Степень покорности

– Расскажи!

– Потом. Собирайся. Тебе нужно что-нибудь забрать из колонии?

– Нужно попрощаться.

– Они тебя не отпустят.

– Почему ты так думаешь?

– Степа, ты никогда не задумывался, для каких целей образована колония?

– Для познания мира, для служения красоте и знанию.

– Милый ты мой, – всхлипнула Антонина, целуя Степана в небритый подбородок. – Вставай, я тебе все потом расскажу.

– Нет! – решительно заявил Степан. – Это мой дом. Хочешь, мы поедем к тебе, я не возражаю. Но тайно бежать от друзей я не буду. Днем попрощаемся, Солнце нас благословит.

– У него есть человеческое имя? – тихо спросила Антонина.

– А зачем? Мы его и так все знаем.

– Но он же потребовал твой паспорт, – Антонина нежно погладила Степу по глазам. – Он же переписал всех нас.

– Чтоб найти, если вдруг что-нибудь случится.

– Вот именно.

– Что ты имеешь в виду? Ты что-то знаешь? Говори.

– Поверь, нам надо сматываться. Тут что-то такое… Я не знаю, но чувствую, что приближается опасность.

– Мне тоже так кажется, – признался Степан. – Солнце хочет послать меня в поездку.

– Куда?

– Туда же, куда и всех. По святым местам. Проведывать учеников на солнечном Востоке.

– В Средней Азии, – уточнила Антонина. – Скорее всего, это Туркмения или Узбекистан.

– Почему ты так решила?

– Давно живу, мое сокровище. Много видела.

Неожиданно рядом хрустнула ветка.

Влюбленные испуганно подскочили.

– Поздно! – вскрикнула Антонина. – Степа, беги!

– Кто здесь? – поднялся Степан, расправляя широкие плечи.

– Все в порядке! – Из-за кустов показались незаметные в ночном сумраке фигуры в черных одеяниях. – Мы проверяем территорию. Деревенские опять активизировались. Прислали угрожающее письмо. Вот мы и дежурим.

– Так здесь Степа не один! – радостно изумился второй голос. – Кто ты?

– Все свои, – ответил за Антонину Степан. – Скоро рассвет, мы пошли на берег.

– Сегодня моления Солнцу не будет, – заявил третий черный.

– Почему? – срывающимся от страха голосом спросила Антонина.

– Потому что сегодня утром Солнце будет судить вас. Обоих, – сурово произнес еще кто-то.

Медленно выходили на поляну все новые и новые черные фигуры, обступали тесным кольцом Степана и Антонину…

Так голыми и привели их в колонию.

Стыдили, проклинали, увещевали всей колонией.

Степану не было ни страшно, ни стыдно. Он даже рукой не прикрывался, будто специально выставляя себя на всеобщее любопытное обозрение.

– Любовь – это жизнь души! – кричал он в смущенную и агрессивную толпу. – Как вы не понимаете?

Антонина молча пряталась от людей, тесно прижимаясь к спине Степана. Вскоре ей принесли одежду. И она тут же оделась.

Степка нарочно почти до полудня разгуливал голяком, как заправский нудист, демонстрировал неподчинение.

– Степка, – шептал ему черный, – прикройся. Это же бунт. На тебя Солнце из-за занавески смотрит, все слышит!

Но Степану все было нипочем. И недоумевающие, испуганные взгляды людей, и даже сам Солнце, прячущийся за занавесками!

– Не может быть счастья в слепом подчинении! – кричал он в наглухо закрытые окна второго этажа.

– Это тебя Тонька научила? – подмигнул ему лысый толстяк в белом балахоне. – Дурак ты, парень. Лучше бы ты с ней не болтал, а…

– Что? – взревел обозленный намеком Степан.

– Что – что? Подрастешь, узнаешь, что с бабами по ночам лучше делать, – пошло ухмыльнулся толстяк.

– Проваливай, старая калоша! – цыкнул на него Степка. – Пока цел…

– Степан! – позвал его черный. – Иди сюда! Тебя Солнце к себе зовет. Серьезный разговор намечается.

Степа только этого и ждал. Он вихрем взлетел по ступеням, на ходу накинул белые одежды.

Разговор оказался неожиданным. В тот же вечер Солнце отправил его в дальнее путешествие. Антонина и тут оказалась права – до Ашхабада.

Попрощаться с Антониной ему не дали.

– Вот приедешь, тогда и… А пока мы за ней присмотрим, ты не волнуйся.

Возле лачужки, где обитала Антонина, выставили пост. Один крепкий мужик и две старухи караулили ее круглосуточно.

Глава 12

Ночи на острове были необыкновенно тихими. Их покой не нарушали ни гул самолетов, ни шум машин, ни пьяные крики гуляющих по улицам. Сон в такие ночи бывает глубок и умиротворен, но Эльзе не спалось. Она лежала в роскошной постели с открытыми глазами.

Вторая попытка побега окончилась неудачей: в последний раз она даже сумела найти и спрятать лодку, запастись продовольствием в дорогу, но в решающий момент, когда все уже было готово, ее суденышка не оказалось в том месте, где Эльза его оставляла. Она так и не смогла понять – Брандо ли прознал о побеге, или лодку нашел кто-то из островитян. Брандо ничего и не сказал, он промолчал и в предыдущий раз после ее поимки на аэродроме. Как будто даже попытки побега входили в его планы. Это раздражало больше всего. Хотя Брандо должен был ожидать, что она не станет сидеть сложа руки. Вероятно, за ней установлена слежка, и что ей теперь делать, Эльза не знала.

Брандо пытался выспросить, что она знает про наркотики, оставшиеся у Инсарова. Однажды он разбудил ее среди ночи, направил яркий свет в лицо, не дав даже встать с постели и одеться. Вопросы следовали один за другим. Эльза же, словно заводная кукла, повторяла свои придуманные и заученные ответы. Она не могла пошевелиться – Брандо придавил ее к постели. На руках остались синяки. Потом он отшвырнул фонарь и изнасиловал ее, а затем позвал пятерых охранников… Об этой ночи Эльза пыталась забыть, но никак не удавалось. Возможно, впервые в жизни она пожалела о том, что родилась женщиной.

Сейчас, подумав о той ночи, Эльза застонала и сморщила страдальческую гримасу, словно пыталась заглушить воспоминание. Но кошмар не уходил, видение было слишком ярким, желтый свет фонаря словно до сих пор бил в лицо, а жесткий взгляд Брандо так и хлестал по щекам.

Эльза откинула простыню, села на постели, закурила. Было ясно, что в течение ближайших двух часов заснуть не удастся: обычно на нее не действовали ни воображаемые скачущие через табуретки и заборы слоны, овцы и ослики, как не действовал и другой способ, к которому обычно прибегают страдающие бессонницей, – расслабиться, гипнотизируя себя и повторяя: «Моя правая рука стала тяжелой и горячей… Моя левая нога стала тяжелой…» Этот метод и вовсе способствовал пробуждению – Эльзе неожиданно становилось смешно, стоило только представить себя в этот момент со стороны. Вероятно, именно постоянный самоконтроль и мешал ей в некоторых ситуациях, когда надо бы отвлечься от всего и действовать искренне, по зову интуиции.