Степная дорога
Шрифт:
– Куда?..
– Туда!
Страж толкнул его в спину. Едва не пропахав носом каменный пол подвала, Соллий вывалился в узкий коридор. Немилосердно браня нерасторопного пленника и то и дело награждая его тычками и затрещинами, страж подогнал Соллия к ступеням, ведущим наверх. Вскоре Соллий, изрядно помятый, с подбитым глазом и распухшими запястьями, но целый и здоровый, предстал перед кунсом Винитарием. А рядом с кунсом стоял и холодно глядел куда-то мимо пленника Арих.
– Ты этого человека просил отдать тебе в рабство? – спросил Винитарий, когда Соллий остановился, тяжело переводя дыхание и тараща удивленные глаза.
– Да, – ответил
– Забирай его, – сказал Винитарий. – Он твой. Можешь делать с ним все, что тебе угодно.
Арих поклонился кунсу в знак благодарности и повернулся к Соллию.
– Ты свободен, – сказал он. – Уходи отсюда. – И добавил: – Святы Близнецы, чтимые в Трех Мирах…
– И Отец Их, Предвечный и Нерожденный, – отозвался Соллий и низко склонился перед Арихом. – Прощай, брат.
Арих не ответил. Поначалу он думал, что внезапное признание Близнецов своими Богами он сделал несерьезно, просто ради спасения старого товарища. Но увидев, как блеснули слезы на глазах Соллия, вдруг устыдился и от души попросил прощения у Богов друга за то, что обидел их неискренностью.
"Боги моего Соллия! – мысленно обратился Арих к Близнецам. – Храните его от беды и… присматривайте за ним, что ли. Он не воин и мало знает людей. А я почту вас под корнями того дерева, где убил человека, и принесу вам в жертву молодого бычка… – Тут Арих вовремя воспомнил о том, что говорил Соллий о жертвоприношениях и о том, как относятся Близнецы к кровавым жертвам. – Нет, лучше цветы… и что вы там еще любите?"
Он усмехнулся.
Глава двенадцатая
ПЕСНЬ МЕЧА, ТАНЕЦ СМЕРТИ
О том, какие непотребства чинил Людоед над своими наложницами, никогда не говорили между собой даже видавшие виды комесы лютого Винитария. По правде сказать, мало кому это было любопытно. Иногда Винитарий оставлял девушек у себя, иногда сбывал их на сторону. Случалось, отдавал на потеху комесам.
Домаслава, видать, не угодила кунсу, потому что он вывел ее к дружинникам на следующее же утро. Девушка была в одной только рубахе, не прикрывавшей колени и разорванной в нескольких местах, босая. Кунс безжалостно тащил ее за толстую русую косу, растрепанную, заплетенную кое-как, и посмеивался в свою густую светлую бороду. Лицо девушки, с разбитой, опухшей верхней губой и расцарапанной скулой, было залито слезами. В глазах метался животный ужас: она уже плохо понимала, где находится и что с нею случилось. Рассудок отказывался ухватывать происходящее.
– Глядите – ай, какая стыдодейка! – молвил он. – В одной рубахе бродит, точно дитя малое, а у самой уж и грудь видна в прореху!
Комесы засмеялись. Некоторые начали щурить глаза, присматриваясь к тому, что позволяла увидеть короткая рубаха.
– Пробралась в мою постель, – продолжал насмехаться Винитарий, – да давай там плакать! Кто тебя принуждал? Отвечай: принуждал тебя кто-нибудь? – Он вдруг изо всех сил рванул косу, так что девушка вскрикнула от боли и неожиданности. – Говори!
