От взгляда, лепета, улыбкив душе глубокой иногдасвет загорается незыбкий,восходит крупная звезда.И жить не стыдно и не больно;мгновенье учишься ценить,и слова одного довольно,чтоб все земное объяснить.Груневальд, 31 июля 1921 г.
Позволь мечтать… Ты первое страданье…
Позволь мечтать… Ты первое страданьеи счастие последнее мое.Я чувствую движенье и дыханьетвоей души… Я чувствую ее,как дальнее и трепетное пенье…Позволь мечтать, о, чистая струна!Позволь рыдать и верить в упоенье,что жизнь, как ты, лишь музыки полна.6 августа 1921
г.
Мерцательные тикают пружинки…
Мерцательные тикают пружинки,и осыпаются календари.Кружатся то стрекозы, то снежинки,и от зари недолго до зари.Но в темном переулке жизни милой,как в городке на берегу морском,есть некий гул; он дышит смутной силой,он ширится; он с детства мне знаком.И ночью перезвоном волн да кликомструн, дальних струн, неисчислимых струн,взволнован мрак, и в трепете великомвстаю на зов, доверчив, светел, юн…Как чувствуешь чужой души участье,я чувствую, что ночи звезд полны;а жизнь летит, горит и гаснет счастье,и от весны недолго до весны.14 августа 1921 г.
Рождество
Мой календарь полуопалыйпунцовой цифрою зацвел;на стекла пальмы и опалымороз колдующий навел.Перистым вылился узором,лучистой выгнулся дугой,и мандаринами и боромв гостиной пахнет голубой.Берлин, 23 сентября 1921 г.
Осенние листья
Стою я на крыльце. Напротив обитаетценитель древностей; в окошке пастушокточеный выставлен. В лазури тучка тает,как розовый пушок.Гляди, фарфоровый блестящий человечек:чернеют близ меня два голых деревца,и сколько золотых рассыпанных сердечекна ступенях крыльца.Кембридж, 8 ноября 1921 г.
Домой
На мызу, милые! Ямщиквожжею овода прогонит,и – с Богом! Жаворонок тонетв звенящем небе, и велик,и свеж, и светел мир, омытыйнедавним ливнем: благодать,благоуханье. Что гадать?Все ясно, ясно; мне открытывсе тайны счастья; вот оно:сырой дороги блеск лиловый;по сторонам то куст ольховый,то ива; бледное пятноусадьбы дальней; рощи, нивы,среди колосьев васильки;зеленый склон; изгиб ленивыйзнакомой тинистой реки.Скорее, милые! Рокочетмост под копытами. Скорей!И сердце бьется, сердце хочетвзлететь и перегнать коней.О, звуки, полные былого!Мои деревья, ветер мой,и слезы чудные, и словонепостижимое: домой!1917–192<1>
Велосипедист
Мне снились полевые дали,дороги белой полоса,руль низкий, быстрые педали,два серебристых колеса.Восторг мне снился, буйно-юный,и упоенье быстроты,и меж столбов стальные струны,и тень стремительной версты.Поля, поля, и над равнинойворона тяжело летит.Под узкой и упругой шинойпесок бежит и шелестит.Деревня. Длинная канава.Сирень цветущая вокругизбушек серых. Слева, справамальчишки выбегают вдруг.Вдогонку шапку тот бросает,тот кличет тонким голоском,и звонко собачонка лает,вертясь пред зыбким колесом.И вновь поля, и голубеетнад ними чистый небосвод.Я мчусь, и солнце спину греет,и вот нежданно поворот.Колеса косо пробегают,не попадая в колею.Деревья шумно обступают.Я вижу старую скамью.Но разглядеть не успеваю,чей вензель вырезан на ней.Я мимо, мимо пролетаю,и утихает шум ветвей.(1917–1922)
Бабочка
(Vanessa antiopa)Бархатно-черная,
с теплым отливом сливы созревшей,вот распахнулась она; сквозь этот бархат живойсладостно светится ряд васильково-лазоревых зеренвдоль круговой бахромы, желтой, как зыбкая рожь.Села на ствол, и дышат зубчатые нежные крылья,то припадая к коре, то обращаясь к лучам…О, как ликуют они, как мерцают божественно! Скажешь:голубоокая ночь в раме двух палевых зорь.Здравствуй, о, здравствуй, греза березовой северной рощи!Трепет, и смех, и любовь юности вечной моей.Да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье,крылья узнаю твои, этот священный узор.(1917–1922)
Кони
Гнедые, грузные, по зелени сыройвесенней пажити, под тусклыми дубами,они чуть двигались и мягкими губамивбирали сочные былинки, и зарей,вечернею зарей полнеба розовело.И показалось мне, что время обмертвело,что вечно предо мной стояли эти тричудовищных коня; и медные отливына гривах медлили, и были молчаливыдубы священные под крыльями зари.<26 мая 1921>
Пьяный рыцарь
С тонким псом и смуглым кубкомжарко-рдяного вина,ночью лунной в замке дедая загрезил у окна.В длинном платье изумрудном,вдоль дубравы на конев серых яблоках ты плавнопроскакала при луне.Встал я, гончую окликнул,вывел лучшего коня,рыскал, рыскал по дубраве,спотыкаясь и звеня;и всего-то только видел,что под трефовой листвойжемчуговые подковы,оброненные луной.<1921>
Я думаю о ней, о девочке, о дальней…
Я думаю о ней, о девочке, о дальней,и вижу белую кувшинку на реке,и реющих стрижей, и в сломанной купальнестрекозку на доске.Там, там встречались мы и весело оттудапускались странствовать по шепчущим лесам,где луч в зеленой мгле являл за чудом чудо,блистая по листам.Мы шарили во всех сокровищницах Божьих;мы в ивовом кусте отыскивали с нейто лаковых жучков, то гусениц, похожихна шахматных коней.И ведали мы все тропинки дорогие,и всем березанькам давали имена,и младшую из них мы назвали: Мариясвятая Белизна.О Боже! Я готов за вечными стенаминеисчислимые страданья восприять,но дай нам, дай нам вновь под теми деревцамихоть миг, да постоять.<1921>
Знаешь веру мою?
Слышишь иволгу в сердце моем шелестящем?Голубою весной облака я люблю, —райский сахар на блюдце блестящем;и люблю я, как льются под осень дождии под пестрыми кленами пеструю слякоть.Есть такие закаты, что хочется плакать,а иному шепнешь: подожди.Если ветер ты любишь и ветки сырые,Божьи звезды и Божьих зверьков,если видишь при сладостном слове «Россия»только даль и дожди золотые, косыеи в колосьях лазурь васильков, —я тебя полюблю, как люблю я могучий,пышный шорох лесов, и закаты, и тучи,и мохнатых цветных червяков;полюблю я тебя оттого, что заметишьвсе пылинки в луче бытия,скажешь солнцу: спасибо, что светишь.Вот вся вера моя.1922 г.
Кто выйдет поутру? Кто спелый плод подметит?
Кто выйдет поутру? Кто спелый плод подметит?Как тесно яблоки висят!Как бы сквозь них блаженно солнце светит,стекая в сад.И сонный, сладостный в аллеях лепет слышен:то словно каплет на песоктяжелых груш, пурпурных поздних вишенпахучий сок.На выгнутых стволах цветные тени тают;на листьях солнечный отлив…Деревья спят, и осы не слетаютс лиловых слив.Кто выйдет ввечеру? Кто плод поднимет спелый?Кто вертограда господин?В тени аллей, один, лилейно-белый,живет павлин.1922 г.