Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время

Семантика изображений на предметах, выполненных в зверином стиле, соответствует мифологическим представлениям иранских племен. При этом, как и в скифском искусстве, в основе сакского лежали, видимо, магические представления, выражавшиеся в форме парциальной магии. Образы хищной птицы и коня, связанные с солнечным культом (Кузьмина Е.Е., 1977а, с. 96), встречены, что тоже примечательно, преимущественно на предметах конской сбруи, на них же есть характерный солярный знак в виде квадрата с вписанным в него кругом (табл. 5, 21, 24), они же включают изображение четырех птичьих голов в виде солнечного колеса (табл. 5, 14). Символично, видимо, изображение копыта лошади не только на подпружных пряжках, но и, например, на фигурке оленя из Уйгарака, равно как замена когтистых лап изображением копыт на фигурках сидящих львов из Южного Тагискена (табл. 5, 26). К категории каких-то общих для всего ираноязычного мира магических представлений относится и повсеместное распространение изображений оленя, который, возможно, был семантически связан с образами птицы и коня (Кузьмина Е.Е., 1977а, с. 105).

В свете всего сказанного интересен комплекс (VII в. до н. э.) из кургана 55 Южного Тагискена. Там обнаружены уздечный набор с бляшками, украшенными солярным знаком, и две подпружные пряжки с геральдически расположенными головками коней (табл. 5, 6). Помимо значимости роли коня в религиозных представлениях саков Приаралья, эти пряжки могут служить доказательством существования у них общеиндоевропейского близнечного культа (Кузьмина Е.Е., 1977б, с. 106, 107; Иванов В.В., Топоров В.Н., 1980, с. 528, 529). Специфический характер комплекса этого кургана подчеркивает находка в нем пары длинных, чуть изогнутых бронзовых однолезвийных ножей без выделенной рукояти с отверстием типа ушка в верхней части (табл. 4, 13). По свидетельству И.В. Яценко, в раннескифских комплексах Северного Причерноморья бронзовые ножи клали в могилы парами. Учитывая, что железо было уже освоено, изготовление ножей из бронзы и помещение их в могилы парами, по ее мнению, может служить свидетельством их специального, возможно культового, назначения (Яценко И.В., 1959, с. 48). Это тем более интересно, что пара бронзовых ножей найдена в кургане 21 Уйгарака вместе с железным кинжалом (Вишневская О.А., 1973, табл. VI). Один из ножей имеет кольцевое навершие (табл. 4, 14), другой — диск, который служил, видимо, зеркалом, на его обороте были процарапаны изображения животных. Сочетание пары бронзовых ножей с зеркалом, по мнению О.А. Вишневской, еще более подчеркивает магическую роль зеркала в представлениях саков, равно как и неординарность всего комплекса в целом (Вишневская О.А., 1973, с. 72). Такая же пара бронзовых ножей найдена в разрушенном захоронении у с. Чистый Яр в Восточном Казахстане, где ее сопровождали бляшки с солярным знаком (Арсланова Ф.Х., 1972б, с. 255, рис. 1). Погребения, описанные И.В. Яценко и упомянутые нами, — мужские. Учитывая особый набор предметов из кургана 55, можно предположить, что у саков Приаралья наряду с женщинами какие-то жреческие функции могли выполнять и мужчины.

Вопросы происхождения, хозяйство, общественный строй. Наиболее явно черты преемственности между саками низовий Сырдарьи и населением эпохи бронзы прослеживаются при анализе погребальных сооружений и обряда, в то время как погребальный инвентарь такой преемственности в целом не дает, но очень ярко демонстрирует общность культуры и идеологических представлений ираноязычного «скифо-сакского мира». Сходство в конструкциях погребальных сооружений, обряд трупосожжения, единая западная ориентировка погребенных, своеобразный план мавзолеев Северного Тагискена — круг, вписанный в квадрат, ориентированный по сторонам света, или просто круг — и вероятная связь его с солярной символикой — все это свидетельствует в пользу индоиранской основы религиозных представлений тех, кто был погребен в мавзолеях Северного Тагискена. Но при всем своеобразии материальной культуры этого памятника ее местный и доминирующий компонент — федоровский (андроновский). Это выражается и в керамике, и в некоторых видах украшений, наконец, в такой детали планировки, как система оградок, пристроенных к мавзолеям. Таким образом, даже беглый анализ добавляет еще один довод в пользу индоиранского происхождения носителей андроновской культурной общности и заставляет еще раз высказать предположение, что именно они оказались одним из основных компонентов в энтогенезе саков (см. также: Акишев К.А., 1963, с. 121; Кузьмина Е.Е., 1970) [12] .

