Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Приди, моя бездомная, сюда,
Седой Агур тебе омоет ноги.
Чья скрыта гибель здесь, чье торжество?
Какие бури здесь служили требу?
Вода и камень — больше ничего,
И лестница из черной бездны к небу.
На языке усталых ног своих
Поведай водопаду на рассвете,
Как ты в оковах из низин сырых
К
20
Рассказывай, любовь моя, пляши!
Перед тобою сонные громады.
Трава и камни — больше ни души;
Ни братьев, ни сестер — совсем одна ты.
Скитаются — ни кликнуть, ни позвать!
Кочует в море утлая лодчонка.
Ребенок потерял отца и мать,
Мать не найдет убитого ребенка.
За солнечные гимны — жгли уста;
За гимны небу — очи выжигали.
Мерцающая синяя звезда
Не слышит нашей боли и печали.
И горы спят, но ты их сна лиши,
Пускай их потрясут твои утраты!
Рассказывай, любовь моя, пляши.
Ни братьев, ни сестер — совсем одна ты,
21
Отдай им всё — нам незачем копить.
Исхода нет — отдайся им на милость.
За то, что ты осмелилась любить,
Ты до конца еще не расплатилась.
Привыкла с малых лет недоедать.
Долги росли, и множились заботы.
А ты хотела мыслить и мечтать,
И быть свободной, — так плати по счету!
Разграблено и золото, и медь;
За колыбелью — братская могила.
И ты должна сгореть, должна истлеть
За то, что ты людей и мир любила.
Сумей же стыд от тела отделить
И тело от костей — судьба свершилась!
За то, что ты осмелилась любить,
Ты до конца еще не расплатилась!
22
Когда-то здесь под грозный гул стихий
Над замершей толпой пророкотало
Торжественное слово — «Не убий!».
Теперь убийство заповедью стало.
Но не смолкает правды гневный гром,
И мысль не уступает тьме и страху.
Погиб не тот, кто пал под топором,
А тот, кто опустил топор на плаху!
Да будет всем известно наперед,
Что тьме и страху мысль не уступает.
Герой не тот, кто кандалы кует,
А тот, кто кандалы свои ломает!
Танцуй же у подножья грозных гор, —
Еще заря от дыма не ослепла.
Сгорит не тот, кто всходит на костер,
А тот, кто умножает груды пепла!
23
Идет, идет с секирой истукан.
Он свастику и ночь несет народам.
Он тащит мертвеца. Он смел и пьян.
Он штурмовик. Он из-за Рейна родом.
Он миллионам, множа плач и стон,
На спинах выжег желтые заплаты.
Он растоптал и право, и закон.
Он сеет смерть бесплатно и за плату.
Лоснятся губы. Пахнет кровью рот.
Но людоед взывает нагло к богу.
Еда ему, видать, невпроворот.
Он в страхе. Он почувствовал тревогу.
Заплата стала горла поперек.
Мычит. Хрипит. Промыть бы горло водкой.
Пожалуй, стоит дать ему глоток,
Чтоб вырвало заплату вместе с глоткой!
24
Станцуй ему, бездомная, в горах, —
Он проклят до десятого колена.
Нет больше толку в буквах и в словах,
Их смоет крови розовая пена.
Заря проснулась в гневе и в огне,
Вершины расстаются с облаками...
Мы благодарность на его спине
Напишем беспощадными штыками.
Гора камнями вызвалась помочь.
Разверзлось море. Поднялись дубравы.
Могилы, будоража злую ночь,
Встают от Роттердама до Варшавы.
Ни летопись и ни рассказ живой
Не воссоздаст их муки и тревоги.
Об этом в вихре пляски огневой
Кричат твои скитальческие ноги!
25