Стихотворения

X

Дивились все взаимной их любви,И не любил никто, их… оттого ли,Что никому они дела своиНе поверяли и надменной волиСклонить пред чуждой волей не могли?Не знаю, – тайна их угрюмой долиТемнее строк, начертанных рукойПрохожего на плите гробовой…

XI

Была их сакля меньше всех других,И с плоской кровли мох висел зеленый.Рядком блистали на стенах простыхАркан, седло с насечкой вороненой,Два башлыка, две шашки боевыхДа два ружья, которых ствол граненый,Едва прикрытый шерстяным чехлом,Был закопчен в дыму пороховом.

XII

Однажды… Акбулата ждал СелимС охоты. Было поздно. На долинуТуман ложился, как прозрачный дым;И сквозь него, прорезав половинуКосматых скал, как буркою, густымОдетых мраком, дикую картинуРодной земли и неба красотуОбозревал задумчивый Бешту.

XIII

Вдали тянулись розовой стеной,Прощаясь с солнцем, горы снеговые;Машук, склоняся лысой головой,Через струи Подкумка голубые,Казалось, думал тяжкою стопой Перешагнуть в поместия чужие.С мечети слез мулла; аул дремал…Лишь в крайней сакле огонек блистал.

XIV

И ждет Селим – сидит он час и два,Гуляя в поле, горный ветер плачет,И под окном колышется трава.Но чу! далекий топот… кто-то скачет…Примчался; фыркнул конь, заржал… СперваСпрыгнул один, потом другой… что это значит?То не сайгак, не волк, не зверь лесной!Он прискакал с добычею иной.

XV

И в саклю молча входит Акбулат,Самодовольно взорами сверкая.Селим к нему: «Ты загулялся, брат!Я чай, с тобой не дичь одна лесная».И любопытно он взглянул назад,И видит он: черкешенка младаяСтоит в дверях, мила как херувим;И побледнел невольно мой Селим.

XVI

И в нем, как будто пробудясь от сна,Зашевелилось сладостное, что-то.«Люби ее! она моя жена! —Сказал тогда Селиму брат. – Охотой Родной аул покинула она.Наш бедный дом храним ее заботойОтныне будет. Зара! вот мояОтчизна, все богатство, вся семья!..»

XVII

И Зара улыбнулась, и устаХотели вымолвить слова привета,Но замерли. Вдоль по челу мечтаПромчалась тенью. По словам поэта,Казалось, вся она была слита,Как гурии, из сумрака и света;Белей и чище ранних облаковЯвлялась грудь, поднявшая покров;

XVIII

Черны глаза у серны молодой,Но у нее глаза чернее были;Сквозь тень ресниц, исполнены душой,Они блаженством сердцу говорили!Высокий стан искусною рукойБыл стройно перетянут без усилий;Сквозь черный шелк витого кушакаБлистало серебро исподтишка.

XIX

Змеились косы на плечах младых,Оплетены тесьмою золотою;И мрамор плеч, белея из-под них,Был разрисован жилкой голубою.Она была прекрасна в этот миг,Прекрасна вольной дикой простотою,Как южный плод румяный, золотой,Обрызганный душистою росой.

XX

Селим смотрел. Высоко билось в немВстревоженное сердце чем-то новым.Как сладко, страстно пламенным челомПрилег бы он к грудям ее перловым!Он вздрогнул, вышел… сумрачен лицом,Кинжал рукою стиснув. На шелковомКовре лениво Акбулат лежал,Курил и думал… О! когда б он знал!..

XXI

Промчался день, другой… и много дней;Они живут, как прежде, нелюдимо.Но раз… шумела буря. Все чернейУтесы становились. С воем мимо,Подобно стае скачущих зверей,Толпою резвых жадных псов гонимой,Неслися друг за другом облака,Косматые, как перья шишака.

XXII

Очами Акбулат их провожалЗадумчиво с порога сакли бедной.Вдруг шорох: он глядит… пред ним стоялСелим, без шапки, пасмурный и бледный;На поясе, звеня, висел кинжал,Рука блуждала по оправе медной;Слова кипели смутно на устах,Как бьется пена в тесных берегах.

XXIII

И юноше с участием живымОн молвил: «Что с тобой? – не понимаю!Скажи!» – «Я гибну! – отвечал Селим,Сверкая мутным взором, – я страдаю!..Одною думой день и ночь томим!Я гибну!.. ты ревнив, ты вспыльчив: знаю!Безумца не захочешь ты спасти…Так, я виновен… но, прости!.. прости!..»

XXIV

«Скажи, тебя обидел кто-нибудь?Обиду злобы кровью смыть могу я!Иль кань пропал? Забудь об нем, забудь,В горах коня красивее найду я!..Иль от любви твоя пылает грудь?И чуждой девы хочешь поцелуя?..Ее увезть легко во тьме ночной,Она твоя!.. но молви: что с тобой?»

XXV

«Легко спросить… но тяжко рассказатьИ чувствовать!.. Молился я пророку,Чтоб ангелам велел он ниспослатьХоть каплю влаги пламенному оку!..Ты видишь: есть ли слезы?.. О! не тратьМолитв напрасных… к яркому востокуИ западу взывал я… но в моейДуше все шевелится грусть, как змей!..

XXVI

Я проклял небо – оседлал коня;Пустился в степь. Без цели мы блуждали,Не различал ни ночи я, ни дня…Но вслед за мной мечты мои скакали!Я гибну, брат!.. пойми, спаси меня!Твоя душа не крепче бранной стали;Когда я был ребенком, ты любилРебенка… помнишь это? иль забыл?..

XXVII

Послушай!.. бурно молодость во мнеКипит, как жаркий ключ в скалах Машука! Но ты, – в твоей суровой сединеВидна усталость жизни, лень и скука.Пускай летать ты можешь на коне,Звенящую стрелу бросать из лука,Догнать оленя и врага, сразить…Но… так, как я, не можешь ты любить!..

XXVIII

Не можешь ты безмолвно, целый часСмотреть на, взор живой, но безответный,И утопать в сиянье милых глаз,Тая в груди, как месть, огонь заветный!Обнявши Зару, я видал не раз,Как ты томился, скукою приметной…Я б отдал жизнь за поцелуй такой,И… если б мог, не пожалел другой!..»

XXIX

Как облака, висящие над ним,Стал мрачен лик суровый Акбулата;Дрожь пробежала по усам седым,Взор покраснел, как зарево заката.«Что произнесть решился ты, Селим!» —Воскликнул он. Селим не слушал брата.Как бедный раб, он пал к его ногамИ волю дал страданью и мольбам.

XXX

«Ты видишь: я погиб!.. спасенья нет…Отчаянье, любовь… везде! повсюду!..О! ради прежней дружбы… прежних лет…Отдай мне Зару!.. уступи!.. я будуТвоим рабом… послушай: сжалься!.. нет,Нет!.. ты меня как ветхую посудуС презреньем гордым кинешь за порог…Но, видишь: вот кинжал! – а там: есть бог!..

XXXI

Когда б хотел, я б мог давно, поверь,Упиться счастьем, презреть все святое!Но я подумал: нет! как лютый зверь,Он растерзает сердце молодое!И вот пришло раскаянье теперь,Пришло – но поздно! я ошибся вдвое,Я, как глупец, остался на земли,Один, один… без дружбы и любви!..