Стихотворения и поэмы (основное собрание)

На ней всегда лежит лишь тень листвы,

а осенью -- ложатся листья сами.

Крадется пар, вдали блестит мысок,

беленый ствол грызут лесные мыши,

и ветви, что всегда глядят в песок,

склоняются к нему все ближе, ниже.

Как будто жаждут знать, что стало тут,

в песке тропы с тенями их родными,

глядят в упор, и как-то вниз растут,

сливаясь на тропе навечно с ними.

Пчела жужжит, блестит озерный круг,

плывет луна меж тонких веток ночи,

тень листьев двух, как цифра 8, вдруг

в безумный счет свергает быстро рощу.

Внезапно Авраам увидел куст.

Густые ветви стлались низко-низко.

Хоть горизонт, как прежде, был здесь пуст,

но это означало: цель их близко.

"Здесь недалеко", -- куст шепнул ему

почти в лицо, но Авраам, однако,

не подал вида и шагнул во тьму.

И точно -- Исаак не видел знака.

Он, голову подняв, смотрел туда,

где обнажались корни чащи мрачной,

разросшейся над ним -- и там звезда

средь них (корней) зажгла свой свет прозрачный.

Еще одна. Минуя их, вдали

комки "земли" за "корнем" плыли слепо.

И наконец они над ним прошли.

Виденье леса прочь исчезло с неба.

И только вот теперь он в двух шагах

заметил куст (к отцу почуяв зависть).

Он бросил хворост, стал и сжал в руках

бесцветную листву, в песок уставясь.

По сути дела, куст похож на все.

На тень шатра, на грозный взрыв, на ризу,

на дельты рек, на луч, на колесо -

но только ось его придется книзу.

С ладонью сходен, сходен с плотью всей.

При беглом взгляде ленты вен мелькают.

С народом сходен -- весь его рассей,

но он со свистом вновь свой ряд смыкает.

С ладонью сходен, сходен с сотней рук.

(Со всею плотью -- нет в нем только речи,

но тот же рост, но тот же мир вокруг).

Весною в нем повсюду свечи, свечи.

"Идем скорей".
– - "Постой".
– - "Идем".
– - "Сейчас".

"Идем, не стой", -- (под шапку, как под крышу).

"Давай скорей", -- (упрятать каждый глаз).

"Идем быстрей. Пошли".
– - "Сейчас".
– - "Не слышу".

Он схож с гнездом, во тьму его птенцы,

взмахнув крылом зеленым, мчат по свету.

Он с кровью схож -- она во все концы

стремит свой бег (хоть в нем возврата нету).

Но больше он всего не с телом схож,

а схож с душой, с ее путями всеми.

Движенье в них, в них точно та же дрожь.

Смыкаются они, а что в их сени?

Смыкаются и вновь спешат назад.

Пресечь они друг друга здесь не могут.

Мешаются в ночи, вблизи скользят.

Изогнуты суставы, лист изогнут.

Смыкаются и тотчас вспять спешат,

ныряют в темноту, в пространство, в голость,

а те, кто жаждет прочь -- тотчас трещат

и падают -- и вот он, хворост, хворост.

И вновь над ними ветер мчит свистя.

Оставшиеся -- вмиг -- за первой веткой

склоняются назад, шурша, хрустя,

гонимые в клубок пружиной некой.

Все жаждет жизни в этом царстве чувств:

как облик их, с кустом пустынным схожий,

колеблет ветер здесь не темный куст,

но жизни вид, по всей земле прохожий.

Не только облик (чувств) -- должно быть, весь

огромный мир -- грубей, обширней, тоньше,

стократ сильней (пышней) -- столпился здесь.

"Эй, Исаак. Чего ты встал? Идем же".

Кто? Куст. Что? Куст. В нем больше нет корней.

В нем сами буквы больше слова, шире.

"К" с веткой схоже, "У" -- еще сильней.

Лишь "С" и "Т в другом каком-то мире.

У ветки "К" отростков только два,

а ветка "У" -- всего с одним суставом.

Но вот урок: пришла пора слова

учить по форме букв, в ущерб составам.

"Эй, Исаак!" -- "Сейчас, иду. Иду".

(Внутри него горячий пар скопился.

Он на ходу поднес кувшин ко рту,

но поскользнулся, -- тот упал, разбился).

Ночь. Рядом с Авраамом Исаак

ступает по барханам в длинном платье.

Взошла луна, и каждый новый шаг

сверкает, как сребро в песчаном злате.

Холмы, холмы. Не видно им конца.

Не видно здесь нигде предметов твердых.

Все зыбко, как песок, как тень отца.

Неясный гул растет в небесных сверлах.

Блестит луна, синеет густо даль.

Сплошная тень, исчез бесследно ветер.

"Далеко ль нам, отец?" -- "О нет, едва ль",

не глядя, Авраам тотчас ответил.

С бархана на бархан и снова вниз,

по сторонам поспешным шаря взглядом,

они бредут. Кусты простерлись ниц,

но всё молчат: они идут ведь рядом.

Но Аврааму ясно все и так:

они пришли, он туфлей ямки роет.

Шуршит трава. Теперь идти пустяк.

Они себе вот здесь ночлег устроят.

"Эй, Исаак. Ты вновь отстал. Я жду".

Он так напряг глаза, что воздух сетчат

почудился ему -- и вот: "Иду.

Мне показалось, куст здесь что-то шепчет".

"Идем же".
– - Авраам прибавил шаг.

Луна горит. Все небо в ярких звездах

молчит над ним. Простор звенит в ушах.

Но это только воздух, только воздух.

Песок и тьма. Кусты простерлись ниц.

Все тяжелей влезать им с каждым разом.

Бредут, склонясь. Совсем не видно лиц.

...И Авраам вязанку бросил наземь.

Они сидят. Меж них горит костер.

Глаза слезятся, дым клубится едкий,

а искры прочь летят в ночной простор.

Ломает Исаак сухие ветки.

Став на колени, их, склонясь вперед,

подбросить хочет: пламя стало утлым.