, - стала подсчитывать Кристина с явной неприязнью к Фришу.
– Сколько же это тысяч?

А Дылонг, как всегда раздваиваясь, вступился за своего кандидата.

–  Где же слишком дорого!
– возразил он.
– Этот человек не тратит больше сотни в месяц. А при одной мысли о поездке в Париж готов себя во всем ограничить.

–  Если бы!
– буркнул Говорек и принялся высчитывать про себя.

Дылонг взглянул на него. По выражению лица Говорека он догадался об этом. Надо бы уйти, пока они не втянут меня в цифры. Он взял пирожное.

–  Бегу, - пробубнил он, и еще с полным ртом попытался предостеречь их. Хотел даже погрозить рукой, но в конце концов подставил ее ко рту, чтобы крошки не упали на пол.
– Во всяком случае, вы не вправе и гроша взять из партийной кассы. Такие расходы взбесят Папару и огорчат мальцов. "Ребятишки и пророк!
– задумался он.
– Вождь-это идея. Ее приверженцымасса. Между ними-иерархия посредников. На разных ее ступенях, - он оглядел собравшихся в гостиной, себя исключил, - все они. Дело Папары их вовсе не трогает, если подходить с точки зрения этики, а вот самую верхушку и самое дно оно способно потрясти!" Он как-то вяло еще пожалел тех, со средних ступенек,

за их нравственную всеядность. "Ну, да хватит! Ничего ведь не бывает в мире без каких-то примесей!"

В дверях он столкнулся с Ельским.

–  А, все одни общие рассуждения!
– солгал он, отвечая на вопрос, о чем они говорили. И тут он вдруг понял то, что уже давно мучало его.
– Одним в жизни достается нравственное чувство, другим-чувство реальности.

И они разошлись: Дылонг, неожиданно открыв, что, может, потому он так глупо вел себя у Кристины, что оба эти чувства попеременно брали в нем верх; Ельский с горечью размышлял о том, что личная жизнь не удается ему, ибо у него нет ни того, ни другого.

–  О, это вы!
– удивилась ради Говорека и Чатковского Кристина. И, как всегда, в нерешительности, что лучше-то ли что она пригласила Ельского на тот же час, что и их, то ли ч'] о положение Ельского таково, что он может приходить без приглашения.
– Кристина решилась на два-одно за другимвосклицания: - Какой сюрприз! Ждем! Ждем!

А они словно только и дожидались этого, чтобы подняться.

–  Значит, до вечера, - прощалась она с Чатковским.
– Я буду!

И несколько раз кивнула головой. Да, да! Дабы специально удостоверить, будто это и не было ясно само собой, что она воспользуется приглашением Штемлеров.

–  Он тоже идет!
– похвалил Говорека Чатковский.

Как-никак это было известное признание света! Большой прием, будет вся плутократия, которая поддерживала мир науки и искусства. Самые дорогие кисти, академические кресла, главные редакторы, директора театров, одна кинозвезда, вся в бриллиантах, может, один чрезвычайный посол, наверняка несколько министров, в том числе парочка бывших, множество советников из министерства иностранных дел, аристократический кружок, группа из наблюдательных советов и-молодежь. Но и они-все только самые избранные, из литераторов никого без премий, живопись, музыка, архитектура-все имена, связанные с какиминибудь важными событиями: если уж молодой адвокат-то после шумного процесса, если чиновник-так уж правая рука министра, если ученый-хотя и редко, то по меньшей мере доцент, с торговцами еще сложнее; инженер, служащий-таких уже нет.

–  Очень рада.
– Кристина пожала руку Говореку, будто поздравила того с повышением.

Он никто! Но у Штемлерихи прекрасный нюх, промелькнуло у нее в голове, видно, кем-то станет! В организации поговаривают, что после завоевания власти он будет генеральным прокурором, он и без политических перемен мог бы сделаться сегодня прокурором апелляционного суда. В министерстве его даже уговаривали. Может, что с этим назначением! Ибо госпожа Штемлер не любила ждать, когда у ее гостей засияет нимб вокруг головы. Слава, которая только-только собирается разгореться, не в ее вкусе. Она поддерживала готовые изделия, пользующиеся популярностью. Но Говорек объяснил свое приглашение самым простым образом. Он дружен с дочерью Штемлера, с Бишеткой.

–  А!
– воскликнула Кристина и обвела глазами всю комнату, от потолка до пола, словно провожая взглядом падающий метеорит. Да! Ведь были же еще две барышни с их романами. О нем они и не вспоминали. Это знаменательно. Ведь до того, как только вокруг одной из них начинал вертеться кто-нибудь достойный, они всякий раз хоть словцом проговаривались. Какой снобизм при их-то слабых нервах.

–  Вы непременно приходите!
– Говорек все еще смотрел на нее, сбитый с толку ее восклицанием. Она старалась теперь как-то сгладить неприятное впечатление.
– Дом стоит того, чтобы познать его.

Чатковский засмеялся.

–  Наполовину французский салон, наполовину кафе. Что-то среднее между компанией в кафе "Земянское" и раутом в Замке1.

Ельский никак не мог дождаться, когда они уйдут. В разговор он не вступал.

–  Вы тоже будете?
– спросили они.

Он кивнул.

–  Он для того и существует, - рассмеялась Кристина, - чтобы всюду бывать.

Наконец они остались одни, Ельский протянул к ней руки.

–  Вы голодны?
– поинтересовалась она и сунула ему тарелочку с тортом. И, глядя на вторую его руку, которой тоже следовало найти занятие, сказала: - Сейчас вам будет чай.