Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время

Ведущая роль в хозяйстве пришлых племен принадлежала скотоводству, особенно на начальных этапах. Однако конкретная физико-географическая обстановка Ферганы, а также плотная заселенность этого района земледельческим населением создавали условия лишь для своеобразной вертикально-сезонной полукочевой формы скотоводческого хозяйства, сходного с тем, что было распространено среди усуней Семиречья (Кушаев Г.А., 1963; Акишев К.А., 1972; Петров К.И., 1981). Напомним, что «чистые» кочевники — редкое явление в древней истории.

На окраинах Ферганы полукочевое население меняло зимние пастбища на летние в традиционной последовательности, в соответствии с вертикальной зональностью их расположения. Оно передвигалось в строго установленных пределах, определяемых родо-племенными границами. В этих условиях полукочевое скотоводство постоянно сочеталось с земледелием и охотой.

Тесные связи между населением, ведущим разное хозяйство, имеющим разные культуру и образ жизни, отмечаются в Фергане на протяжении всей древней и средневековой истории.

Итак, на окраинах Ферганской долины обитало полукочевое население, оставившее группы одновременных погребальных памятников, несколько отличающихся друг от друга. Возникает вопрос о причинах этих различий.

Локализация памятников, своеобразие погребальных сооружений и обряда, а также некоторые особенности инвентаря позволяют усматривать в намеченных археологических культурах и группах памятники отдельных родо-племенных подразделений полукочевого населения. Наблюдается определенная закономерность в расположении могильников: на северо-западе — наземные склепы и каменные ящики; на юге, главным образом в междуречье Соха и Ляйляка, — подбойные могилы; во всех частях Ферганы — катакомбные могильники. Учитывая, что погребальный обряд является устойчивым палеоэтнографическим признаком, можно высказать предположение об этнической разнородности населения (Заднепровский Ю.А., 1960; Горбунова Н.Г., 1981). Пестрота этнографической картины находит подтверждение и в палеоантропологических материалах. Большинство погребенных относится к европеоидному типу, в частности, к типу Среднеазиатского междуречья — памиро-ферганскому, свойственному современным таджикам и узбекам. Встречены останки людей смешанного типа, с монголоидными чертами, привнесенными из Центральной Азии. Для рубежа — первых веков нашей эры отмечается широкое распространение в Средней Азии населения метисированного типа с монголоидными признаками (Гинзбург В.В., Трофимова Т.А., 1972; Кияткина Т.П., 1976, 1977; Миклашевская Н.Н., 1964; Ходжайов Т.К., 1980). Такое население было и во всех частях Ферганской долины. Какую-либо закономерность распределения расовых типов по территории и памятникам проследить не удается. Приведенные данные характеризуют магистральное направление этнических процессов, заключавшихся в смешении местного европеоидного населения с пришлым.

На современном уровне археологического изучения возможность этнических отождествлений памятников с конкретным племенем или народом, известным в письменных источниках, весьма проблематична. Можно лишь надеяться, что дальнейшие исследования позволят более полно охарактеризовать палеоэтнографию древних скотоводов окраин Ферганы.

Ранние кочевники Памира ( Ю.А. Заднепровский )

Памир — одно из высочайших нагорий нашей планеты, обособленная область, резко выделяющаяся в Средней Азии и мало приспособленная для обитания человека. Условия жизни в долинах, расположенных на высоте 3600–4000 м, чрезвычайно суровы.

Начало систематическому исследованию памятников Памира положили работы А.Н. Бернштама, имевшего большой опыт изучения горных районов Тянь-Шаня и Алая. Пять его экспедиций на протяжении 1946–1956 гг. охватили основные долины Памира и практически все типы памятников. Первые раскопки курганов Памирского I (Тамды) (1948 г.) и Акбеитского (1948, 1952, 1956 гг.) могильников на юге восточного Памира дали значительный материал по культуре кочевого населения сакской эпохи. Было раскопано около 60 курганов. Исследованные памятники А.Н. Бернштам связал с саками и отметил сходство курганов Памира с синхронными памятниками Семиречья, Алтая и Минусинского края. Было начато также изучение каменных крепостей западного Памира — замечательных памятников древней фортификации. Итогом этих работ явилось создание историко-археологической периодизации Памира. Публикацию материалов Памирского I могильника можно считать образцовой для своего времени (Бернштам А.Н., 1952). Материалы 1952 г. только частично были введены в оборот, предварительный отчет о раскопках 1956 г. опубликован А.Н. Бернштамом (1956) и его учениками (Бабанская Г.Г., Заднепровский Ю.А., 1959).

