Степь 2

Заглянув поверх высокого забора, все четверо пришли в восторг от красоты невиданной архитектуры непонятного умысла, встроенных друг в друга хитрым образом домов, домишек с пристройками и ни пойми на чём держащимися надстройками. Всё броско, вычурно, с затейливыми узорами, с кучей мелких деталей и деталюшек, ни то приделанных в качестве украшения, ни то имеющих какие-то скрытые предназначения.

Уйбар аж присвистнул от восхищения. Подобных ухищрений рук человеческих никому из них видеть ранее не приходилось. Двор перед комплексом предстал путешественникам идеально чистым и буквально вылизанным. Ни живой души, ни сторожевых собак, ни скотины какой с птицей. Аккуратная дорожка шириной для прохода двух человек вдоль всего строения, изготовленная из низких пеньков деревьев одинакового диаметра, тщательно подогнанных друг к другу, а с обеих сторон от неё идеально подрезанная трава приковывала к себе взгляд абсолютным перфекционизмом.

Асаргад как старший в четвёрке решил уведомить хозяев о неожиданном нашествии незваных гостей, отчего принялся громко окрикивать, в надежде хоть кого-нибудь узреть из живых. Тут же как из-под земли, из неприметной щели снизу одного из домов выскочили два белобрысых и кудрявых мальца лет семи-восьми, как две капли воды похожие друг на друга. Ни то сказывалась одинаковость одеяния, одного покроя тканые рубахи со штанами и один-в-один грубо обтёсанная копна волос, ни то и правда пацаны по рождению братья.

Насторожено, будто приглядываясь к невидали, с некой детской непосредственность пацаны уставились на запылённых путников, бестолково заглядывающих поверх частокола. Но кроме молчаливого рассматривания, вызванного праздным любопытством, других действий не предпринимали и о гостеприимстве даже не думали.

– Э, пацаны, – наигранно весело и без угроз в голосе обратился к ним Асаргад держащийся за колья, – старший есть тут кто?

– А тебе зачем? – нагло и с неким вызовом поинтересовался один из взъерошенных мальцов, сделав брезгливое выражение на лице, выпятив нижнюю губу и уперев руки в боки, выражая полную пренебрежительность.

Наглость заносчивого молокососа в один момент вывела гостей из состояния восхищения, а Уйбар в ответ рявкнул, не потерпев вызова, стараясь придать голосу наигранного зверства:

– Да я тебе опарыш за невоспитанность уши надеру. Ты как со старшими, сопляк, разговариваешь?

Пацан, не меняя выражения своей наглой физиономии, порыскал взглядом по подрезанной траве будто уронил что-то под ноги и быстро подобрав мелкий камешек, со всего замаха зашвырнул в голову огрызнувшемуся Уйбару. Не попал. Но воин от неожиданности и неадекватности действий мальца автоматически увёртываясь, не удержался стоя на неустойчивом седле, и потеряв равновесие скрылся за заточенным частоколом спрыгнув с коня на землю.

Выругавшись на не понятном для мелких хулиганов языке, он в порыве негодования тут же вновь вскарабкался на седло. Но пацанов и след простыл. А друзья, ехидно смотря на его суматошные и оттого неловкие действия, выражавшиеся в желании побыстрее вскарабкаться на забор, расплывались в оскорбительных для Уйбара ухмылках.

– Отродье дэва, – сплюнул обиженный воин, но услыхав дружный гогот сотоварищей, обмяк улыбаясь с ними за компанию, а что ему ещё оставалось делать в данной ситуации.

Уйбар хоть и выглядел мужчиной взрослым и представительным, одна борода чего стоила, но в душе остался таким же сорванцом, «оторви да выбрось», прости его Троица. Хлебом не корми, дай подколоть и напакостить ближнему ради не всегда безобидной хохмы.

– Хозяева, – отсмеявшись воззвал Асаргад в надежде докричаться хоть до кого-нибудь, – так вы нас впустите в дом, как гостей аль нам придётся жечь эти узорно сложенные дрова?

– Я те пожгу, лиходей, – взвизгнул откуда-то сверху бабий голосок, и воины как по команде задрав головы увидели в остроконечном конусе крыши заросшей мховым ковром, в маленькой, квадратной, аккуратно вырезанной дырке, представляющей собой не то бойницу, не то окошко, растрёпанную бабку с седыми взлохмаченными волосами, – коль невтерпёж так кусты далее. Неча жидку вонь на чистый двор тащить, супостаты бородатые.