12

Против этой точки зрения выступает Л.Р. Кызласов, утверждающий, что культура саков генетически связана с дандыбай-бегазинской, к которой он относит и мавзолеи Северного Тагискена. Культура эта, по его мнению, была в Казахстане пришлой и лишь благодаря соседству вобрала в себя некоторые андроновские элементы (Кызласов Л.Р., 1977, с. 71). Помимо того, что решение об отнесении Северного Тагискена к дандыбай-бегазинской культуре представляется мне, автору раскопок, чересчур прямолинейным, тот пришлый компонент, который очень заметен в культуре мавзолеев, отнюдь не свидетельствует о ее пришлом характере в целом. Основой ее, и притом местной, была андроновская культура в ее позднем феодоровском проявлении, что очень заметно при анализе керамических комплексов.

Близость культур ранних саков Приаралья, Центрального и Северного Казахстана и Семиречья вполне закономерна, поскольку все они восходят к андроновскому пласту. Однако обращает на себя внимание западная, «савроматская», направленность культурных контактов сырдарьинских саков. Но, оказывается, и она обусловлена близкой культурно-генетической основой (андроновской и отчасти срубной) (Смирнов К.Ф., 1964, с. 182 и след.), территориальной близостью и бесспорными непосредственными контактами (Мошкова М.Г., 1972, с. 75–78). Эти контакты имели длительную предысторию, и в частности, прямой приток населения в эпоху бронзы с северо-запада на юго-восток (Итина М.А., 1977, с. 232 и след.). В период раннего железного века здесь также, по мнению К.Ф. Смирнова, могли быть и взаимная прямая инфильтрация населения, и вхождение отдельных племен в состав племенных союзов той или другой стороны (Смирнов К.Ф., 1964, с. 277–280), что и должно было сказаться на облике культуры. И.В. Пьянков пошел дальше, высказав мысль о принадлежности саков Приаралья и «савроматов» Южного Приуралья к единому племенному союзу массагетов (Пьянков И.В., 1975, с. 67), что, однако, представляется не бесспорным.

Итак, при несомненно сходных чертах культуры сакского населения Средней Азии и Казахстана, выявляемых археологически и позволяющих говорить о существовании сакской этнической общности (Литвинский Б.А., 1980, с. 83), все же отдельные племена, упоминаемые письменными источниками, несомненно, разнились спецификой материальной и духовной культуры. Эти различия археологически прослеживаются. Дискуссионным остается вопрос о принадлежности археологической культуры к тому или иному этносу и локализации последнего (Литвинский Б.А., 1972б, с. 158 и след.).

Положение саков Приаралья как бы на западных рубежах «сакского мира» и их «западные связи и ориентация» еще не исчерпывают признаков, которые отличают их культуру от культуры других сакских племен. Население степей Приаралья на протяжении тысячелетий находилось в постоянных контактах с населением земледельческих оазисов Средней Азии. Блестящим проявлением этих связей стали мавзолеи Северного Тагискена, выстроенные из прямоугольного сырцового кирпича древнейших стандартов и содержавшие в погребальном инвентаре керамику, сделанную на круге. Строительство из сырцового кирпича с сохранением некоторых строительных приемов, связанных с эпохой бронзы, продолжает играть важную роль в архитектуре жилых и погребальных сооружений саков низовий Сырдарьи и позже, включая вторую половину I тысячелетия до н. э. Природные условия дельты Сырдарьи, равно как и культурные связи с территориально близким земледельческим населением низовий Амударьи, где в VII–VI вв. до н. э. было уже достаточно высоко развито ирригационное земледелие, способствовали усилению роли земледелия в хозяйстве приаральских саков и развитию у них полукочевого хозяйства с более прочной оседлостью. Примечательно, что при обязательности конской узды в погребениях саков Приаралья в них ни разу не обнаружены погребения коней или кости животных, за исключением двух курганов V в. до н. э. в Уйгараке, где в одном случае с умершим были положены два бараньих черепа, в другом — крестец барана. Однако в одном из уйгаракских погребений встречен обломок куранта.

