Стихотворения и поэмы

3

И вдруг его машина портится. Опять с педалями нет сладу. Ругаясь, как казак на хортице, Он ходит, чтоб унять досаду. И он отходит к ветлам, стелющим Вдоль по лугу холсты тумана, И остается перед зрелищем, Прикованный красой нежданной. Болотной непроглядной гущею Чернеют заросли заречья, И город, яркий, как грядущее, Вздымается из тьмы навстречу.

4

Он думает: "Я в нем изведаю, Что и не снилось мне доселе, Что я купил в крови победою И видел в смотровые щели. Мы на словах не остановимся, Но, точно в сновиденьи вещем, Еще привольнее отстроимся И лучше прежнего заблещем". Пока мечтами горделивыми Он залетает в край бессонный, Его протяжно, с перерывами Зовет с дороги рев клаксона.

Глава первая

1

В искатели благополучия Писатель в старину не метил. Его герой болел падучею, Горел и был страданьем светел. Мне думается, не прикрашивай Мы самых безобидных мыслей, Писали б, с позволенья вашего, И мы, как Хемингуэй и Пристли. Я тьму бумаги перепачкаю И пропасть краски перемажу, Покамест доберусь раскачкою До истинного персонажа. Зато без всякой аллегории Он - зарево в моем заглавьи, Стрелок, как в песнях Черногории, И служит в младшем комсоставе.

2

Все было громко, неожиданно, И спор горяч и чувства пылки, И все замолкло, все раскидано. Супруги спят. Блестят бутылки. С ней вышел кто-то в куртке хромовой. Она смутилась: "ты, Володя? Я только выпущу знакомого". – "А дети где?" - "На огороде. Я их тащу домой, - противятся". – "Кого ты это принимала?" – "Делец. Приятель сослуживицы. Достал мне соды и крахмалу. Да, подвигам твоим пред родиной Здесь все наперечет дивятся. Все говорят: звезда володина Уже не будет затмеваться. Особенно с губою заячьей Пристал как банный лист поганый: – Вы заживете припеваючи..." – "Повесь мне полотенце в ванну".

3

Ничем душа не озадачена Его дражайшей половины. Набит нехитрой всякой всячиной, Как прежде, ум ее невинный. Обыкновенно напомадится, Табак, цыганщина и гости. Как лямка, тяжкая нескладица, И дети бедные в коросте. А он не вор и не пропоица, Был ранен, захватил трофеи... И он, раздевшись, жадно моется И мылит голову и шею.

4

Ах это своеволье Катино! Когда ни вспомнишь, перепалка Из-за какой-нибудь пошлятины. Уйти - детей несчастных жалко. Детей несчастных и племянницу. Остаться - обстановка давит. Но если с ней он и расстанется, Детей в беде он не оставит. Людей переродило порохом, Дерзанием, смертельным риском. Он стал чужой мышиным шорохам И треснувшим горшкам и мискам. Как он изменит жизни воина, Бесстрашью братии бродячей, Лесам, стоянке неустроенной, Боям, поступкам наудачу! А горизонты с перспективами! А новизна народной роли! А вдаль летящее прорывами И победившее раздолье! А час, пробивший пред неметчиной, И внятно - за морем и дома Всем человечеством замеченный Час векового перелома! Ай время! Ай да мы! Подите-ка, Считали: рохли, разгильдяи. Да это ж сон, а не политика! Вот вам и рохли. Поздравляю. Большое море взбаламучено! И видя, что белье закапал, Он все не попадает в брючину И, крякнув, ставит ногу на пол.

