Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Широкое распространение на среднем Енисее во II–I вв. до н. э. принадлежностей одежды и украшений, одинаковых с хуннскими, несомненно, связано с созданием и возвышением на рубеже III и II вв. до н. э. в степях северной Монголии и Забайкалья державы хунну и ее экспансией на соседние территории, в частности, в районы Тувы и Минусинской котловины (Кызласов Л.Р., 1960, с. 161–166). Спектральный анализ бронзовых поясных пряжек и других деталей одежды из тесинских грунтовых могильников (Тепсей, Каменка) и склепа Барсучиха I, серии бронзовых изделий из Косогольского и других кладов и из случайных находок в Минусинских степях, а также идентичных им вещей из хуннских памятников Забайкалья указал на местное производство этих вещей на Енисее. Среди них оказалось лишь несколько изделий, сходных по химическому составу с изделиями одного из металлургических центров хунну. Таким образом, бронзовые детали одежды по форме одинаковы с забайкальскими, по составу же аналогичны бронзам традиционных тагарских форм, «которые также встречаются в тесинских комплексах». Енисейские мастера использовали образцы хуннских бронз, изготовленные в Монголии и Забайкалье. Вполне возможно, что их отливали на среднем Енисее «не просто по хуннским образцам, но и для самих хунну, которые держали указанную территорию под своим контролем». С образованием на среднем Енисее таштыкской культуры бронзы этих типов «выходят из употребления и поступают на переплавку, встречаясь только в кладах „литейщиков“ типа Косогольского,
Основой хозяйства населения тесинского этапа оставались, как и прежде, яйлажное скотоводство и мотыжное земледелие, что нашло отражение в погребальных обрядах. В частности, распространение обычая консервации трупов для длительного их хранения было, как предполагает М.П. Грязнов, следствием существования яйлажной системы хозяйства и обусловленного этим полукочевого образа жизни. Такой обычай мог зародиться лишь в тех случаях, когда день смерти и день похорон отделялись друг от друга длительным промежутком времени. Он указывает на систему хозяйства, вынуждающую родичей в течение долгого времени находиться вдали от своего родового кладбища. Природные условия Минусинских степей наиболее пригодны для развития яйлажного скотоводства. О его большой роли в хозяйстве тесинских племен свидетельствует обычай похоронных тризн, предшествовавших погребению умершего в склеп или могилу. В жертву ему приносили животное, чаще всего овцу, мясо которой съедали, а шкуру с оставленными в ней черепом и костями нижнего отдела ног укладывали вместе с покойником.
Погребальные памятники не содержат прямых свидетельств о земледелии тесинских племен. Однако около одного из укрепленных городищ близ с. Троицкое обнаружен оросительный канал, выходящий из старицы р. Тесь и выводящий в степь воду. Значительным дополнением к скотоводству и земледелию была охота, о чем свидетельствуют находки большого количества костяных наконечников стрел и изделий из рога, а также выполненных в бронзе стилизованных изображений животных.
Особое место среди тесинских древностей занимают ажурные поясные пластины с изображением пары противостоящих быков, коней или верблюдов, либо со сценами борьбы реальных или фантастических животных. По мнению М.П. Грязнова, эти сюжеты, чрезвычайно популярные в изобразительном искусстве ранних кочевников гуннского времени Южной Сибири, следует рассматривать как сюжеты древнего героического эпоса. Описание поединка коней-богатырей в некоторых алтайских и монголо-ойротских поэмах полностью соответствует стандартному каноническому образу борьбы двух коней на тесинских поясных пластинах (Грязнов М.П., 1961, с. 15–17). Исследователь считает, что изображение двух пар извивающихся змей, борьба дракона с тигром и другие сюжеты, встречающиеся на пластинах, частично могут быть иллюстрациями древнего героического эпоса, частично иметь мифологическое содержание (Grjaznow M., 1970. s. 241). Некоторые из них известны во многих экземплярах, почти совершенно идентичных в Минусинской котловине, Забайкалье и Ордосе. Вопрос об их происхождении еще не решен. По мнению А.И. Мартынова (1969) и М.А. Дэвлет (1980б), ажурные поясные пластины, впервые появившиеся и получившие широкое распространение на среднем Енисее во II–I вв. до н. э., отливались местными сибирскими мастерами по полученным от хунну образцам. М.А. Дэвлет считает, что прототипов этим пластинам в памятниках собственно тагарской культуры мы найти не можем, «генетически они не связаны с тагарским звериным стилем» (Дэвлет М.А., 1980б, с. 18–20). Предполагается, что эти пластины «механически копировались и воспроизводились как на Енисее, так и далеко на востоке» (Grjaznow М., 1970, s. 241). Характерная черта искусства племен II–I вв. до н. э. — «развитие традиций старого тагарского искусства и появление новых сюжетов, связанных с культурой хунну и лесных племен Западной Сибири». На среднем Енисее «появляются изображения лошади, не характерные ранее для тагарского искусства» (Мартынов А.И., 1979, с. 130).
