Степная дорога

Так и случилось. Две легких всадницы на лохматых симуранах, казавшихся ослепительными в пронизанном солнцем горном воздухе, пронеслись над ним раз, другой, а затем снизились, и одна из них заговорила с путником. Салих видел, как трудно даются ей человечьи слова, слишком грубые для нежных уст. Виллины общались между собой бессловесно, передавая образы, картины и мысли сразу – из сознания в сознание. Люди были лишены этой благодати. И все же слабый отзвук бессловесного общения долетал и до Салиха.

Девушка, похожая на видение, произнесла:

– Твоя усталость, твой голод, твой холод. Мы все это видим.

И Салих словно со стороны увидел самого себя, одетого в теплые, но делающие его неуклюжим вещи. Увидел свое лицо, обветренное и хмурое, с тревожными глазами.

– Я не хотел нарушать покоя вашей земли, – сказал он, останавливаясь. – Я пришел сюда случайно.

Девушка улыбнулась. Вторая, снизившись, принялась летать вокруг.

– Никто не обеспокоен, – заверила она. – Тебе худо, Бескрылый. Иди с нами!

И Салих, поблагодарив за приглашение, послушно побрел следом. Вот когда он в полной мере ощутил себя "бескрылым"! Глядя, как резвятся в воздухе молодые виллы, как легко и радостно им общаться друг с другом, с солнечным светом, с горами, он чувствовал себя прикованным к земле, обремененным громоздкой плотью и не меньшей тяжестью давних дум.

Его встретили Крылатые. Совершенство их легких, маленьких тел, странных, неуловимо нечеловеческих и в то же время прекрасных лиц поразило Салиха. "Бескрылый… Бескрылый…" – непрестанно билось у него в голове.

Да, он – Бескрылый.

Толпа расступилась, и показался человек с длинными седыми волосами и гордой, прямой осанкой. Вождь, сообразил Салих. Как здесь принято обращаться к вождям? Как их приветствуют? Не угадаешь ведь: в Саккареме надлежит опускать глаза и низко кланяться, а перед венценосным шадом так и вовсе простираться на земле, раскинув руки; в Вечной Степи за взгляд себе под ноги его чуть не избили в кровь: степняки не любят, когда перед ними кто-нибудь высматривает подземных духов…

Вождь смотрел на гостя и ждал. Ждал терпеливо, спокойно. Даже, пожалуй, доброжелательно.

Что ж, коли так…

Салих поклонился, не спеша, почтительно. Выпрямляясь, молвил, тщательно выговаривая каждое слово:

– Будь здрав и силен, Отец Мужей.

Вождь быстро повернул голову к одной из вилл, пришедших вместе с незнакомцем. Та быстро просвистела, по-птичьи процокала что-то и улыбнулась. Эта улыбка, точно эхом, появилась и на лице вождя. Он жестом показал Салиху, что тот может остаться.

– Я не обременю вас надолго, Крылатые Господа, – заверил Салих, обращаясь к вождю и в то же время вертя головой во все стороны как бы в поисках того, кто понял бы его речь. – Я жду здесь ту, что ушла в пещеры… Видят Боги, я последовал бы за ней даже в самое сердце Самоцветных Гор, где кипит и плавится руда…

Вождь еще раз улыбнулся, терпеливо и приветливо, а затем ушел, оставив гостя на попечение любопытных молодых вилл.

К вечеру Салиха уже замучили. С цветами в волосах, с кружкой козьего молока в руке, он сидел на мягкой траве в окружении девушек и подростков, которые наперебой обучали его своей речи. Он послушно закрывал глаза, когда тонкие, невесомые пальчики прикасались к его векам, и вслушивался в себя, в мир вокруг, в своих собеседников, пытаясь увидеть те картины, что рисовали они в своем воображении.

Иногда перед его внутренним взором пролетало что-то… Земля глубоко внизу, под крылатым псом… Широкие перепончатые крылья симуранов, их жесткая шерсть, их мощные лапы… Тропинка и на ней люди – там, в долине, где все кажется игрушечным… Но чаще он улавливал только свет и веселое, доброе тепло.

"Бескрылый". Этим все сказано.

***

Каково же было удивление Салиха, когда на следующий день он обнаружил, что он – не единственный Бескрылый, нашедший приют у виллинов. Просто тот, второй, сторонился – и своих добросердечных хозяев, нового гостя.

Встретились они случайно. Салих с гребнем в руке охаживал большого золотисто-коричневого симурана. Утром он сказал вилле, которая показала ему место для ночлега и принесла теплое одеяло, что не хочет быть для племени обузой. Она засмеялась, жестом показав, что без работы его, в таком случае, не оставит. И принесла большой деревянный гребень с широкими зубцами.

Вот теперь Салих и трудился. Симуран подставлял чесальщику лохматые бока, то и дело шумно вздыхал, поворачивал морду и косил глазом на непонятное существо, которое и похоже на Крылатых Господ, и не похоже на них. Больно уж неуклюжее, громадное это существо, больно уж оно шумное.

Подшерсток, вычесанный из крылатого пса, Салих складывал в корзину. Набралось уже больше половины. Время от времени Салих проводил рукой по гладким, шелковистым бокам и нашептывал чудесному зверю ласковые и льстивые слова. Так он поступал с лошадьми – а симуран, по представлению Салиха, мало чем отличался от коня. Такой же близкий человеку, умный, красивый.

Набравшись смелости, коснулся могучих крыльев. Симуран сморщил нос – ему не понравилось это прикосновение. Салих тотчас отдернул руку и снова взялся за гребень.

Он не сразу почувствовал на себе сторонний взгляд. Видать, в безопасности себя мнил – вот и не озирался по сторонам.

Тот, кто наблюдал за ним вот уже несколько минут, тоже был Бескрылым. Длинные светлые волосы гостя виллинов были заплетены в косы, перетянутые ремешками. С первого взгляда он казался старым: обильная проседь в волосах и бороде, резкие морщины на очень бледном, слегка одутловатом лице с красными, будто нарисованными пятнами на щеках и уродливым шрамом, пересекавшим это лицо наискось. Салиху не потребовалось даже выискивать следы недавних кандалов на запястьях незнакомца – цвет кожи сказал ему обо всем и сразу.

– Поздорову тебе, брат, – сказал Салих, заговорив с незнакомцем первым.

Тот угрюмо отмолчался. "Я тебе не брат", – безошибочно прочитал Салих в его глазах. Он снова отвернулся к симурану. "Что приставать к человеку? – подумалось Салиху. – По всему видать, кто он и откуда. Только из рудников выносят такую страшную бледность… Сколько же лет нужно не видеть солнечного света? Вон, щурится… Глаза, наверное, слезятся."

У самого Салиха слезы начинали течь только при ярком солнечном свете или при сильном ветре. Но он знал, что бывают люди, проведшие на руднике не год и не полтора, как он сам, а десятки лет – те начинали превращаться в летучих мышей: превосходно видели в темноте, но слепли на свету. Впрочем, на свет они так и не выходили. Очень немногим удавалось покинуть Самоцветные Горы.