Степан Разин

— Не придёт он, — повторил Тимофей.

Но Селим, так звали «амбала», пришёл. Вернее, приплыл на лодке с моими казаками, дежурившими на астраханском берегу. Он назвал пароль: «Исфан Арасин». Когда мне сказали, как меня назвал перс, мне понравилось. Получалось похожим на: «Храбрый Победитель».

— Арасин, так Арасин, — сам себе сказал я, а казакам приказал. — Давайте его сюда.

Селим предстал передо мной чистым, пьяным и выбритым. Одежду он не поменял, но выстирал.

— Маш перс, — гоготали казаки. — Пьяница. Ему намаз справлять, а он лыка не вяжет.

Селим действительно едва стоял на ногах. И я понимал, что он и выпил-то, наверное немного. Да сколько надо-то измождённому голодом организму?

— Пусть тут на берегу и ляжет. Постелите ему кусок шкуры. Тут на ветерке комары его не заедят. А вы бдите его сторожко. Чтобы не натворил чего.

— Исполним, Исфандир Арасин, — посмеялись сторожа. Им тоже понравилось моё прозвище. Многие знали персидский[2] язык и были знакомы с персидским эпосом: сказками, легендами, э-э-э, тостами…

— А что, может и впрямь, отсюда и пошло прозвище Разина? От слова Арасин — Победитель? — подумал я. — И легенда о его неуязвимости? Может предки у моего Стёпки, и впрямь были необычные? Тут и мать персиянка. И не простая, а дочь, хоть и не шаха, так принца. А может и раньше. Ведь — воин батька его. Настоящий воин. Это я его сейчас с панталыку сбил. А в том мире он о-го-го. Не зря ведь его казаки есаулом выбрали? Много он битв выиграл! А дед его? Не знает про отца своего ничего Тимофей. Дядья в Воронеже не дают матери помереть с голоду. Оттого и сбежал на Дон Тимоха.

* * *

На следующий день, на отходную Селим приготовил плов. На всех. Для этого с того берега привезли четыре огромных казана, в каждом из которых могли спрятаться трое таких, как Стёпка. Привезли четыре мешка риса, десять живых баранов и кучу приправ.

Пока ездили за припасами, казаки по команде Селима выкопали четыре ямы и установили в них камни, в ямах разложили хворост. Привезли чистой воды, что брали в протоке, где били родники.

Казаны поставили на камни, развели огонь, завалили казаны хворостом, вытопили в казанах жир, добавили мяса, лук, и специи, залили водой и, к моему удивлению, вода довольно быстро вскипела. Потом в казаны высыпали, помешивая, чтобы не скомковался, по мешку риса. Часа через три после начала готовки, плов созрел. Казаны накрыли крышками и перевернули, вставив ухваты в специальные скобы, и убрали. Плов рассыпался по огромной тарелке. Мясо лежало сверху, сверху стекал и жир, оставляя на горе риса ярко жёлтые «лавовые» реки. Накладывали снедь большими поварёшками на длинных ручках.

Селиму помогали. Сам бы он, безусловно, не справился. Но он в процессе участвовал активно, раздавая тихие, и, вероятно, грамотные распоряжения. Почему грамотные? Да потому, что они мгновенно исполнялись.

Плов был хорош и его было много. Люблю, плова много. Плов можно есть бесконечно долго, а потому, ели мы его то сидя, то лёжа. На следующий день Тимофей с казаками и Иваном ушли в Персию. Мы с Фролом, Селимом и сотней казаков остались. Другая сотня отправились на Дон с подарками. А на второй день после их отъезда, Селим, после утреннего намаза спросил меня, не нужна ли мне настоящая рабыня.

— Она персиянка?

— Персиянка. Но она, — сказал Селим, — хоть и персиянка, и из хорошего дома, но отец её восстал против Аббаса и стал кафиром, а его дети рабами и рабынями.

Как это произошло меня не интересовало, а Селим не стал углубляться, ведь его не спрашивали. Ии этого хватило, чтобы я задумался.

— У кого она тут рабыня? И как возможно её выкупить? Если она хорошая рабыня, то её не продадут, а плохая, так зачем она мне.

— Она хорошая. Она моя жена. Из-за неё я и нанялся «амбалом» в Астрахань. Её хозяин — купец. Он продаст её мне. Я, как свободный мусульманин могу выкупить жену рабыню. Для этого я и поехал сюда, но меня обманули. Я, как муж, могу выкупить её за ту цену, за которую её купил хозяин, а стоила она не дорого. Я знаю, потому, что мы с Эсфирь любили друг друга и хотели пожениться, но не успели.

