Стерва для демона

Я, стараясь двигаться уверенно, неторопливо и с прямой спиной, прошествовала к столику с остатками нашего с Робертом скромного перекуса, подхватила пачку сигарет, вышла на балкон и с наслаждением закурила, выпуская дым в тяжелое от звезд ночное южное небо. Меня никто не трогал, не звал, никуда не тащил. Наверное, я просто очень устала, поэтому слыша какие-то голоса, какое движение внутри, я не оборачивалась, а курила, просто наслаждаясь одиночеством и справедливо рассудив, что демон защитит меня от любых обидчиков, а вот от него все равно не защитит никто. На какое-то мгновение я задумалась о плане побега, просчитав расстояние между балконами, приземление на кучу мусора и время разбега до машины Роберта, но потом я вспомнила, собственно, про Роберта и, признав поражение, растянулась на балконном полу, выпуская сигаретный дым в начинающее светлеть по краям небо. Чернота сворачивалась, как попавшая в костер обертка. Уже скоро край небо задымится и вспыхнет…Я мечтала встречать рассветы с Сашкой. Что-то сегодня я вспоминаю о нем особенно часто…

— Я хочу, чтобы ты бросила курить.

Сигарета в моих пальцах зашипела и потухла.

— Это вредно! — авторитетно добавил демон.

— Да что ты! Правда?

— Угу.

— То есть, чем больше буду курить, тем быстрей сдохну? — уточнила я.

— В страшных муках, — ответил демон, почему-то улыбнувшись.

— Отлично, — ответила я и, тоже улыбнувшись, взяла пачку и медленно и наслаждением закурила.

Демон потемнел лицом, щёлкнул пальцами. Сигарета потухла. Я улыбнулась и закурила следующую. Демон потемнел еще больше. И опять защелкал. Я достала новую и, все так же мило улыбаясь закурила.

— Ты специально это делаешь, да?

— Да, — радостно ответила я.

— Дура!

— Сам дурак!

Очередная сигарета в моих пальцах с шипением потухла. Холодный вихрь подхватил меня с пола, закрутил и я оказалась на диване. А перед мной на столике был накрыт ужин на двоих, краснела бутылка вина и пахло очень аппетитно.

Круто быть демоном!

Все та же тетка в полосатом халате, все с тем же невероятно недовольным лицом, все такая же заспанная принесла… усыпанную помидорами черри пиццу, которую я, наконец, дождалась. Что ж, спасибо за это демону. Хотя есть уже не особо хотелось. Даже слегка тошнило. Чем, интересно, он впечатлил эту сонную тетю? Деньгами, магией или…Я увидела, как у демона полыхнули красным глаза. Полосатая тетя вскрикнула, почти уронив блюда на красный атлас и убежала из комнаты. Страх- самый эффективный мотиватор.

— А, так можно? Пугать? Существует ли какой кодекс секретности для демонов? Или можно расхаживать, где хочешь и пусть из глаз хоть красные искры фейерверком вылетают? — спросила я, стараясь чтобы голос звучал насмешливо.

— Кодекса нет, но есть некоторая особенность. Я могу идти по улице, размахивая хвостом и пуская искры, меня будут видеть все, но все так же благополучно меня забудут секунд через двадцать. Ты меня помнишь, потому что я тебе позволяю себя помнить, потому что ты — забавная, а я — любопытный…

— А у тебя есть хвост?

— Кажется, мы договорились, что вопросы буду задавать я.

Я пожала плечами. Мол, задавай, чего молчим, кого ждем. Демон тем временем, коснулся горлышка бутылки, и пробка с громким хлопком взлетела к потолку. И через минуту мне подали уже не помню какой по счету за этот долгий день бокал.

— Обычно, мужчина и женщина пьют за любовь. За секс звучит как-то грубо, не находишь?

— Давай за любопытство?

— Что ж, за любопытство, малышка!

Через несколько глотков мне очень захотелось спать и одновременно проснулся зверский аппетит, и я потянулась к тарелке с салатом, где среди зелени прятались любимые мною морские гады.

— Шак щ чем ты хотел меня шпросить? — обратилась я к демону, одновременно пытаясь прожевать жестких кальмаров.