На скуле Домаславы горело красное пятно. По щекам бил, подумал Арих. Он не одобрял жестокого отношения к женщинам. Лошадь – и ту надлежит ласкать, уговаривать, шептать ей добрые слова и угощать вкусным, чтобы хорошо служила человеку. А что говорить о женщине! Ведь она не только для бездельной утехи. Женщина – будь то первая жена или последняя наложница – приносит тебе детей. Она заботится о твоей одежде, о пище для всего дома. В конце концов, она засыпает рядом с тобой в
постели. Арих никогда не стал бы поднимать руку на того, кто спит рядом. Тому, с кем делишь ложе, нужно доверять. А какое уж тут доверие, если и по лицу бьет, и за косу таскает, и перед дружиной своей так открыто позорит…– Я оставляю ее вам, – сказал Винитарий. – Мне она не нужна. В постели как бревно, не улыбнется, не приласкает. Только плачет да вырывается, пока ей руки не выкрутишь. Забирайте! Может быть, кому-нибудь из вас эта злюка глянется?
– Много сыщется здесь таких, кому твоя злюка очень даже глянется, кунс! – заверил Винитария Бледа, улыбаясь.
И правда, дружинники уже начали переглядываться, подталкивать друг друга в бок кулаками, подмаргивать. Начинали уже готовить жребии, чтобы определить очередность. Когда кунс отдает не угодившую наложницу на потеху дружине, ее берут все по очереди, чтобы всяк мог натешиться и не счесть себя обиженным. С такими рабынями поступали как с военной добычей, ни прав для них не признавая, ни милосердия. А то, что сельская девушка не была рабыней, – про то и не думали. Винитарий ее вместо дани забрал, и село молчаливо позволило кунсу так поступить. Стало быть, в рабство Домаславу отдали.
Домаслава глядела на смеющихся мужчин обезумев от боли и страха. Казалось, она и впрямь плохо понимает, где находится и что с ней происходит. Арих невольно покачал головой. Как это удалось Винитарию за одну только ночь превратить уверенную в себе, красивую девушку в это забитое, почти не похожее на человека существо?
Винитарий уловил неодобрительный взгляд своего меткого лучника.
– А ты, Арих? – спросил он, все еще посмеиваясь. – Будешь участвовать?
– В чем? – в упор спросил Арих.
– Гляди! – обратился к Домаславе Винитарий. – Вот человек, который убил твоего любовника!
Арих встретился с девушкой глазами. Он и не думал опускать взора. Там, у старого дуба, он поступил так, как считал нужным. Кунс принял его к себе, кунс дает ему и кров, и одежду, и оружие, кунс кормит из своих рук. Не защитить его – значило поступиться долгом.
Домаслава закусила распухшие губы. Она боялась закричать. Плоское узкоглазое лицо стрелка вызывало у нее необоримый страх.
– Красивая была, – сказал Арих с укоризной, обращаясь к Винитарию. – Зачем ты ее бил?
– Захотелось мне, вот и бил, – резко ответил кунс. Он почувствовал в тоне стрелка осуждение, и это ему ох как не понравилось. – Так будешь участвовать в жеребьевке? Если да, то дай Бледе что-нибудь из своих вещей.
– Для чего? – не понял Арих.
– Чтобы все по справедливости, – терпеливо разъяснял непонятливому Винитарий. Решил, что по первости не смекает Арих, дикий степной человек, какое веселье ему выпало. – Девушку эту я отдаю своим дружинникам на потеху. Понял ты наконец, дикарь? А чтобы никто из вас не остался в обиде, предоставим Богам решать: кто первый возьмет девчонку, кто второй – и так далее…
– БОГАМ? – Арих, казалось, не верил собственным ушам. – Ты думаешь, Боги участвуют в этом грязном деле? Для чего ты приплел их к этому? Смотри, Винитарий, они тебя покарают! Сколько я знаю Богов, все они мстительны и не любят грязи, а ты, похоже, разводишь ее нарочно, кунс!
Теперь замолчали уже все. Арих забылся – он упустил из виду, что давно уже не был вождем, хааном, что теперь он обыкновенный дружинник, один из многих в свите Винитария. Он говорил как вождь и сын вождя. И почему-то никто не посмел его прервать.