5

"Дай мне уснуть. Не разговаривай. Нельзя ли, право, понормальней". Он видит сон. Лесное зарево С горы заглядывает в спальню. Он спит, и зубы сжаты в скрежете. Он стонет. У него диалог С какой-то придорожной нежитью. Его двойник смешон и жалок. "Вам не до нас, такому соколу. В честь вас пускают фейерверки. Хоть я все время терся около, Нас не видать, мы недомерки. Нет этих мест непроходимее. Я в город с погребенья тети, Но малость нагрузился химией. Нам по пути. Не подвезете? Над рощей буквы трехаршинные Зовут к далеким идеалам. Вам что, вы со своей машиною, А пехтурою, пешедралом? За полосатой перекладиной, Где предъявляются бумаги, Прогалина и дачка дядина. Свой огород, грибы в овраге. Мой дядя жертва беззакония, Как все порядочные люди. В лесу их целая колония, А в чем ошибка правосудия? У нас ни ведер, ни учебников, А плохи прачки, педагоги. С нас спрашивают, как с волшебников, А разве служащие - боги?" – "Да, боги, боги, слякоть клейкая, Да, либо боги, либо плесень. Не пользуйся своей лазейкою, Не пой мне больше старых песен. Нытьем меня своим пресытили, Ужасное однообразье. Пройди при жизни в победители И волю ей диктуй в приказе. Вертясь, как бес перед заутреней, Перед душою сердобольной, Ты подменял мой голос внутренний. Я больше не хочу. Довольно".

6

"Володя, ты покрыт испариной. Ты стонешь. У тебя удушье?" – "Во сне мне новое подарено, И это к лучшему, Катюша. Давай не будем больше ссориться. И вспомним, если в стенах этих Оно когда-нибудь повторится, О нашем будущем и детях". Из кухни вид. Оконце узкое За занавескою в оборках, И ходики, и утро русское На русских городских задворках. И золотая червоточина На листьях осени горбатой, И угол, бомбой развороченный, Где лазали его ребята.

Октябрь 1943

Памяти Марины Цветаевой

Хмуро тянется день непогожий. Безутешно струятся ручьи По крыльцу перед дверью прихожей И в открытые окна мои. За оградою вдоль по дороге Затопляет общественный сад. Развалившись, как звери в берлоге, Облака в беспорядке лежат. Мне в ненастье мерещится книга О земле и ее красоте. Я рисую лесную шишигу Для тебя на заглавном листе. Ах, марина, давно уже время, Да и труд не такой уж ахти, Твой заброшенный прах в реквиеме Из Елабуги перенести. Торжество твоего переноса Я задумывал в прошлом году Над снегами пустынного плеса, Где зимуют баркасы во льду. – ------ Мне так же трудно до сих пор Вообразить тебя умершей, Как скопидомкой мильонершей Средь голодающих сестер. Что делать мне тебе в угоду? Дай как-нибудь об этом весть. В молчаньи твоего ухода Упрек невысказанный есть. Всегда загадочны утраты. В бесплодных розысках в ответ Я мучаюсь без результата: У смерти очертаний нет. Тут все - полуслова и тени, Обмолвки и самообман, И только верой в воскресенье Какой-то указатель дан. Зима - как пышные поминки: Наружу выйти из жилья, Прибавить к сумеркам коринки, Облить вином - вот и кутья. Пред домом яблоня в сугробе, И город в снежной пелене - Твое огромное надгробье, Как целый год казалось мне. Лицом повернутая к богу, Ты тянешься к нему с земли, Как в дни, когда тебе итога Еще на ней не подвели.

1943

Одесса

Земля смотрела именинницей И все ждала неделю эту, Когда к ней избавитель кинется Под сумерки или к рассвету. Прибой рычал свою невнятицу У каменистого отвеса, Как вдруг все слышат, сверху катится: "Одесса занята, Одесса". По улицам, давно не езженным, Несется русский гул веселый. Сапер занялся обезвреженьем Подъездов и домов от тола. Идет пехота, входит конница, Гремят тачанки и телеги. В беседах время к ночи клонится, И нет конца им на ночлеге. А рядом в яме череп скалится, Раскинулся пустырь безмерный. Здесь дикаря гуляла палица, Прошелся человек пещерный. Пустыми черепа глазницами Глядят головки иммортелей И населяют воздух лицами, Расстрелянными в том апреле. Зло будет отмщено, наказано, А родственникам жертв и вдовам Мы горе облегчить обязаны Еще каким-то новым словом. Клянемся им всем русским гением, Что мученикам и героям Победы одухотворением Мы вечный памятник построим.

1944

Бессонница

Который час? Темно. Наверно, третий. Опять мне, видно, глаз сомкнуть не суждено. Пастух в поселке щелкнет плетью на рассвете. Потянет холодом в окно, Которое во двор обращено. А я один. Неправда, ты Всей белизны своей сквозной волной Со мной.

1953

Под открытым небом