Таким образом, тесинский этап в развитии культуры племен среднего Енисея следует рассматривать как длительный переход от тагарской культуры к таштыкской. Этот процесс шел довольно сложным путем, что и нашло отражение в разнообразии типов погребальных памятников, которое мы наблюдаем на тесинском переходном этапе. Различные по погребальному обряду кладбища — традиционные одиночные курганы-склепы и могилы, либо составляющие отдельные грунтовые могильники, либо устроенные внутри оград и могил более древних эпох, — отражают сложность социальной структуры общества того времени и, вероятно, его этническую неоднородность. Б результате сравнительного анализа антропологического материала тесинских и таштыкских могильников среднего Енисея сделан следующий предварительный вывод: на тесинском этапе «имеет место приток слабо монголизированного на селения, а в таштыкское время оно начинает растворяться в местном населении». Как отмечено, в тесинском могильнике Каменка V захоронены люди, занимавшие более высокое социальное положение, чем погребенные в расположенном рядом таком же могильнике Каменка III. Анализируя материалы этих могильников, И.И. Гохман пришел к заключению, что в Каменке V прослеживаются антропологические особенности еще классического тагарского населения и что на тесинском этапе потомки тагарцев занимали в этой общине привилегированное положение (Алексеев В.П., Гохман И.И., Тумэн Д., 1987, с. 233, 234).
В свете изложенного тесинский этап на среднем Енисее предстает сегодня как самостоятельная и сложная по существу происходящих в этот период процессов эпоха, отразившая, видимо, первое проникновение каких-то новых этнических элементов в среду тагарского населения Минусинских степей.
Таштыкская культура
(Э.Б. Вадецкая)
Первые раскопки погребальных сооружений культуры связаны с именем сибирского археолога-любители А.В. Адрианова, который провел их в 1883 г. на о-ве Тагарском (ныне часть г. Минусинск), в 1898–1899 гг. — под Абаканской управой (совр. г. Абакан) и в 1908 г. — в логу горы Оглахты, в 40 км к северу от г. Абакан. Особенную известность приобрели последние раскопки, так как в могильнике оказалось три хорошо сохранившихся сруба, содержавших человеческие мумии, человекоподобные чучела, сшитые из кожи и набитые травой, гипсовые лицевые маски, берестяные головные уборы, обшитые шелком, деревянную посуду и модели оружия, а также остатки кожаных и меховых одежд. Большое значение могильника для изучения таштыкской культуры сохраняется до сих пор. Кроме А.В.
Адрианова, в те же годы (1888 г.) две погребальные камеры под Минусинском были раскопаны ссыльным народовольцем Д.А. Клеменцем.В отдельный исторический период, или культуру эти памятники были выделены С.А. Теплоуховым, который назвал их таштыкскими по месту собственных раскопок на р Таштык и разделил на два этапа, для каждого из которых характерны особый тип погребальных сооружений, керамика и другие особенности. К раннему этапу (I–II вв.), или переходному от тагарской культуры к таштыкской, он отнес глубокие грунтовые могилы, а к позднему, собственно таштыкскому (III–IV вв.), — неглубокие котлованы под каменно-земляными квадратными насыпями, которые в дальнейшем в литературе стали именоваться склепами. Возникновение грунтовых могил он объяснил проникновением на Енисей новых народностей из Центральной Азии, а в склепах видел памятники смешанного населения. Поэтому грунтовые могильники он синхронизировал с поздними курганами тагарской культуры (Теплоухов С.А., 1929, с. 50. 51). Многие представления С.А. Теплоухова оказались справедливыми. В частности, в настоящее время археологические материалы и радиоуглеродные даты подтвердили сосуществование тагарских курганов с грунтовыми таштыкскими могильниками (Ермолова И.М., Марков Ю.Н., 1983, с. 97). Сам С.А. Теплоухов раскопал два склепа и 20 могил (Барсучиха IV; Горькое Озеро; Таштык). Им были также обнаружены ямки с остатками похоронных и поминальных тризн, которые он принял за могилы.
После работ С.А. Теплоухова наибольшие исследования таштыкских памятников проведены С.В. Киселевым, В.П. Левашевой, Л.Р. Кызласовым, М.П. Грязновым и Э.Б. Вадецкой (Киселев С.В., 1929; 1951; Грязнов М.П., 1979б, с. 90–141; Кызласов Л.Р., 1960; Вадецкая Э.Б., 1975, с. 173–183; 1981а. Полную библиографию и архивы см.: Вадецкая Э.Б., 1986б, с. 1–46-156).
Г.П. Сосновский (1933) в публикации Оглахтинского могильника, исследованного А.В. Адриановым, высказал суждение, что разница в типах таштыкских погребальных сооружений может объясняться не только хронологическими, но и социально-экономическими причинами. Исходя не только из археологического материала, но и из вероятной эволюции общественного разделения труда (между скотоводами и земледельцами), он пришел к выводу, что в грунтовых могилах похоронены оседлые пастухи и земледельцы, а в склепах — скотоводы-полукочевники. Однако он не смог достаточно четко обрисовать взаимоотношения между пастухами и кочевниками, поскольку грунтовые могилы он, как и С.А. Теплоухов, синхронизировал не со склепами, а с тагарскими курганами, таштыкские же склепы считал генетически связанными с тагарскими. Тем не менее, гипотеза Г.П. Сосновского положила начало до сих пор не прекращающейся дискуссии о соотношении могил и склепов, а также о связанной с этим вопросом внутренней хронологии культуры.