По-видимому, саки Приаралья выполняли функцию посредников при передаче элементов культуры средне- или переднеазиатского происхождения племенам казахстано-сибирского круга, с которыми, при всех локальных особенностях, их связывала общность культуры. С другой стороны, типично казахстанский тип узды, некоторые элементы звериного стили и определенные формы оружия приаральских саков тянут, несомненно, на восток. В этом плане примечательна и монголоидная примесь в краниологических, в целом европеоидных, сериях Южного Тагискена и Уйгарака, которая наиболее ярко проявляется в женских черепах. Антропологи связывают происхождение этой примеси в сакских сериях Казахстана со смешанными браками, говоря о ее центральноазиатских истоках и проникновении со стороны Алтая (Гинзбург В.В., Трофимова Т.А., 1972, с. 118, 119).

Обширный круг этнических и культурных связей, который наблюдается при анализе культуры ранних саков низовий Сырдарьи, особенности хозяйства, антропологического типа заставляют рассматривать их как особую группу, видимо, нескольких родственных сакских племен, входивших в большой племенной союз. О том, что таких племен было несколько, свидетельствует погребальный обряд.

В Южном Тагискене и Уйгараке для VI в. до н. э. фиксируются погребения в грунтовых ямах, окруженные земляным валом и ровиком, забитым хворостом (горючий материал), и в грунтовых ямах, перекрытых деревом и камышом. Те и другие содержат трупоположения и трупосожжения. Наконец, на Южной Инкардарье встречаются курганы еще одного племени, входившего, видимо, также в состав приаральского сакского племенного союза. Эти курганы отличаются от курганов Тагискена и Уйгарака, хотя роль огня в ритуале, несомненно, роднит их. Речь идет о так называемых шлаковых курганах (Левина Л.М., 1979б, с. 178, след.), для которых характерен ровик вокруг насыпи, заполненный глыбами керамических шлаков. Погребение совершалось не в яме, а на искусственной подсыпке, по обряду трупосожжения. Эти курганы по бронзовым трех лопастным наконечникам стрел датируются VI–V вв. до н. э.

Общественной организацией раннесакских племен Южного Приаралья, по-видимому, была военная демократия с сальной властью племенных вождей, накопивших уже значительные богатства. Об этом можно судить по погребениям Южного Тагискена, почти полностью ограбленным, что, кстати, свидетельствует об их былой пышности, но все же сохранившим выразительный набор золотых вещей. Вообще создается впечатление, что на бугре Тагискен и в период поздней бронзы (Северный Тагискен), и в сакское время хоронили в основном лиц, выделяющихся имущественным и социальным положением в обществе. О выделении погребений племенных вождей свидетельствует и огромный «шлаковый» курган на бугре Сенгиртам (Толстов С.П., 1962б, с. 182, 184, рис. 105), расположенный неподалеку от основного скопления «шлаковых» курганов.

В Уйгараке погребальные инвентари скромнее и, что показательно, там встречены неограбленные могилы. Это обстоятельство и анализ топографии могильника позволили О.А. Вишневской разделить погребения Уйгарака на три группы — восточную, центральную и западную — и выяснить социальный состав погребенных в каждой из них (Вишневская О.А., 1973, с. 129). Так, центральная группа содержала в основном погребения вооруженных всадников, среди которых были вожди, сочетавшие военную власть со жреческими функциями (курганы 21 и 25). В восточной группе были похоронены в основном женщины-жрицы. Наконец, западная группа содержала главным образом рядовые захоронения. По мнению О.А. Вишневской, такое членение захоронений могильника, е одной стороны, свидетельствует о родо-племенной структуре данного общества с устойчиво сохраняющимися родовыми связями, с другой — доказывает существование в нем социального расслоения (Вишневская О.А., 1973, с. 129). В свою очередь Е.Е. Кузьмина предположила, что речь может идти не о трех родовых, а о трех социальных группах внутри одного рода, и тогда материалы Уйгарака могут служить еще одним доводом в пользу гипотезы о трех классах, или кастах, в обществе древних иранцев, в том числе саков (Кузьмина Е.Е., 1975, с. 291, 292).

Чирикрабатская культура в низовьях Сырдарьи ( Б.И. Вайнберг, Л.М. Левина )

Историко-географическое изучение низовьев Сырдарьи началось в XIX в. и базировалось на данных античных и средневековых географов и путешественников, а также на путевых записках купцов и исследователей XVIII в., проезжавших через эту область в Бухару (Краткий обзор и литературу см.: Левина Л.М., 1971, с. 8, 9).