Стертая
Шрифт:
— Мне не очень нравится, что вы с Беном бегаете вдвоем.
Я молчу. Понимаю, что при любом моем протесте его позиция будет выглядеть только основательнее. Но мне нужен Бен. Мне надо увидеться с ним и поговорить. После всего случившегося на этой неделе хочу хотя бы просто подержать его за руку. Ох...
— Но твоя мать, похоже, считает иначе, поэтому я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с ней. Пока. Однако имей в виду, как ты и сказала, вы должны оставаться просто друзьями. Понимаешь почему?
— Э... не совсем.
— Есть серьезные основания опасаться, что ты не совладаешь
Такие же предупреждения я слышала в больнице. Но ведь Бен помогает мне поднимать уровень, а не опускать его. Разве что только...
— Ты хочешь, чтобы я оставалась под контролем. — Удивленная неожиданным выводом, я оглашаю его, не успев даже подобрать более подходящие слова.
Что-то мелькает в его глазах.
В дверь стучат. Бен. Я вскакиваю, но папа поднимает руку.
— Подожди минутку. — Он идет к двери, открывает, и я жду, слушаю. Папа представляется, они говорят о беге и школе. Бен, как всегда, вежлив и открыт. Такие подростки обычно нравятся взрослым.
Наконец папа заглядывает в гостиную.
— Идите, но помни, о чем мы с тобой говорили.
— Извини. — Я закрываю за нами дверь.
— За что?
— За папу.
— А что такое? Он вроде бы в порядке.
— Ладно. Неважно.
Мы бежим по дороге, быстрее и быстрее, и вскоре я растворяюсь в холодном воздухе, вечере, привычном ритме движения. Длинные ноги Бена отбивают другой темп, но скорость у нас одна и та же. Мы бежим бок о бок.
Останавливаемся возле поворота с шоссе на тропинку.
— Поговорим? — предлагаю я.
Бен берет меня за руку и ведет в тень под деревьями. Вечер ясный, луна почти полная, и света от нее хватает. Мы идём к воротам, и я думаю о том, что сказал папа и что сказали в больнице. Избегай мальчиков — из-за них у тебя проблемы с уровнями. Но мои сейчас выше, чем были всю прошлую неделю. Откуда им знать?
Как и всегда, Бен подхватывает меня и сажает на забор, а потом обнимает обеими руками за талию. Убирает упавшие на лицо волосы, наклоняется...
— О чем хочешь поговорить? — шепчет он мне в ухо, и от его дыхания по шее, вверх и вниз, разбегаются мурашки.
Я молчу, как будто онемела. В голове пустота. Кровь еще шумит в венах после бега. Или от чего-то еще?
— Дал себе обещание...
— Какое?
— Что если еще раз придем сюда, то сделаю вот это. — Легким движением он просовывает ладонь мне под подбородок, и все внутри перемешивается, кружится, мечется в панике, но не в той панике, когда хочется вскочить и бежать. Все ощущения — холодный металлический забор подо мной, теплая рука на талии, ладонь под подбородком — вдруг обостряются. Бен наклоняется и касается моих губ своими. Нежно и осторожно. Потом с улыбкой отстраняется. А я хочу одного: притянуть его к себе и целовать снова и снова. Успокойся. Что, если папа прав и это все дестабилизирует мои уровни?
— Ну так что? О чем ты хотела поговорить?
— Ммм? — Я смотрю в его глаза. Поднимаю руку. Провожу пальцем по его губам. Мои словно немеют.
Бен улыбается и берет мою руку. Переплетает пальцы.
— Ты сказала, что хотела поговорить о чем-то. Но если предпочитаешь... — Он снова наклоняется и целует
меня. Раз. Другой.И опять все кружится и вертится, но в какой-то момент я вспоминаю, чего хотела, и осторожно отталкиваю Бена.
— Поговорим?
— Если надо. — Голос у него хриплый и немного дрожит, и на этот раз смеюсь уже я.
Потом рассказываю ему о своем визите в дом Феб и встрече с ее матерью, а также о том, что Феб зачистили.
Глаза у Бена сияют в лунном свете.
— Я так и знал, что ты подумаешь и все поймешь. — Он обнимает меня. — Поймешь, что нам надо помочь Эйдену и ПБВ.
Качаю головой.
— Нет. Ты ошибаешься. Я просто хотела рассказать родным Феб, что случилось с их дочерью, чтобы и они все знали, но я не хочу кричать об этом вслух.
— А как же Люси? У нее тоже есть родители.
— Подумай, Бен. Пошевели мозгами. Сколько лет было Феб?
— Пятнадцать.
— Значит, когда она оступилась, ее зачистили. Но что будет со мной? — Я рассказываю ему об угрозах миссис Али, намекавшей на другие варианты лечения для тех, кому больше шестнадцати. О том, что меня предупредили: за тобой наблюдают. Любой шаг в сторону — и с тобой будет то же, что и с Тори.
Бен бледнеет.
— Нет, я не хочу, чтобы такое случилось с тобой.
Я вспоминаю еще кое о чем.
— А с Тори ты целовался так же, как сейчас со мной?
Он вскидывает брови.
— А разве это важно?
И, прежде чем я успеваю сказать что-то еще, о чем потом пожалею, Бен добавляет:
— Нет. Я никогда не целовал Тори. Мы были просто друзьями.
— А мне казалось...
— Тебе неправильно казалось. Тори было нелегко в семье. Ей хотелось общаться с кем-то, разговаривать, а я умею хорошо слушать.
Это я заметила. Как заметила и то, что сама Тори определенно не считала Бена просто другом. Только теперь я смогла удержать язык за зубами.
— Кайла, поверь, ты — единственная, кого мне хочется целовать. И я не желаю, чтобы с тобой что-то произошло. — Он улыбается, качает головой и трет висок. — У меня что-то с мозгами. Не понимаю, как они работают.
— Что ты имеешь в виду?
— Я слушаю учителей и медсестер в больнице, и все, что они говорят, правильно и разумно. Но потом со мной говорит Эйден, и я вижу, где они не правы и где прав он; вижу, что правительство действительно нужно призвать к ответу за то, что оно творит. А теперь еще и ты указываешь на очевидные опасности, которых сам я почему-то не углядел. Такое впечатление, что иногда я не способен соображать самостоятельно. Зато когда бегу, мозги функционируют как надо, в этом у меня сомнений нет.
Это Зачистка.
Думаю о том, что и как сказал Эйден. У него свои задачи. Его нисколько не волновало, что станется с ними, если мы согласимся действовать по его плану. Эйден знал, что сказать Бену, чтобы склонить того на свою сторону; знал, насколько внушаем он и насколько внушаема должна быть я. Кайла другая.
— Что, по-твоему, нам делать теперь? — спрашиваю я.
— Главное, чтобы ничего не случилось с тобой. А что ты думаешь?
— Это Зачистка. Это она заставляет нас соглашаться, делать то, что считается правильным, то, чего от нас ожидают.