Степень покорности

– Как я погляжу, ты не очень-то жалуешь этого Брандо.

– Вы правы. Да и Солнце тоже… В сущности, я их ненавижу. Хотя дело тут не в них, а во мне. Я какое-то время имел глупость видеть в нем идеал человека, я… как бы это сказать… подпал под его влияние, и он казался мне прекрасен. Вы знаете, как это бывает? Рискуя быть понятым неправильно, я бы сказал, что я в него влюбился в то время. Так что, вы хотите чаю?

– Да, пожалуй.

Женщина принесла поднос с чашками. Дуя на обжигающий чай, я молчал и разглядывал стены комнаты. Цветные обои были украшены постерами: Эйнштейн, Чехов, Пикассо, какие-то молодежные исполнители, Марлон Брандо… Или не Марлон, а этот, другой Брандо…

Молодость пытается уйти от не устраивающей ее реальности, ищет себе кумиров для подражания и восхищения… К сожалению, не всегда это личности, действительно стоящие внимания.

– Не понимаю, Сергей, как это человек с вашим интеллектом мог купиться на все эти дешевые бредни, – признался я.

– Поиски идеалов, – пожал плечами Сергей. – Еще и не такие попадались. К нам и композиторы приезжали, и химики-физики…

Я непроизвольно вздрогнул:

– И что, ты был знаком с кем-то из них?

– Нет, только шапочно. Они были личными гостями Солнца и Брандо…

– Спасибо, Сергей, – сказал я, поднимаясь.

– Я вам помог?

– Да. Во всяком случае, ты навел меня на мысль.

– Послушайте, если его арестуют, вы мне сообщите?

– А за что его арестовывать? – пожал я плечами.

– Ну… А вдруг. Может, ознакомите тогда меня по дружбе с материалами?

– А почему ты так уверен, что его должны арестовать?

Сергей замялся, отвел глаза и, подумав минуту, сказал:

– Я больше всего на свете хочу, чтобы этот человек не ушел от наказания, чтобы его разоблачили как лжепророка.

– Не очень-то по-христиански, – заметил я. – Но без проблем. Если честно, мне и он, и этот Брандо тоже не симпатичны.

В коридоре я потратил остатки нервной энергии, чтобы отбиться от Людмилы Марковны, которая пыталась на ходу напичкать меня жалостливыми историями из своей жизни. И все же часть из них осела в моем сознании вроде липкой паутины, и, спускаясь на лифте, я пытался вытравить из памяти эти истории – о случайном отце Сергея, и его болезни, и нехватке денег в семье, и изменившей Сергею девушке-соседке, в которую был влюблен бедный парень, и то, что теперь он увлекся разведением животных, – вот, оказывается, откуда такой запах у него в квартире… Мне срочно требовался положительный заряд, так что я поехал в центр и напился в баре.

По второму адресу я съездил на следующий день, приятно поговорил с пожилым человеком, Василием Алексеевичем, милым и полным нездоровой полнотой дядечкой, которого в «орден» в свое время заманила идея-фикс о здоровой сельской жизни, а-ля «назад, к природе». Это произошло оттого, что Василий Алексеевич в свое время слишком много работал на ЭВМ и прочей технике, пришедшей ей на смену, и в результате стал бояться прогресса… От него я не узнал ничего нового, кроме того, что он подтвердил информацию о курьерах, а также добавил пару живописных деталей насчет методов работы секты и воздействия на человеческий разум.

– НЛП, – говорил он, запыхавшись, провожая меня до выхода и спускаясь с лестницы, – обычнейшее нейролингвистическое программирование… Примитивное зомбирование и немного гипноза. Человек входит с тобой в резонанс, а потом внушает… Нет, что-то в этом Солнце есть, не скажите, Юрий, иначе он не привлек бы на свою сторону столько людей. Да и Брандо тоже искусный проповедник… Психическая энергия, харизма, называйте как хотите, но все же он больной человек, тяжелый. И всех окружающих увлекает в мир своих больных фантазий…

Пожав руку жертве больных фантазий Великого Солнца и Брандо, я сел в машину и отправился в МУР. Теперь я собирался рассказать обо всем моему другу Вячеславу Ивановичу Грязнову, начальнику легендарного учреждения, и, как обычно, посоветоваться. Кажется, вырисовывается состав преступления. И преступления нешуточного.

Однако изобличать преступников – это не моя работа. Я – адвокат, и прежде всего мне надо думать, как смягчить участь подзащитного. А вот с этим пока заминка…

Глава 11

Уже не первый год Степан находился в колонии Великого Солнца. Привык, стерпелся. Как-то незаметно добрейший и умнейший Игорь Сергеевич, который приводил сюда много новых приверженцев из разных «приютов скорби», как он сам называл больницы, тюрьмы, превратился в недоступного простым смертным Учителя. Или же Великое Солнце, как его принято было здесь называть.

Но это и не так важно. Степан был уже не один. Среди единомышленников он понимал и чувствовал гораздо больше, чем в беседах с Игорем Сергеевичем. И про полеты души, про реинкарнации, про животворящий огонь и основу жизни – воду…

В послушании достиг высокой степени – «безропотной покорности». Мог без раздражения и обиды, смиренно принимать любые приказания, исполнять самую грязную работу. Он уже почти достиг желанной цели – черного одеяния избранных и новой жизни рядом с Великим Солнцем, непосредственно под его лучами. Но именно на пороге новой значительной жизни ему выпало великое испытание.

Прекрасное и хрупкое чудо перевернуло его жизнь вверх тормашками.

В колонии всегда с осуждением относились ко всяким там шурам-мурам и амурам. Великое Солнце категорически объявил только себя самого достойным любви и всеобщего поклонения.

Любую взаимную симпатию, возникавшую среди мужчин и женщин колонии, он называл «постыдной плотской невоздержанностью».

Антонина Гавриловна появилась в колонии, когда ей было около тридцати, то есть она почти на десять лет была старше Степана. Чувство, направившее к нему Антонину, было светлым и непорочным – она хотела помочь несчастному пареньку, изувеченному физически и нравственно, искалеченному недостатком теплых материнских чувств.

Степан живо, трепетно откликнулся на ее инициативу. С первых же дней появления Антонины они охотно оставались вместе на дежурства и подолгу беседовали вечерами у костра.

Сначала больше говорил Степан. Как человек, уже долгое время находящийся в колонии, умудренный, знающий, он учил Антонину основам учения Великого Солнца, обычаям и обрядам, объяснял странности и кажущиеся нелепости жизнеустройства, которые сформировались по мере того, как прибывали все новые люди, основывались на практических итогах сложных и трагических событий.

Антонина с большим интересом воспринимала его слова. Она, будучи человеком с университетским образованием, понимала гораздо больше Степана, осознавала всю чушь и дичь словоизлияний Великого Солнца.