Самые крупные исследования принадлежат С.В. Киселеву, который раскопал 24 склепа и около 50 могил и «поминов» (ямок с остатками тризн). Особенно удачные исследования проведены на Уйбатском чаатасе, поблизости от тагарского кургана Д.А. Клеменца. Здесь в склепах сохранилось много масок, остатков одежд, фигурок людей, животных и утвари. Склепы, исследованные С.В. Киселевым, отличаясь разнообразием в конструкциях, содержали сходную керамику, а некоторые, кроме того, — изделия и маски, аналогичные найденным в позднетагарских курганах (тесинский этап). Не прослеживались также значительные различия между керамикой склепов и расположенных рядом грунтовых могил. Все эти признаки привели С.В. Киселева к выводу об одновременности могильников и склепов в пределах I–IV вв. и о том, что ранние из них синхронны поздним тагарским курганам. Два типа погребальных сооружений он связывал с двумя различными социальными группами населения, поскольку материалы из могил были беднее, чем из склепов.
Ямки с остатками тризн С.В. Киселев, как и С.А. Теплоухов, не отличал от захоронений, так как места поминальных тризн (так называемые поминальники, или помины) в то время на таштыкских кладбищах еще не были выделены и раскопаны. Особенно крупные «помины» в обширных, но неглубоких ямах под каменными вымостками встретились ему около Уйбатского чаатаса (Уйбат II). Они содержали сосуды и остатки мяса нескольких жертвенных животных, иногда на деревянных блюдах. Среди этих ям располагались обычные таштыкские могилы с трупоположением и трупосожжением, а поблизости — захоронения эпохи чаатас. Формальное сопоставление таштыкских номинальных комплексов с более поздними погребениями, куда клали много мяса, привело С.В. Киселева к мысли, что первые являются могилами переходного к эпохе чаатас типа (V в.) (Киселев С.В., 1949, с. 260–264). Выделенный им поздний этап таштыкской культуры был признан археологами и под этим названием вошел в литературу. Однако это утверждение требует пересмотра, поскольку описания «переходных могил» без останков погребенных, содержащиеся в дневниках С.В. Киселева и Л.А. Евтюховой, не оставляют сомнения в принадлежности раскопанных ям к жертвенно поминальным комплексам, ныне исследованным на многих таштыкских кладбищах (Евтюхова Л.А., А-1938) [36] .
36
См. раздел об архивных материалах и списке литературы.
В послевоенное время в течение более 20 лет таштыкские памятники раскапывались лишь эпизодически, при выявлении их в процессе строительных работ. Исключение составили три склепа, исследованных Л.Р. Кызласовым на Изыхском и Сырском чаатасах. Они были в относительно хорошей сохранности, различались конструкциями, и, главное, в них были найдены разнотипные несинхронные пряжки. Материалы этих склепов с привлечением и ранее раскопанных позволили Л.Р. Кызласову (1960) предложить новую (третью) периодизацию культуры, которую он разделил на четыре хронологических этапа: изыхский (I в. до н. э. — I в. н. э.), сырский (I–II вв.), уйбатский (III–IV вв.), камешковский переходный (IV–V вв.). Грунтовые могильники и основную серию известных склепов он отнес к раннему изыхскому этапу, но объяснил различие типов погребальных сооружений не социальными, а этническими причинами. По его мнению, в могилах похоронены потомки местного тагарского населения, а в склепах — преимущественно «гяньгуни», пришедшие из Монголии. Их новый обряд — трупосожжение — частично заимствовали тагарцы, погребенные в грунтовых могильниках. К позднему, камешковскому, этапу Л.Р. Кызласов отнес памятники того же типа, что и С.В. Киселев, которые он нашел на Изыхском чаатасе.
В 60-70-е годы развернулись работы Красноярской экспедиции. Склепы таштыкской культуры начали раскапывать с применением новой методики, т. е. полностью, включая в исследуемую площадь не только камеру, но и все сооружение вокруг нее и над ней. Впервые началось планомерное исследование грунтовых кладбищ, а не отдельных могил. Около склепов, среди грунтовых могил и на окраинах кладбищ были вскрыты ямки с остатками тризн и целые поминальные комплексы. Работы производились двумя отрядами. Один из них (под руководством М.П. Грязнова) раскопал шесть склепов. 12 могил, два обширных «поминальника» и десятки детских могил. Самыми удачными были раскопки склепов под горой Тепсей (Тепсей III. IV), где найдены деревянные планки с рисунками и другие резные изделия. Другой отряд (под руководством Э.Б. Вадецкой) раскопал шесть склепов, около 200 могил и ям с тризнами на территории кладбищ, а также частично три «поминальника» на окраине кладбища. Наиболее крупные работы проведены в могильниках Мысок, Новая Черная IV, V и Комаркова-Песчаная.