— О…И тут раздался звон…Нет, скорее писк…в любом случае, это был самый пренеприятнейший, жуткий, пронзительны звук на свете.

Я обхватила голову руками. Стакан выскользнул из моих рук и разбился.

— Да! — произнес демон в неожиданно наступившей тишине. В руке засеребрился плоский экран, который демон поднес к уху. — Говорите! Быстро! Я слушаю!

— Если у твоего телефона столь убийственный рингтон, то я, с моим тонким музыкальным слухом, просто не смогу отвечать на твои вопросы — оглохну…

— Хорошо! Вылетаю! — отрывисто произнес Раш, телефон в его руке померк и он сунул его в карман. Потом он резко схватил меня за руку, туго затянул пояс моего халата и, крутанув меня, развернул, крепко прижав меня спиной к себе.

— Ты летишь со мной! — заявил он, заводя непослушную прядь моих волос за ухо и почки касаясь губами мочки уха.

— Я? Куда? Зачем? А мой…салат?

— Салат? Хм…Ну, доедай свой салат. До рейда осталось четыре минуты…Но ты — проводник. Мы с тобой, я думаю, синхронизируемся за пару секунд. Так что, доедай, тебе понадобятся силы.

Я была снова усажена на диван. НЕ сказать, чтобы я действительно была голодна, но хотелось потянуть время. Да, Ами уже говорил мне, что я буквально «имею хрупкую душевную организацию и мне подвластно чувствовать и видеть то, что остается незримым для других». Ами любил со мной экспериментировать. Он завязывал мне глаза плотной черной банданой и просил описать, что держит в руках. Он менял предметы, а я угадывала. Поверите ли? Я не ошибалась. Я не видела сквозь ткань, но я точно слышала, как поет мир округ. Чашка звенит, точно плачет. Ноутбок зудит, как больной комар. Стул скрипит. Пальто вздыхает. Мир наполнен миллионами звуков, которые соединяются в единое целое, как вселенная и распадаются на аккорды, превращаясь в знакомые нам образы. Бывает, что образ один, мелодия совсем другая. И тогда я спрашивала, что меня подводит — зрение или слух. С людьми также, одни улыбаются, а закроешь глаза и видишь, как человек просто кипит, переполняемый злостью. А вот демона я не слышала, его мелодия ускользала, я ловила ее первые ноты такие знакомые, от которых неожиданно замирало сердце, но они тут же замолкали, словно кто-то нажимал клавишу «mute».

— Готова? Тогда летим!

Слепое зеркало

У отца был бубен, а еще он развесил в своей мастерской бутылки из разноцветного стекла и колокольчики. Они с дядей Мишей установили мощный цветной прожектор. Отец брал в руку барабанную палочку и стучал по бутылкам, аккомпанируя бубном, а дядя Миша перебирал цвета на прожекторе и напевал нечто протяжное.

— Если ты, Олька, умеешь слышать звуки, то рано или поздно ты научишься видеть цвета. Это в сущности одно и тоже.

Однажды отец позвал меня в лабораторию. Он завязал глаза плотным засаленным платком, пропахшим рыбой, а сверху еще и накрутил кокон из плотной черной ткани и велел петь — три ноты — до, ми, ля в разных тональностях. Я запела. Где-то рядом щелкал кнопкой прожектора дядя Миша и каждый раз, когда я брала новую ноту, включал новый цвет, а отец аккомпанировал на бубне и что-то монотонно бубнил под нос.

— Не шевелись! — приказал он мне, и я не шевелилась, только чувствовала, как замерзли ноги в шлепках — была середина сентября, да бурчал голодный живот.

До-о-о! Ми-и-и! Ля-а-а! — снова и снова, и снова, и тут…

Точно внутри моего тряпичного кокона зажглось солнце, и свет его был мягким и густым, как сахарная вата, он пульсировал и вздрагивал, когда я переходила из одной тональности в другую. Свет шел изнутри, точно поднимался из самого моего сердца, оборачивался вокруг шеи и звал за собой. Я потянулась к нему, и тогда передо мной возникло зеркало. Я шагнула навстречу. Зеркало вздрогнуло, по нему пошли волны.

Оно слегка задымилось.