Стерва на десерт

Мы, пораженные, молчали. Наконец, Геркулесов отмер.

— Ну что, на это раз мы можем идти? — спросил он это, обращаясь к Зорину. — Больше адвокатов не будет?

— Мы уступаем грубой силе, — выкрикнул программист-революционер, уходя. — Но не сдаемся!

Когда его внушительная спина скрылась в темноте коридора, рассосались и остальные, в том числе и милиционеры, придерживающие подозреваемого за локти.

— Дурдом, — устало резюмировал Геркулесов. — Не НИИ, а психбольница. — Потом он обратился ко мне. — А вы что стоите?

— Спросить хочу.

— И я даже догадываюсь, о чем. Вас интересует, провели ли мы экспертизу его синего халата и нашли ли на нем следы фекалий?

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы установить, он ли подглядывал за вами в женском туалете.

Вы бы слышали, какой издевательский тон был у этого Лестрейда. Вы бы слышали… Мне стало так обидно.

— Вы дурак, — обыденным тоном сказала я. Что я еще могла сказать?

— Я? И это говорит мне работница «Нихлора», где каждый первый сотрудник кандидат в психбольные.

— Я может и психбольная, но вы дурак. А это хуже. Психов лечат, а если человек дурак, он им так и останется.

— А я вам сейчас как вкачу 15 суток за оскорбления стража правопорядка…

— А я вам сейчас как дам в глаз, и тогда вам еще придется мне вкатить за нанесение этому стражу телесных повреждений…

— А я…— тут он осекся. Замолчал. Потом испытывающе на меня посмотрел. — А о чем вы хотели тогда спросить?

— Это был поджег?

— Бесспорно.

— А…

— Больше ничего вам сказать не могу.

Не очень и надо. Я развернулась и, не удостоив его вежливым «до свидания» удалилась. Рабочий день в ту пятницу я закончила в 12-30. Ну ее, эту работу.

Спокойные выходные

Субботнее утро началось, не в пример, предыдущим, прекрасно. Я поздно встала, поела тостов с сыром, умылась, посмотрела свой любимый мультик «Симпсоны», и только после этого распахнула шторы, а уж когда распахнула, ко всем приятностям дня прибавилась еще одна — солнце. Оно так щедро лилось с небес, так по-летнему грело, так весело озаряло улицу.

С какой-то детской радостью я наблюдала с высоты 6 этажа за жизнью двора. И на этот раз мне нравилось все: и изломанные качели, и «Запорожец», практически вросший в газон, и пустующая в это утро беседка. Даже валяющийся под лавкой Колян мне не казался отталкивающим. Вот она, волшебная сила ультрафиолета!

С глупым смехом я отбежала от окна. Почему глупым? Да потому что никакого повода для радости у меня не было, к тому же, я прекрасно осознавала, что жизнь далеко не прекрасна, что скоро я вновь столкнусь с бедой и что самое страшное, может быть, столкнусь вплотную (ведь кто-то пытался затащить меня в кусты шиповника, и не факт, что это не тот самый маньяк). Но в то золотое утро я решила побыть глупо-счастливой и забыть хоть на денек обо всех несчастьях.

Вот в таком по истине радужном настроении я вышла из квартиры и поднялась на 7 этаж. В квартире 66, что прямо надо мной, проживала моя подружка Сонечка.

Я вошла бесприпятственно, ибо квартира Аниськиных никогда не закрывалась, и даже беззвучно, это уже потому, что меня в их доме принимали, как родную и впускали без стука . В самой дальней комнате я обнаружила свою подружку.

Сонька сидела на полу, заваленном ворохом газет, вся растрепанная, заспанная, но веселая.

— Лелик, я нашла! — выкрикнула она, как только я переступила порог.

— Клад?

— Лучше!

— Два клада?

— Достойного мужика!

— Где?

— Вот! — и она сунула мне под нос газету. — Смотри. 30 лет, рост 175, ч/ю, в/о, без ж/п и м/п.

— А это что? — я недоуменно сощурилась.

— Где? — Сонька склонила свой обесцвеченный затылок к самой газете, она, как и я, страдала близорукостью. — Есть с/д. С/д, — она задумалась. — Может, сад с домом.

— А, может, синдром Дауна.

— Дурочка, что ли? Это, скорее, всего что-то, чем можно гордиться. Например, степень доктора, — мечтательно протянула Соня.

— Или наличие сына и дочки. С/д и получается.

— Ну уж нет! — Соня обиженно запыхтела.

— А что? Разве это не повод для гордости.

— Да куда мне его с/д? У меня своя «Дэ», да такая, что хожу «Сэ»!

— Значит, он нам не нужен?

— Даже с садом и докторской степенью, — фыркнула моя подружка.

— Тогда давай дальше смотреть, — предложила я воодушевленно. Но Соня сникала, отпихнула ногой газету, подперла щеку рукой и задумалась. По ее сдвинутым бровям я поняла, что на долго.

Здесь стоит рассказать, как о самой Сонечке, потому, как вы еще встретитесь с ней на страницах этой повести, так и о ее газетных знакомствах, хотя бы по тому, что кому-то это может послужить уроком.

Итак, Соне, как и мне, 25. От природы она миниатюрная шатенка приятной внешности, но по прихоти, блондинка эффектной наружности. Красится Соня ярко, одевается броско, говорит громко, смеется заразительно, а если напивается, то до полной потери человеческого облика.

Развелась Соня со своим благоверным в 20. Не удивляйтесь, вышла за него она 18, а так как всегда считала, что в браке год идет за два, то прожила она с мужем не так уж и мало. После развода подруге достался шкаф с холодильником да дочь Алена, но зато последняя так походила характером на отца, что память о надоевшем муже, останется с Сонькой на всю жизнь.

В личной жизни девушке не везло еще до замужества. Влюблялась она постоянно, но не в тех, в кого следовало бы. То ей хулиган приглянется, то пьяница или и то и другое в одном, как говорится, флаконе. После развода и того хуже. Косяком поперли «женатики», в которых Сонька от безысходности влюблялась, но не сильно. Ей, видите ли, нужен был мужчина, который бы на ней женился, а ее ухажеры на такой подвиг, как мена шила на мыло, были не способны.

Мне ее желание окольцеваться было не понятно. Ведь была уже там, знает по чем «сотня гребешков», да все неймется. Думает, что во втором браке не повторит ошибок первого. Хотя, уж мне ли не знать, что если какую ошибку она и допустила, то одну и в самом начале, когда пошла со своим хулиганом и пьяницей под венец.

— И что ты мне предлагаешь? Умереть разведенкой? — всякий раз задала мне свой излюбленный вопрос Соня, после того, как прослушивала мою проповедь.

— Зачем же умирать? Ты просто живи, авось, и встретишь кого-нибудь…

— Авось! — передразнивала меня Соня. — На авось поп понадеялся, и, помнишь, как он кончил?

Наши словесные баталии всегда заканчивались одним — мы решали, твердо и бесповоротно, найти Соньке жениха, причем, не откладывая в долгий ящик, то есть прямо завтра. Но завтра, как и послезавтра, контингент мужчин, окружающий Соньку и меня, оставался неизменным. Меня окружали, как вы уже знаете из моих жалоб, одни чудики, а ее и того хуже — только женщины. Дело в том, что моя подруга работала преподавателем в музыкальной школе. И на все их учебное заведение был только один мужик, старенький гармонист, да и тот женатый.