— Значит, и ты тоже из «хорошего дома»?

— Мне не хочется говорить о себе.

Я посмотрел на него с кривой усмешкой и сощурив глаза.

— Хочется, не хочется, но когда-нибудь всё равно придётся. И, скорее всего, довольно скоро. По крайней мере ещё до того момента, когда мы с тобой подпишем контракт о твоей службе. Да и просто так давать тебе деньги, чтобы ты выкупил свою жену, я не стану. Без купчей на эту женщину. А для купчей нужно знать, кто ты.

— Конечно, Исфан Арасин. Я тоже был бунтовщиком. Мы пытались убить шаха Сафи, но черкес-охранник остановил раба, которого мы подкупили. Они пытали его, и он рассказал про всех, кроме меня. Мой отец воспитал его и мы с детства с ним дружили. Он смог сохранить в тайне моё имя. Как-то так, Исфан Арасин.

— Так как же тебя зовут? — спросил я.

— Селим — прозвище. Я — Байрам ибн Верди султан и правитель Дербента при шахе Сафи. После его смерти мне пришлось уехать из Персии. К тому времени я узнал, куда увезли Эсфирь, изменил имя и нанялся в «амбалы».

— Охренеть, — только и смог вымолвить я.

* * *

[1] Эфенди — господин.

[2] Исфандиар — «созданный благочестием» — персонаж иранского эпоса и «Шахнаме». Доблестный воин, погибший от руки Рустама. Его эпитет «бронзовотелый» связывают с общеиндоевропейским мифом о неуязвимом герое; в разных версиях неуязвимость Исфандиара связана с заклятием Зардошта или проглоченным им зёрнышком граната.

Глава 13

— Зачем же ты мне полностью открылся?

— Теперь мне не зазорно служить. Ты — шахзаде. Я могу тебе служить под своим именем.

— Но я тебя брал служить не к шахзаде, а к казаку Степану Разину. Это разная цена.

— Это не важно, — усмехнулся Байрам. — Имена — пустынный мираж, обман. Главное — суть человеческая. В тебе видна сила. Твой отец уехал в Персию. Будет говорить с шахом Аббасом о твоей судьбе. Не возвращайся в Персию. Оставайся здесь, но берегись шахских ассасинов.

— Ассасинов?! Разве они ещё существуют?!

— Ты слышал про них? Значит ты настоящий шахзаде. Это не персидское слово, а сирийское. И… Да, они существуют, хотя все их замки разрушены монголами. Они не так активны, но они существуют. И они приближенны ко дворцу шаха и продолжают убивать по его приказанию. У них есть свой имам.

— Я знаю, — сказал я, покопавшись в голове Стёпки. — Нур ад-Дин Али… Мы ездили к нему с отцом в Анджудан. Это где-то в горах по дороге в столицу.

— Значит, ты точно шахзаде, — проговорил и склонил голову Байрам.

Персу было что-то около сорока лет. Кроме того, что он был худ, он был ещё лыс и носаст. А потому видок у него был ещё тот. Только детишек пугать Кощеем. Мне он не внушал, честно говоря, доверие.

— Ты так и не сказал, сколько будет стоить твоя жена?

— Сто серебряных монет. Не больше. А тут такие рабыни, как моя Эсфирь, стоят почти триста.

— Ну… Я не себе её покупаю… Я хотел положить тебе недельный оклад в две копейки. Кроме содержания, конечно. Куда входит снаряжение, оружие, конь и всё, что будет нужно для службы. Сто монет тебе придётся отрабатывать пятьдесят недель, а это…

Я мысленно разделил количество дней в году на семь и получил пятьдесят две недели.

— Почти год. То есть, тебе, чтобы вернуть мне долг, придётся служить мне, получая только еду, почти целый год. Её труд я не считаю, так как она — моя рабыня и я получаю от неё то, что хочу. Тебя это устраивает? Можешь не служить мне, если сможешь найти более оплачиваемую работу.

— Тут нет никакой работы, — хмуро сказал Байрам. — И я хочу служить тебе, шахзаде.

Я пожал плечами.

— Чем ты сможешь быть мне полезным, кроме приготовления плова и жареной баранины?