Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.
Шрифт:
Тут камеру отвели быстро в сторону, но Наде это было уже безразлично. Камера поехала к певцу, который уже очень нервничал, но собрался и запел:
Я люблю тебя, жизнь, Что само по себе и не ново, Я люблю тебя, жизнь, Я люблю тебя снова и снова……Надя шла по коридору студии, бесконечно длинному, а за ней бежала ассистентка. Бежала, что-то говорила, но Надя ее не слушала.
Ночевала Надя
И тут пришла Лиза, дверь открыла своим ключом, вошла тихо.
Надя и не встала, а только посмотрела на нее с дивана.
И Лиза не подошла, а в дверях осталась.
— Есть хочешь? — спросила Надя. — Там, на кухне, я тебе тарелкой накрыла. Рыба жареная…
— Рыба жареная… — повторила Лиза.
— Ну, какая есть, — сказала Надя. — Ложись спать.
— Нет уж, нет, — сказала Лиза. — Вы эту рыбу сами кушайте, на здоровье. Я вас ненавижу, ясно? Вот, шла по дороге и решила на огонек зайти… И сказать: ненавижу вас я.
— Но темно же тут, Лиза, и никаких огоньков нет. — Надя не приподнималась с подушки. — Сядь, не уходи… Тоска у меня что-то…
— Так вам и надо, — сказала Лиза. — Так вам и надо…
— Я дома уже неделю не была, — сказала Надя. — Как там и что…
— Я вас по телевизору смотрела, очень красиво выглядели, — сказала Лиза.
— Ты опять выпила? — спросила Надя.
— Конечно, — сказала Лиза.
Ложись спать, я тебе постелила, — сказала Надя. — Там и простыни я купила, и наволочка чистая, ложись, спи…
— Ох, какая добрая! Ох, какая заботливая! Наволочку купила, чистую!
Надя отвернулась к стене, накрылась с головой.
— Ненавижу! — сказала Лиза. — Ненавижу! За все! За все!
— Не ори. — Надя и не повернулась. — Ребятишек разбудишь. Ложись и спи. Тебе же лучше.
Лиза, как была, упала на раскладушку. Лицом вниз. Надя осторожно ее раздела, та не сопротивлялась, а только всхлипывала, и все теплое, что было в доме, Надя на Лизу положила, и чаю ей принесла, но та не стала чай пить, а уткнулась лицом в подушку.
А Надя, накинув одеяло, села рядом, а после и прилегла сбоку, и обняла ее осторожно — плечи у Лизы вздрагивали во сне, и лицо было беспомощное, детское.
А мотоцикл, тот самый, без глушителя, мчался по уже совсем пустым улицам.
Мотоциклист (это был Славка) шлем где-то забыл, оставил.
Неистово он мчался, взлетал на булыжные улицы, и машина его на дыбы становилась, как конь, и Славка укрощал ее, несся вдоль набережной, мимо Волги, темной, тихой, мимо гостиницы, стекляшки этой в двадцать семь этажей, а она вся еще была в огнях, и еще теплоход, последний, у пристани стоял, музыка оттуда неслась.
Отчаянный он был парень, Славка. Вот так, наверно, чемпионы мира выигрывают, но Славке соревноваться в эту ночь было не с кем. Вот если только с самим собой. Да с улицами, со спусками, подъемами, поворотами внезапными — он и скорости не снижал, а подхлестывал и подхлестывал себя, и коня своего с высоким, нестандартным
рулем.Костя открыл дверь на долгий звонок.
В дверях стоял Славка. Кожаная куртка на нем, старая, летчицкая, — откуда они такие куртки достают?
— Заходи, — сказал Костя.
— Я ненадолго, — Славка вошел. — Поговорить надо.
— Проходи, только тихо…
Они вошли в комнату. Лампа у Кости горела, прикрытая платком. Книжки на столе. Тетрадки.
Дочь спала.
Славка осмотрелся, дальше порога не пошел.
— Ну, что ты? — спросил Костя. — Проходи.
— Пошли на кухню, — предложил Славка. — Я тут выпить принес… Ты не возражаешь? Поговорить надо, Костя, я серьезно… Ты же видишь — я ни в одном глазу…
— Пошли, — сказал Костя.
Он включил свет. Осторожно прикрыл дверь.
На кухне они уселись за стол, клеенкой покрытый. Славка поставил бутылку. Костя открыл холодильник.
— Смотри, — сказал он. — Все молочное. Ты творог любишь?
— Мура все это… — Славка махнул рукой. — Что я, ужинать к тебе пришел?
— Вот яблоки есть, — сказа,! Костя. — Сойдет? Колбаса.
— Да сядь ты… — горестно приказа! Славка. — Ладно… Ну, яблоки. Какая разница…
Разлил сам, поровну. Выпили.
Славка начал без предисловий. Только яблоком хрустнул — вот так он мотоцикл мотал по городу, так и яблоком яростно хрустнул. Молча достал нож, положил его перед Костей:
— Вот, возьми, это я у Лизы… Ну, час назад…
Костя повертел нож в руке.
— Знакомая вещь…
— Да, Надя сама тогда вернула… Борьке Степанову… Набила морду и вернула… А Лизка у него отобрала, да он, дерьмо, сам ей сунул. Стакан портвешка сначала, а после — и сунул… А она, дура, взяла… — Славка помолчал. — Костя, мотай отсюда… Забирай Надю, дочку — и… Плохо вам будет…
— Пугаешь? — спросил Костя.
— Нет. — Славка говорил серьезно. — Я не пугаю. Надька, она человек… Думаешь, я такой, не понимаю?.. Я понимаю… Только плохо это кончится!
— Опять пугаешь, — Костя говорил спокойно.
— Костя… Ты что? Ты на самом деле ничего не понимаешь? Или прикидываешься? Ты что, с Луны? Даже Лизка, дура, могла ее сегодня ночью, сонную прибить… За отца, так она считает… Лиза — что! А эта вся рвань!.. Да о чем мы говорим! Она жена твоя, а ты книжки под абажуром читаешь!
— Пугаешь, Славка, — сказал Костя. — Пустой номер.
— Нет, не тот у нас получается разговор, Костя! Я ведь Лизу люблю… Тебе это могу сказать, никому не говорил — ей не говорил… Ну, дело ночное, можно… Надька твоя думает, Лизе легче, если она с ней. На завод чуть ли не за ручку водит. Кормит. Книжки приносит интересные… Очень интересные книжки. А зачем? Кому это нужно — она спросила? Она, конечно, идейная, и все такое. А тебе от ее идейности хорошо? Ленке вашей хорошо? Ну и черт с ней! Пусть живет, как хочет! Самоед она, твоя Надька! Женюсь на Лизе, и все, и крышка! Но — опять твоя Надька! Что ей надо? Ну что! Как забор. Никого к Лизе не подпускает. Какая-то монополия, что ли! Меня, понимаешь — меня! — через милицию от Лизы отвела! — Славка говорил без истерики, ясно. — Ну что — милиция разбирается, кто кому нужен? При чем тут милиция-полиция? Я ее люблю, я все для нее сделаю, а она у Надьки как поднадзорная!