С 1958 г. изучение Памира проводили археологи АН Таджикской ССР под руководством Б.А. Литвинского, который внес большой вклад в изучение ранних кочевников. В течение четырех сезонов осуществлено детальное обследование региона и в разных частях вскрыто около 260 курганов. Однако полноценных комплексов оказалось мало. Так, в 1960 г. из 129 раскопанных курганов только в 23 найдены захоронения. В могильниках Памира вообще встречается очень много кенотафов. Результаты работ отражены в ряде публикаций (Литвинский Б.А., 1961а; 1961б; Литвинский Б.А., Бубнова М.А., 1962) и обобщены в монографии (Литвинский Б.А., 1972б). В книге кратко охарактеризованы могильники и погребальные сооружения. Основную часть ее занимают классификация находок, анализ особенностей культуры, хозяйства, верований и вопросов этнической принадлежности памирских кочевых племен.

Новый этап в изучении ранних кочевников Памира связан с деятельностью А.Д. Бабаева, который в 1962 г. открыл на западном Памире могильник Чильхона сакского времени. Это существенно изменило первоначальное представление о локализации саков исключительно на восточном Памире. В 60-х — начале 70-х годов на западном Памире обнаружены новые могильники и вскрыто около 100 курганов, среди которых много грабленых и кенотафов. Особый интерес вызывают впервые обнаруженные здесь памятники II в. до н. э. — III в. н. э. (Бабаев А.Д., 1965б; 1968; 1971; 1973а; 1973б; 1976; 1978).

Небольшие раскопки в 1957–1958 гг. провел на западном Памире, в долине Ишкашима, А.Н. Зелинский. В своеобразных погребальных сооружениях он обнаружил погребения начала I тысячелетия н. э. (Зелинский А.Н., 1960; 1965).

Особо отметим работы по изучению наскальных рисунков Памира, среди которых выделяются изображения скифского стиля (Ранов В.А., 1960; 1976; Ранов В.А., Гурский А.В., 1966).

В итоге многолетнего изучения памятников Памира советскими археологами обнаружено около 100 могильников ранних кочевников, где раскопано более 400 курганов. Значительная часть добытых материалов, к сожалению, еще не опубликована, что затрудняет изучение исторических процессов в сакскую эпоху.

Для понимания истории края весьма полезна сводная работа А.М. Мандельштама (1957).

Расположение памятников на Памире обусловлено природными условиями, прежде всего наличием удобных пастбищ для кочевого скотоводства. Преобладают небольшие могильники, типична их рассредоточенность (карта 3). Все это указывает на редкое и немногочисленное население. Могильники сакской эпохи сосредоточены в нескольких районах, главным образом по верховьям рек (Аксу, Истык, Памир, Аличур, Кокуйбель) и в приозерных впадинах (Зоркуль, Яшилькуль). На юго-восточном Памире зарегистрировано около 30 могильников, в которых изучено более 240 курганов, в том числе достаточно полно исследованный могильник Акбеит (51 из 100 курганов) и раскопанная полностью небольшая группа Тамды (16 курганов). Более 100 насыпей зафиксировано на восточном Памире, но раскопано лишь 10. Очень немного курганов (15) исследовано и в центральных районах Памира, в долине Мургаба. Наконец, на южном и юго-западном Памире в 20 могильниках раскопано около 150 курганов. Приведенные цифры приблизительны.

О датировке памятников Памира высказаны разные суждения. Так, Памирский I (Тамды) могильник был сначала датирован А.Н. Бернштамом V–IV вв. до н. э., а наиболее поздние его захоронения — II в. до н. э. Затем, при анализе материала из могильника Акбеит (раскопки 1952 г.), обнаружившего отличия от тамдинского комплекса, последний был отнесен к VI–IV вв. до н. э. (Бернштам А.Н., 1956, с. 130). Однако новые находки в Акбеите (раскопки 1956 г.) дали основания некоторым исследователям говорить о большем сходстве этих памятников и датировать оба V–IV вв. до н. э. (Бабанская Г.Г., Заднепровский Ю.А., 1959).

В монографии Б.А. Литвинского (1972б) вопросам хронологии отведено, к сожалению, слишком мало места (см.: Сорокин С.С., 1975; Заднепровский Ю.А., 1975в). Исследованные курганы растянуты во времени на протяжении восьми веков (VIII–I вв. до н. э.). Очень немногие погребения датированы VII–VI вв. до н. э. и лишь два кургана — VIII–VII вв. до н. э. Основная масса памирских захоронений совершенно справедливо и убедительно отнесена к V–III вв. до н. э. Выделены и могилы IV–III и II–I вв. до н. э. (Литвинский Б.А., 1972б, с. 28, 29). Более реальна, на наш взгляд, менее дробная периодизация памирских памятников, где два первых этапа были бы объединены в один VIII–VI вв. до н. э., а последний этап (II–I вв. до н. э.) на основании новых материалов западного Памира был бы продлен до III в. н. э. В таком виде периодизация памирских памятников более соответствует хронологическим этапам, выделенным на соседних территориях.