Стёпа и зеленые человечки
Шрифт:
Мужчины согласно закивали, потом Лаор потянулся к Лури за поцелуем, и Ирон понял, что ничего интересного уже не последует. Но он слышал более чем достаточно правды, и эта правда оглушила его. Вот как! Значит, мать не считает его достойным быть Наследником настолько, что отдаёт в Младшие среднему Сыну Правителя… Это значит, что скоро он вообще позабудет о свободе передвижения, будет заперт во Внутренних покоях огромного Семейного Дома Правителя вместе с Носителями и наложниками! И это навсегда, ибо брак нерасторжим! И никакой надежды на хотя бы относительную свободу, как у женщин, выполнивших долг перед Семьёй… Младшие должны воспитывать детей Супруга
Ирон некоторое время пытался взять себя в руки. Это удалось с трудом, его трясло, из глаз текли слёзы, но юноша справился с собой и даже начал составлять план действий. Он не пойдёт в Младшие – лучше сразу наглотаться Травы забвения и отправиться к предкам. Но показывать, что он знает о планах матери нельзя – иначе он и шагу не сможет ступить за пределы Дома. Значит, нужно вести себя, как обычно, но… Но что дальше? Бежать? Но куда? Это следовало ещё обдумать. А пока стоит поработать над тем, чтобы вернуть доверие Тиопы – его Семья оказалась недостойна столь дорогого подарка. Так что Тиопу он заберёт с собой – на что бы ни решился.
***
Тин и Лин не ошиблись. За дверью стоял именно Ирон. Но в каком виде! Его лицо было хмурым, на щеках блестели дорожки из начавших подсыхать слёз, и весь он был какой-то поникший и несчастный. Все злые слова, которые хотел сказать Стёпа фисташковому мгновенно застряли у парня в глотке. И он спросил:
– Что с тобой? Что случилось?
Ирон только рукой махнул и скрылся в ванной. А когда он показался оттуда минут пятнадцать спустя, то выглядел как обычно.
– Нам надо поговорить, Тиопа, - сказал Ирон. – Это серьёзно. Очень серьёзно.
– Это хорошо, что серьёзно, - протянул Стёпочка, хотя на самом деле умирал от любопытства, гадая, что ж так припекло фисташкового. – Потому что я тоже настроен на серьёзный разговор…
Глава 8. Новые данные
– Это хорошо, что серьёзно, - протянул Стёпочка, хотя на самом деле умирал от любопытства, гадая, что ж так припекло фисташкового. – Потому что я тоже настроен на серьёзный разговор…
Ирон медленно кивнул и тихо сказал:
– Я… я понимаю. Я виноват перед тобой. Но я хочу попробовать всё исправить… Выслушай меня, хорошо?
– Да ну? – зловеще протянул Стёпа. – Виноват? Ты обещал, что поможешь мне вернуться домой, помнишь? Ты пригласил меня, как гостя… А что в итоге? Я тут буду твоей подстилкой, да ещё и всех твоих братишек заодно? И буду кладки ваши поганые нести, пока не сдохну? Ты серьёзно считаешь, что одного «виноват» достаточно?
Ирон посмотрел на Стёпу совершенно больными глазами, а потом сполз по стеночке, спрятал лицо в ладонях и зарыдал. Стёпа растерялся. Как многие из мужчин, он терпеть не мог женских слёз. А сейчас выяснилось, что ему не по себе и от мужских. К тому же в рыданиях Ирона чувствовалось неподдельное горе, и широкая Стёпочкина душа дрогнула, тем более, что выглядел фисташковый в этот момент беззащитным и несчастным.
Стёпа присел рядом и начал неловко похлопывать Ирона по плечу, приговаривая:
–
Ну ты чего… Ну что случилось-то? Ну чего ты ревёшь-то, ты же мужик… Ирон, ну прекращай сырость разводить… Ну что случилось-то?Ирон прижался головой к Стёпиной широкой груди и продолжал всхлипывать, а Стёпа машинально начал поглаживать его по голове и плечам, продолжая успокаивать:
– Ну что за беда? Обидели мышку, нагадили в норку? Давай-ка рассказывай, и подумаем, что делать…
Ирон ещё пару раз всхлипнул, дёрнулся и начал успокаиваться. И стал рассказывать о разговоре между матерью и дядями, который только что подслушал.
Стёпа слушал, не перебивая, только крепкие кулаки то сжимались, то разжимались. Когда Ирон закончил рассказ, Стёпа сказал:
– Ну и дрянь твоя мамаша. Редкая дрянь. Из-за каких-то игр непонятных мужа в гроб загнала, парнишку хорошего погубила, а теперь и тебя хочет под мужика положить. Ты, конечно, тоже хорош, но тебе я позже морду набью. Я так понимаю, ты меня сюда приволок, чтобы перед мамочкой выслужиться?
– Да, - вздохнул Ирон.
– Тиопа, я такой дурак… Я думал, что мама будет меня любить… Хоть за это… прости. Я не подумал о тебе. Я виноват.
– Ну, что ты заладил, как попугай, - сердито сказал Стёпа, - виноват, виноват… Виноват, конечно. Только вот что теперь делать-то? Ты замуж сильно хочешь?
– Да упаси меня Пресветлые небеса!
– с неподдельным ужасом отозвался Ирон. – Уж лучше Зелье Нежной Смерти…
– Таак… - задумчиво протянул Стёпа. – Знаешь, что?
– Что? – тихо ответил Ирон.
– Я с тобой дальше говорить буду только тогда, когда ты поклянёшься, что больше никогда меня не обманешь. А если обманешь… Не будет тебе счастья. Никогда.
– Клянусь, - закивал белокурой головой Ирон, - клянусь чем захочешь – я никогда в жизни тебя не обману.
Глаза у него при этом были очень честные и очень несчастные, но Стёпа всё-таки решил пока целиком фисташковому не доверять. Хватит, один раз доверился уже… Но выбора не было, и он заговорил снова:
– А теперь у меня к тебе такой вопрос… А не бежать ли нам куда подальше? А?
– Куда? – безнадёжно вздохнул Ирон. – Без поддержки Семьи мне будет не выжить. А за тобой будут охотиться Келуджи – слуги Высших. Они тебя поймают и отдадут тому, кому ты был предназначен изначально. А у Высших… Ты у них долго не проживёшь, Тиопа.
– Почему? – спросил Стёпа. – Они такие жестокие?
– Они… - вздохнул Ирон. – Они не жестокие. Они бесчувственные. Им рабы нужны для того, чтобы пользоваться их эмоциями. И чем сильнее эмоции, тем больше им нравится. А самые сильные эмоции… самые сильные эмоции, которые они способны вызвать - это страдание. И они наслаждаются чужими страданиями. А когда раб уже практически опустошён… Они оставляют его в покое, до Храмового праздника. А во время праздника они подвергают таких рабов ужасным мучениям. Просто непредставимым мучениям, Тиопа… А когда несчастный умирает – его кожу натягивают на Ритуальный барабан, стуча в которые, их жрецы молят своего Бога принести им удачу. Их тысячи, этих барабанов на планетах Высших. Говорят, что их рокот похож на плач. А ты очень ценен для них, Тиопа. У тебя такие эмоции… Яркие, чистые… Я чувствую их…