Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Добавочный штрих к характеристике тагарского общества — низкая средняя продолжительность жизни тагарцев: 42–43 года — для мужчин, 38–39 лет — для женщин, а с учетом детей и юношей средняя продолжительность жизни тагарцев равнялась 26,5 годам (Козинцев А.Г., 1971, с. 152).
Самоназвание людей тагарской культуры или имя, которым их называли другие народы, неизвестно. Минусинская котловина находилась слишком далеко как от античного мира, так и от Китая и, по-видимому, в тагарскую эпоху ни прямо, ни опосредованно не была связана ни с тем, ни с другим миром. Показательно полное отсутствие и греческого, и китайского импорта в Минусинской котловине в то время. Какие-то непрямые связи существовали, видимо, с ахеменидским Ираном, поскольку иранское влияние ощутимо в некоторых предметах вооружения, конском уборе и зверином стиле V–IV вв. до н. э. Оно было много слабее, чем в Восточном Казахстане и Горном Алтае в ту же эпоху, и достигало Минусинской котловины, видимо, как раз через территории Восточного Казахстана и соседних областей. Но и в иранских
Еще с конца прошлого века в литературе принято отождествлять носителей тагарской культуры с «белокурыми народами» — «билами», «гелочами», динлинами, упоминаемыми в китайских летописях и локализуемыми где-то в Сибири (В.В. Радлов, Г.Е. Грум-Гржимайло, С.А. Теплоухов, Г.Ф. Дебец, С.В. Киселев, Л.Н. Гумилев и др.). Это отождествление вызвано тем, что черепа людей тагарской культуры европеоидны, как было установлено еще в XIX в. исследованиями К.И. Горощенко. Это казалось в то время удивительным и уникальным для Сибири, где русские встретились исключительно с монголоидным населением. В дальнейшем антропологи установили, что европеоидное население и население смешанного европеоидно-монголоидного типа было в древности распространено очень широко в Казахстане, Западной Сибири и даже западной Монголии, и ничего уникального в том факте, что тагарцы были европеоидами, нет. Тем не менее, в различных сводных работах продолжали по традиции называть людей тагарской культуры динлинами. Между тем, еще Н.Я. Бичурин в 50-х годах XIX в., а затем Ван И-Вэй и О. Мэнчен-Хэлфен в 30-х годах XX в. установили, что если собрать все сведения о динлинах Южной Сибири из китайских летописей, то выяснится, что они жили в период с конца III в. до н. э. по III в. н. э., а территория их расселения простиралась от Байкала до Оби или Иртыша и они были кочевниками (Бичурин Н.Я., 1950а, с. 50, 214; Maenchen-Helfen O., 1939, p. 77, 78, 80). Таким образом, ни хронологические, ни географические рамки, отводимые динлинам, ни характеристика их хозяйства и образа жизни не соответствуют тагарской культуре (Членова Н.Л., 1967, с. 220–222).
По физическому типу люди тагарской культуры были европеоидами, сходными со скифами Причерноморья (табл. 59, 1) (Дебец Г.Ф., 1948; Алексеев В.П., 1961). Однако прямая связь со скифами Причерноморья исключается (Алексеев В.П., 1961, с. 253, 258). На носителей предшествующей «классической» карасукской культуры люди тагарской культуры очень непохожи (Дебец Г.Ф., 1948; Алексеев В.П., 1961; Козинцев А.Г., 1977, с. 67). По сумме признаков «тагарцы» более всего сходны с «афанасьевцами», «андроновцами-федоровцами» и носителями лугавской культуры (Козинцев А.Г., 1977, с. 67). Тагарское население по физическому типу было очень неоднородно. Эта неоднородность — следствие «механического смешения нескольких компонентов, осколков прежних этносов, из которых складывалась тагарская общность» (Козинцев А.Г., 1977, с. 68).
Данные палеоантропологии соответствуют археологическим данным о происхождении тагарской культуры, бывшей одной из культур «скифского мира», точнее восточной его части. Но и среди «восточноскифских» культур тагарская занимает достаточно обособленное место.
Многие категории тагарских бронзовых вещей (ранние формы кинжалов, чеканы, кельты, некоторые формы ножей и зеркал), многое в «минусинском стиле» являются развитием «классических» карасукских. Однако керамика, большинство украшений, погребальный обряд тагарской культуры, как и физический тип ее населения, резко отличны от карасукских. Стало быть, связь тагарской и собственно карасукской культур не генетическая. Подробнее о происхождении тагарской культуры см. выше.
На протяжении VI в. до н. э. тагарская культура существует в некоторой изоляции от своих западных соседей, что приводит к ее своеобразию и придает ей неповторимый отпечаток. В конце VI–V в. до н. э. наблюдается приток населения из Восточного Казахстана и более близких районов Западной Сибири, принесшего с собой многие новые формы бронзовых вещей — некоторые формы кинжалов, чеканов, ножей, зеркал, а также «алтайский звериный стиль», а в северо-западную часть ареала тагарской культуры — и некоторые формы керамики.
В этот же период тагарская культура и ее носители проникают в район Красноярска, создав там особый вариант культуры. Развитие тагарской культуры в Минусинской котловине и северо-восточных районах Кемеровской обл. заканчивается ее смешением с новой, таштыкской, культурой. Результатом этого смешения стали памятники так называемого тесинского этапа. Однако есть данные, что по крайней мере в северо-западной своей части тагарская культура продолжала существовать и позже, параллельно с таштыкской, вплоть до II в. н. э. (раскопки Э.Б. Вадецкой).
