Стихотворения, поэмы, трагедия

И верится невольно

В небесного врача.

Он, в белом балахоне,

Пошепчется с сестрой, —

На чистом небосклоне

Исчезнет за горой.

Всё медленно остынет

До первых снежных пург, —

Как жар недужный вынет

Из бредных лоз хирург.

394. ЗЕРКАЛО ГЕКАТЫ{*}

Лунная мгла мне мила,

Не серебро и не белые платы:

Сладко глядеть в зеркала

Смутной Гекаты.

Видеть весь дол я могу

В пепельном зареве томной лампады.

Мнится: на каждом лугу —

В кладезях клады...

Лунную тусклость люблю:

В ней невозможное стало возможным.

Очерки все уловлю

В свете тревожном, —

Но не узнаю вещей,

Словно мерцают в них тайные руды,

Словно с нетленных мощей

Подняты спуды.

Снято, чем солнечный глаз

Их облачал многоцветно и слепо.

Тлеет душа, как алмаз

В сумраке склепа.

Вижу, как злато горит

Грудой огня в замурованном своде;

Знаю, что ключ говорит

Горной породе...

Бледный затеплив ночник,

Зеркалом черным глухого агата

Так вызывает двойник

Мира — Геката.

395. УСТА ЗАРИ{*}

Как уста, заря багряная горит:

Тайна нежная безмолвьем говорит.

Слышишь слова золотого вещий мед?—

Солнце в огненном безмолвии встает!

Дан устам твоим зари румяный цвет,

Чтоб уста твои родили слово — свет.

Их завесой заревою затвори:

Только золотом и медом говори.

396. РАДУГА{*}

Та, что видит эти волны

И спасает в бурю челны

Этих бедных рыбаков, —

От земного праха взоры

Мне омыла ливнем струйным,

Осушила ветром буйным,

Весть прислала с облаков.

В небе радуга сомкнулась

Меж пучиной и стремниной.

Мрачный пурпур за долиной

Обнял хаос горных груд.

Ткань эфира улыбнулась

И, как тонкий дым алтарный,

Окрылила светозарный

Ближних склонов изумруд.

И тогда предстала радость

В семицветной Божьей двери —

Не очам, единой вере, —

Ибо в миг тот был я слеп

(Лишь теперь душа всю сладость

Поняла, какой горела!), —

Та предстала, что согрела

Розой дня могильный склеп.

Золотистый, розовея,

Выбивался в вихре волос,

И звучал мне звонкий голос:

«Милый! приходи скорей!»

И виссон клубился, вея,

И бездонной глубиною

Солнце, ставшее за мною,

Пили солнца двух очей.

397. КОНЬ АРИОН{*}

Пред Дионисом я бежал,

Как тень коня пред колесницей.

Я ланью загнанной дрожал:

Он крался медленной тигрицей.

Я серым камнем каменел;

Но в плющ мой камень облачался.

Я сонным омутом чернел:

Бог звездочкой в струях качался.

Я в летний зной, пастух, уснул

И выронил свирель под древом:

Он тирсом спящего хлестнул

И львиным дол окликнул ревом.

И вот — на крутизне стою,

Пустынный дуб, широкошумный;

Полусожжен, дремлю, пою,

Целуюсь с молнией безумной.

Под вековой моей корой

Что шевельнулось, загудело?

Пчелиный Дионисов рой,

Жужжа, в мое вселился тело.

Милей мне было б на скале

Лежать растерзанной козулей,

Чем в древнем приютить дупле

Крылатых жал горючий улей.

Возьми ж мой дом! Клади в мой ствол

Свои пьянительные соты!

Меня из плена горьких пчел

Пусти в лазурные высоты!

Тебе покинул, Дионис,

Я дуба остов омертвелый

И на венце его повис

Золотокудрою омелой.