Стервы
Шрифт:
— Ну как же, там ведь нет ролей для цветных мальчиков, — сказала Анна, отхлебывая молоко из стакана. — А мы ведь знаем, как сильно ты их любишь.
Это уже было слишком. Глория закрыла книгу, кровь прилила к ее щекам.
— Ты права, — заметила она. — Я их просто обожаю.
Она пулей вылетела из столовой и помчалась по коридору, подальше от несносных девчонок. Больше она не в силах была ни минуты оставаться в этой школе.
Но сбежать с приема в честь помолвки не удастся. Глория уже сумела помириться с матерью, извинившись и убедив ее в том, что все происшедшее — не более чем легкомысленный
Но никогда, даже ради спасения жизни, она не станет извиняться перед…
— Глория! — У самого шкафчика с ее вещами стояла Лоррен.
— Можно мне заглянуть в свой шкафчик? — напряженным голосом спросила Глория. Лоррен была похожа на голодную ворону: щеки у нее запали, под глазами залегли фиолетовые тени.
— Выслушай меня, пожалуйста, и тогда я смогу объяснить тебе, что я в жизни…
— Нечего тут объяснять! — отрезала Глория.
— Но если бы ты послушала, что я скажу, пока не начался твой прием…
— Мой прием? — переспросила Глория, не веря своим ушам. — Видит Бог, я от всей души надеюсь, что ты там не появишься, сама понимаешь. Тебе же лучше будет. — Глория протянула руку к шкафчику через голову Лоррен. — А теперь пропусти меня, будь добра. — И оттолкнула Лоррен в сторону.
Глория схватила пальто, с треском хлопнула дверцей шкафа и побежала по коридору прочь из школы, не заботясь о том, видят ли столь вопиющее нарушение школьных правил директриса или кто-то из учителей. И не остановилась, пока не вскочила в такси, не помчалась на окраину города, чтобы сию минуту увидеть единственного человека, которого она желала, который был ей необходим.
***
Она промерзла до костей, когда очутилась на Норт-Бродвее. Накануне ночью прошел кратковременный дождь, а потом температура резко упала и улицы покрылись толстой ледяной коркой.
Глория не отдавала себе отчета в том, как сильно волнуется, пока такси не затормозило перед самым клубом. Она не сомневалась, что Джером там — репетиции днем в пятницу считались обязательными, — но ведь она не была в «Зеленой мельнице» с той самой ночи, когда Бастиан разоблачил ее как лгунью, притворщицу, избалованную девицу, играющую в переодевание.
А теперь она возвращалась сюда. Сделав глубокий вдох, Глория постучала в дверь без вывески. Приоткрылось знакомое окошко, в нем мигнул знакомый карий глаз.
— Это Глория, бывшая… бывшая звезда клуба.
— Что вам нужно?
— Я… я пришла повидать, — она хотела сказать «Джерома», но сообразила, что это, возможно, не лучший вариант, — то есть посмотреть, не забыла ли я в клубе чего-нибудь. В ту ночь, когда пела здесь.
Глаз прищурился, вглядываясь в нее. Затем его обладатель неприветливо сказал:
— Никуда не уходите.
Окошко захлопнулось. Глория воспользовалась паузой, чтобы снять с пальца обручальное кольцо. Когда-то, в разгар репетиций, это служило ей первым шагом при смене наряда. Сейчас она стянула его с пальца и упрятала в школьный ранец, чувствуя себя неисправимой притворщицей.
Дверь отворилась, и Глория шагнула в знакомую полутьму.
Музыка притягивала ее, как магнит. Она тихонько встала в дальнем углу, захваченная
звуками, которые звучали и в ее снах. Джером покачивался в такт синкопированным ритмам, глаза его были закрыты, будто эти звуки уносили его куда-то далеко, в никому не ведомые миры. Она могла бы целую вечность смотреть, как он играет.Но вот глаза открылись, и Джером заметил Глорию.
Сначала она не могла поручиться, улыбнулся ли он или то была лишь игра света. Нет-нет, он действительно улыбался ей. Оркестранты еще не оделись к вечернему выступлению, и вид у них был такой, словно они только что пришли прямо с улицы. На Джероме и басисте были твидовые кепки, все музыканты были одеты в брюки защитного цвета или в джинсы и полотняные рубахи, помятые так, будто в них спали.
Песня закончилась. Джером встал из-за рояля и хотел спуститься с эстрады, когда басист остановил его и шепнул что-то на ухо. Джером снова взглянул на Глорию, только улыбка его теперь погасла.
Глория невольно попятилась. Она вдруг почувствовала себя очень неловко в своей серо-белой школьной форме. Здесь она была чужой. А потом ее поразила мысль: ей же нигде нет места! Всюду она чужая: и здесь, и в школе, и дома на Астор-стрит. Куда ни повернись.
К ней подошел Джером, небрежно сунув руки в карманы.
— Привет, — холодно бросил он. Не поцеловал, не погладил. — Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь.
— Я понимаю, надо было раньше тебе сказать, но…
— Не ожидал, — повторил он, перебив Глорию, — потому что мне казалось, у тебя сегодня грандиозный прием. Я в газете прочитал.
У Глории кровь застыла в жилах.
— Да, прием, — честно подтвердила она. — Но я хотела повидать тебя. Если можно. Я могу уйти, если ты…
— Не уходи. — Он подошел вплотную, и Глория увидела в его черных глазах что-то затаенное, словно не высказанный еще секрет. — Я скучал по тебе, — прошептал Джером.
Глория едва успела переварить эти слова, которые она и стремилась услышать, как подбежал трубач Ивэн.
— Надо отработать этот момент, пока еще не начали готовиться к вечернему выступлению, — сказал он, обращаясь к Джерому и не удостоив Глорию даже взглядом.
— Привет, Ивэн, — сказала она. — Ты здорово играл сейчас.
— Что она здесь делает? — спросил Ивэн у Джерома, покачиваясь на каблуках.
— Понятия не имею, — ответил тот, скрестив на груди руки. — Сам задаю себе тот же вопрос.
— Я в ту ночь потеряла одну из бабушкиных сережек, — объяснила Глория, дотронувшись до мочки уха, в которой ничего не было. Это была правда — она даже не заметила пропажи, пока не приехала домой и не перестала рыдать; взглянув тогда в зеркало на свое искаженное лицо, она и увидела, что одной серьги нет. — Это мой талисман, они приносят удачу. — Это тоже было правдой — до последнего времени.
— Ага, ну, тогда удачи в поисках, — насмешливо бросил Ивэн, потом ударил Джерома по плечу. — Не забудь, мы сегодня рано начинаем — мальчики Карлито придут на обед. Приходи к семи.
— Не забуду. — Джером поправил кепку, в которой он был похож на мальчишку-газетчика, а Ивэн тем временем вышел из клуба. Джером окинул взглядом эстраду, на которой еще возились басист и ударник, и сказал Глории: — Сюда.
Она пошла за ним к эстраде.
— Привет, Чак. Привет, Томми, — вежливо поздоровалась она.