Этническая принадлежность носителей тагарской культуры неизвестна. Можно предполагать, что они были ираноязычны, как одни из их предков — «андроновцы» и как родственные им по культуре скифы Причерноморья, савроматы и саки. Менее вероятно (хотя и не исключено), что люди тагарской культуры были кетоязычны (Членова Н.Л., 1967, с. 222, 223).
Тесинский
этап(М.Н. Пшеницына)
На рубеже III и II вв. до н. э. на среднем Енисее в среде тагарского населения начали складываться и получать развитие основные элементы, характерные в дальнейшем для таштыкской культуры.
Главными источниками для изучения культуры древних племен Минусинских степей в последние века до нашей эры служат погребальные памятники — огромные одиночные курганы с земляными насыпями и массивными каменными стенами в их основании, а также грунтовые могильники, состоящие из многих отдельных могил (карта 12). Все они характерны для завершающей фазы развития тагарской культуры и перехода к последующей, таштыкской, эпохе. Судя по археологическим данным, этот период на среднем Енисее, именуемый тесинским этапом, охватывает два последних века до нашей эры и выступает как самостоятельный, но носящий переходный характер. В литературе вопрос о культурно-исторической принадлежности памятников II–I вв. до н. э. Минусинских степей еще недостаточно освещен и дискуссионен. С.А. Теплоухов (1929, с. 49, 50), располагая данными о раскопках только трех больших одиночных курганов, первым обосновал выделение этих памятников в особую хронологическую группу и охарактеризовал ими завершающий (IV) этап минусинской курганной (тагарской) культуры. С.В. Киселев (1951, с. 276–285) вслед за ним отнес их к переходной стадии III тагарской культуры и датировал временем «около начала нашей эры».
Располагая более обширным материалом и новыми фактами, Л.Р. Кызласов (1960, с. 24, 25, 115) предложил именовать этот период тагаро-тыштыкским этапом, датируемым II — серединой I в. до н. э. Н.Л. Членова (1964а, с. 281, 287, 307) считала эти памятники уже таштыкскими. А.И. Мартынов и его сотрудники, изучая открытые ими аналогичные памятники в лесостепной полосе юга Сибири, относили их к тагаро-таштыкскому (шестаковскому) переходному этапу и датировали II–I вв. до н. э. (Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М., 1971, с. 150–159; Мартынова Г.С., 1971, с. 18–21; Мартынов А.И., 1974, с. 231–234; 1979, с. 85–91). В последнее время они сделали попытку выделить в лесостепной зоне Южной Сибири новую археологическую культуру II в. до н. э. — I в. н. э., назвав ее шестаковской (Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М., 1979, с. 33–35). М.П. Грязнов (1968, с. 191–194; 1979, с. 4), развивая и уточняя построения С.А. Теплоухова и С.В. Киселева, опираясь при этом на новые обширные материалы, отнес эти памятники к завершающему этапу тагарской культуры, назвал его тесинским и датировал, как и Л.Р. Кызласов. II–I вв. до н. э. В последние годы появилась еще одна точка зрения, согласно которой тесинские курганы были оставлены местными позднетагарскими племенами, а грунтовые могильники — новым пришлым населением (Вадецкая Э.Б., 1986б, с. 92. 99, 100). Мы не разделяем этого мнения.
Такое разнообразие точек зрения объясняется тем, что в погребальных обрядах тесинского этапа еще живут и развиваются традиции тагарской культуры, но вместе с тем появляются новые, часть которых получает дальнейшее развитие в таштыкскую эпоху. Это обстоятельство впервые отметил С.В. Киселев (1951, с. 282–285), а затем убедительно обосновал Л.Р. Кызласов (1960, с. 24–27, 162 и др.).
Долгое время единственным источником для изучения культуры племен тесинского этапа были огромные одиночные курганы с захоронением 100 и более человек в одной камере. Три таких кургана раскопаны в конце прошлого века. Первый из них, называемый Большой Тесинский, исследован в 1889 г. финской экспедицией И.Р. Аспелина (Tallgren А.М., 1921, p. 1–19). Именем этого кургана М.П. Грязнов назвал и период, к которому он относится, — тесинский этап тагарской культуры. В 1889 г. Д.А. Клеменц произвел раскопки Большого Уйбатского кургана (Киселев С.В., 1951, с. 276–278, 413). В 1895 и 1897 гг. А.В. Адрианов раскопал курган (8) у оз. Кызыл-Куль. Четвертый курган исследован уже в советское время А.Н. Липским на речке Туим (Кызласов Л.Р., 1960, с. 25, 26).
Основной материал по изучению больших тесинских курганов получен в результате раскопок Красноярской экспедиции Ленинградского отделения Института археологии АН СССР в 1966–1977 гг., проводившихся с полным исследованием всего намогильного сооружения, детальной расчисткой его архитектурных конструкций и их графической документацией. Четыре кургана раскопано М.Н. Пшеницыной в пунктах Барсучиха I; Тепсей XVI; Разлив I и III; один курган — Г.А. Максименковым близ совхоза Новый Сарагаш (Пшеницына М.Н., 1968; 1973б; Пшеницына М.Н., Завьялов В.А., Пяткин Б.Н.; 1975; Пшеницына М.Н., Немировская Е.А., Ефимов В.Г., 1978; Максименков Г.А., 1968). Кроме того, в 1981–1982 гг. в Шарыповском р-не Красноярского края, в с. Береш, исследовано еще два тесинских склепа (Субботин А.В., 1983, с. 64–66; Вадецкая Э.Б., Гультов С.Б., 1986, с. 95–991; один — на юге Хакасии (Медведка I) (Седых В.Н., 1983; Боковенко Н.А., Седых В.Н., Красниенко С.В., 1983, с. 77–79).