Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

— Понятно, — сказал Женька. — У тебя «Отечественная» какой степени?

— Второй, — сказал Федор.

— Тоже ничего, — успокоил Женька.

Люся поправила подушки и выпрямилась.

— Мы тоже здесь будем спать? — спросила Лена.

— Конечно, — ответил за отца Женька. — А где еще?

— Сегодня вы ночуете у тети Зины, — сказала Люся.

— Почему? — обиженно спросил Женька. — Зачем?

— Понимаешь, — Федор обнял Женьку, — им сегодня не очень-то весело. У тебя есть отец, а у Игоря нет.

— Понимаю, — сказал Женька.

— Одевайтесь, — сказала Люся. — Сейчас пойдем.

— Прямо сейчас? — Женька очень не хотел уходить.

— А то поздно будет, — мать накинула пальто.

— Утром увидимся, — сказал Федор.

Он сам одел Лену, крепко расцеловал обоих ребят, и Люся увела их.

Как она бежала к нему по темной улице, в расстегнутом пальто, без платка, такая красивая и молодая, как девочка перед свиданием, и в то же время как женщина, сильно любящая и любимая.

Он стоял у подъезда в накинутой на плечи шинели, ждал ее, курил. Она упала к нему на руки, он обнял ее, и они поцеловались у своего подъезда.

На раннем рассвете они вышли из подъезда, Федор был в шинели. По званию он был капитан. В форме он казался больше и массивней. Люся рядом с ним была совсем маленькая.

— Женька, — Федор вдруг остановился.

На скамейке посреди двора сидел Женька в шапке с опущенными наушниками: значит, сидел он тут давно и порядком замерз.

Увидев родителей, он встал.

— Что ты тут делал? — спросил Федор.

— Тебя ждал, — просто ответил Женька. — Боялся, что не зайдешь.

— Чудак. Я же обещал, — Федор говорил серьезно.

— Я все равно боялся, — честно сказал Женька.

Они шли втроем по пустой утренней улице: отец, сын, мать.

Наступил апрель. Дни теперь были длинные, долгие, и в то же время они летели стремительно, солнечные, светлые. Это была весна нашей победы.

Школьное здание было покрыто строительными лесами. Рядом с рабочими трудились школьники старших классов, помогая восстанавливать школу.

А на первом этаже своим чередом шли уроки.

Тот же самый класс.

Вошла преподавательница, дети встали. Женька и Игорь — на одной парте. Учительница поздоровалась по-немецки. Ребята ответили нестройным хором.

Начался урок немецкого языка. Накануне была контрольная, и учительница, молодая женщина в светлой кофточке, русая, с приветливым круглым лицом, раздавала тетрадки, называя оценки и добавляя при этом те обычные слова, которые говорят преподаватели. Наконец очередь дошла до Игоря. Он встал.

— Игорь, а твоей тетради опять нет, — сказала учительница. — Если так будет продолжаться, двойки в четверти тебе не миновать.

Игорь молчал.

— Неужели тебе не хочется в совершенстве овладеть немецким языком? — продолжала учительница.

— Нет, не хочется, — Игорь усмехнулся.

— Нельзя ненавидеть народ, — сказала учительница, — народ, который дал миру великого композитора Бетховена, классиков мировой; литературы Гейне, Гете и Шиллера…

— И Гитлера, — сказал Игорь.

— Да, но немецкий народ нам дорог не этим.

— Не знаю, чем он вам так особенно дорог, — сказал Игорь. — Вы во время войны где были?

— Я была в Куйбышеве, — сказала учительница.

— А я здесь, — Игорь осторожно опустил крышку парты и молча вышел из класса.

Игорь стоял в пустом коридоре у окна. Мимо проходил старик гардеробщик, он же давал звонок.

— Что, выгнали? — спросил он.

— Выгнали, — сказал Игорь.

— Бывает, — равнодушно сказал старик и пошел дальше.

Прозвенел долгий звонок. Учительница немецкого языка встала, чтобы попрощаться, Класс тоже встал.

Как обычно, учительница прощалась по-немецки.

Класс ответил молчанием.

Она повторила прощание.

Класс молчал. Лица у ребят были серьезные и строгие. Учительница обвела их взглядом и вышла из класса.

Женька и Игорь молча шли по улице. Позади них, как всегда, семенила Лена.

— Что с вами? — спрашивала она. — Поругались, а идете вместе…

— Отстань ты… — сказал Женька.

— Женька двойку получил? — продолжала интересоваться Лена.

Женька остановился.

— Что ты за нами ходишь? — спросил он. — Иди лучше попрыгай! — он кивнул в сторону девочек со скакалками.

Лена остановилась с обиженным лицом, а ребята пошли дальше.

— А ты пойдешь на казнь смотреть? — спросил Женька.

— На какую казнь? — спросил Игорь.

— Утром по радио передавали: в пять часов начнется, на площади Коммунаров.

— А кого? — равнодушно поинтересовался Игорь.

— Один наш, полицай. А другой гестаповец.

— Понятно, — сказал Игорь.

— Ты пойдешь?

— Я уже раз видел… — сказал Игорь.

— Когда? — не понял Женька.

— Видел — и все.

Ребята молчали.

— Я бы сам тогда на это не пошел смотреть, — наконец сказал Женька.

— Не пошел, заставили бы, — спокойно сказал Игорь.

— Меня бы не заставили! — Женька даже остановился.

— Сейчас это трудно проверить, — усмехнулся Игорь.

Они стояли друг против друга: напряженный, побледневший Женька и Игорь, спокойный, чуть вялый.

Толпа людей расступилась, пропустив к центру площади закрытую машину, и сомкнулась снова.

Не ради праздного любопытства собрались на площади жители этого небольшого городка. Многие из них вынесли на себе всю тяжесть и унижение оккупации. У многих она отняла близких людей. Это были страшные годы рабства, но в то же время это были годы борьбы: за свободу, за нашу власть. В этой борьбе погибали лучшие из лучших. И вот справедливость восторжествовала, победила: теперь живые мстят палачам и предателям.