– Да не. Мы потерпим, – уже спокойно и улыбчиво, ответил ей Асаргад, – просто никого живых не видать во дворе. Вот и думай тут что хочешь.

Баба из окошка пропала, нырнув внутрь. Воины принялись ждать, продолжив разглядывать узорные излишества этого невиданного чудо строения.

Вокруг стояла полная благодать. Тепло, светло, птички безостановочно щебетали, стараясь в изнеможении переорать друг друга. Наконец, чуть в стороне распахнулась дубовая тяжеленая дверь и на широкой в два аршина лестнице, пристроенной с земли, появился кряжистый мужик.

Здоровый как заматеревший перекормленный боров. Обутый в ордынские мягкие сапожки и походные кожаные штаны. Вот только сверху на могучих раскидистых плечах болталась безразмерная холщовая рубаха светло-серого невнятного цвета. Ни то холст не белили, ни то уж так затаскал, что не отбелишь, ни то так застирана, но явно неновая, в отличие от штанов и сверкающих сапог, начищенных до блеска.

Мужик постоял недолгое время на той широченной лестнице, оглаживая ручищей с лопату такую же окладистую бороду, разглядывая с нехорошим прищуром незваных гостей. А затем неспешно спустился, и вытирая руки об одёжу, словно на нём висело полотенце, а не нательная рубаха, медленно, но вполне легко и подвижно несмотря на свои габариты, направился по пеньковой дорожке к четырём маячившим над частоколом головам. Встав на то же самое место, где только что стояли два белобрысых оболтуса и точно так же подбоченившись, как и наглый пацан, мужик глубоким басом прогудел, будто дунул в боевую походную трубу.

– По делу аль от безделья лезете через забор?

– По делу хозяин, – серьёзно ответил ему Асаргад, но уточнять по какому пока не стал, опасаясь посторонних ушей, наверняка торчащих откуда-нибудь в этих резных закутках и отверстиях.

Ордынские законы приучали воинов быть немногословными. В большей степени совсем молчаливыми. Каждое слово имело вес, и вес этот иногда равнялся собственной жизни. Блядству в орде не место. От этого отучали быстро и очень качественно. Стоило пару раз побывать на общественных казнях, 50 и своими глазами посмотреть на смерть опозоренных пустословов, так язык сам собой отсыхал и где-то прятался за зубами.

50

За любое нарушение одного из трёх законов орды, находясь в «запоходенном состоянии» полагалось единое для всех наказание – смерть. Казни всегда проходили показательно и очень разнообразно, в зависимости от нарушенного закона и тяжести содеянного. Только особо почётные члены орды не казнились. Им предоставлялось право лишить себя жизни самостоятельно.

Мужик тем временем крякнул, опустив здоровенные ручищи и спросил уже по-простому с хитрой лыбой:

– А коль по делу, то чё через забор-то лезете, а не в калитку как все?

– В какую калитку? – с недоумением переспросили ордынские гости и даже отпрянули от частокола, осматривая внешнюю сторону оборонительной стены в поисках некой таинственной калитки.

– В дубовую, – буркнул мужик и отправился обратно, но не в дом, а вдоль врытого частокола.

Друзья, сообразив, что мужик двинулся открывать загадочную калитку, вовсе от стены отпрянули и попрыгав в сёдла развернули своих верных скакунов в том направлении куда проследовал хозяин. И действительно, всего в двадцати простых шагах оттого места где они пялились через забор на содержимое двора и само строение, открылась неприметная дверка. Узкая, но достаточно высокая чтобы в неё зашёл конь, но только без наездника.

Гости спешились, и войдя во двор молча выстроились перед мужиком, удерживая коней в поводе. Асаргад внимательно оглядел хозяина, поёжился от размеров местного великана и исходящей от него немереной силы и рассказал о цели их визита коротко и сжато, по-ордынски:

– Я Асаргад. Ближник касакской орды Теиспы-царя, что стоит стойбищем в двух днях пути. У нас стряслась великая беда и нам нужна помощь местного колдуна.

– Тык, – хмыкнул в бороду мужик, – вы ж по виду вроде не нашей веры будете? Так на кой вам сдался наш колдун?