Стихотворения

На мягких креслах пред столом Сидел в бездействии немом Боярин Орша. Иногда Усы седые, борода,С игривым встретившись лучом,Вдруг отливали серебром, И часто кудри старика От дуновенья ветерка Приподымалися слегка. Движеньем пасмурных очей Нередко он искал дверей, И в нетерпении порой Он по столу стучал рукой.

В конце противном залы той Один, в цепях, к нему спиной, Покрыт одеждою раба, Стоял Арсений у столба. Но в молодом лице его Вы не нашли б ни одного Из чувств, которых смутный рой Кружится, вьется над душой В час расставания с землей. Хотел ли он перед врагом Предстать с бесчувственным челом, С холодной важностью лица И мстить хоть этим до конца? Иль он невольно в этот миг Глубокой мыслию постиг, Что он в цепи существ давно Едва ль не лишнее звено?.. Задумчив, он смотрел в окно На голубые небеса, – Его манила их краса, И кудри легких облаков, Небес серебряный покров, Неслись свободно, быстро там, Кидая тени по холмам. И он увидел: у окна, Заботой резвою полна, Летала ласточка – то вниз, То вверх под каменный карниз Кидалась с дивной быстротой И в щели пряталась сырой; То, взвившись на небо стрелой, Тонула в пламенных лучах… И он вздохнул о прежних днях, Когда он жил, страстям чужой, С природой жизнию одной.Блеснули тусклые глаза, Но это блеск был – не слеза; Он улыбнулся, но жесток В его улыбке был упрек!

И вдруг раздался звук шагов, Невнятный говор голосов, Скрып отворяемых дверей… Они! – взошли! – толпа людей В высоких, черных клобуках, С свечами длинными в руках. Согбенный тягостью вериг Пред ними шел слепой старик, Отец игумен: Сорок лет Уж он не знал, что божий свет, Но ум его был юн, богат, Как сорок лет тому назад. И крест держал перед собой; И крест осыпан был кругом Алмазами и жемчугом. И трость игумена была Слоновой кости, так бела, Что лишь с седой его брадой Могла равняться белизной.

Перекрестясь, он важно сел, И пленника подвесть велел, И одного из чернецов Позвал по имени, – суров И холоден был вид лица Того святого чернеца. Потом игумен, наклонясь, Сказал боярину, смеясь, Два слова на ухо. В ответ На сей вопрос или совет Кивнул боярин головой… И вот слепец махнул рукой! И понял данный знак монах, Укор готовый на устах Словами книжными убрал И так преступнику вещал: «Безумный, бренный сын земли! Злой дух и страсти привелиТебя медовою тропой К границе жизни сей земной. Грешил ты много, но из всех Грехов страшней последний грех. Простить не может суд земной, Но в небе есть судья иной: Он милосерд – ему теперь При нас дела свои поверь!»

Арсений

Ты слушать исповедь мою Сюда пришел – благодарю! Не понимаю, что была У вас за мысль? – Мои дела И без меня ты должен знать, А душу можно ль рассказать? И если б мог я эту грудь Перед тобою развернуть, Ты, верно, не прочел бы в ней, Что я бессовестный злодей! Пусть монастырский ваш закон Рукою бога утвержден, Но в этом сердце есть другой, Ему не менее святой: Он оправдал меня – один Он сердца полный властелин! Когда б сквозь бедный мой наряд Не проникал до сердца яд, Тогда я был бы виноват. Но всех равно влечет судьба: И под одеждою раба, Но полный жизнью молодой, Я человек, как и другой. И ты, и ты, слепой старик, Когда б ее небесный лик Тебе явился хоть во сне, Ты позавидовал бы мне, И, в исступленье, может быть, Решился б также согрешить, И клятвы б грозные забыл, И перенесть бы счастлив был За слово, ласку или взор Мое мученье, мой позор!..

Орша

Не поминай теперь об ней, – Напрасно!.. У груди моей, Хоть ныне поздно вижу я, Согрелась, выросла змея!.. Но ты заплатишь мне теперь За хлеб и соль мою, поверь. За сердце ж дочери моей Я заплачу тебе, злодей, Тебе, найденыш без креста, Презренный раб и сирота!..

Арсений

Ты прав… не знаю, где рожден! Кто мой отец, и жив ли он? Не знаю… люди говорят, Что я тобой ребенком взят, И был я отдан с ранних пор Под строгий иноков надзор, И вырос в тесных я стенах Душой дитя – судьбой монах! Никто не смел мне здесь сказать Священных слов: «отец» и «мать»! Конечно, ты хотел, старик, Чтоб я в обители отвык От этих сладостных имен? Напрасно: звук их был рожден Со мной. Я видел у других Отчизну, дом, друзей, родных, А у себя не находил Не только милых душ – могил! Но нынче сам я не хочу Предать их имя палачу И всё, что славно было б в нем, Облить и кровью и стыдом: Умру, как жил, твоим рабом!.. Нет, не грози, отец святой; Чего бояться нам с тобой? Обоих нас могила ждет… Не всё ль равно, что день, что год? Никто уж нам не господин; Ты в рай, я в ад – но путь один! С тех пор, как длится жизнь моя, Два раза был свободен я,Последний ныне. В первый раз, Когда я жил еще у вас, Среди молитв и пыльных книг, Пришло мне в мысли хоть на миг Взглянуть на пышные поля, Узнать, прекрасна ли земля, Узнать, для воли иль тюрьмы На этот свет родимся мы! И в час ночной, в ужасный час, Когда гроза пугала вас, Когда, столпясь при алтаре, Вы ниц лежали на земле, При блеске молний роковых Я убежал из стен святых; Боязнь с одеждой кинул прочь, Благословил и хлад и ночь, Забыл печали бытия И бурю братом назвал я. Восторгом бешеным объят, С ней унестись я был бы рад, Глазами тучи я следил, Рукою молнию ловил! О старец, что средь этих стен Могли бы дать вы мне взамен Той дружбы краткой, но живой Меж бурным сердцем и грозой?..

Игумен

На что нам знать твои мечты? Не для того пред нами ты! В другом ты ныне обвинен, И хочет истины закон. Открой же нам друзей своих, Убийц, разбойников ночных, Которых страшные дела Смывает кровь и кроет мгла, С которыми, забывши честь, Ты мнил несчастную увезть.

Арсений

Мне их назвать? Отец святой, Вот что умрет во мне, со мной. О нет, их тайну – не мою – Я неизменно сохраню,Пока земля в урочный час Как двух друзей не примет нас. Пытай железом и огнем, Я не признаюся ни в чем; И если хоть минутный крик Изменит мне… тогда, старик, Я вырву слабый мой язык!..

Монах

Страшись упорствовать, глупец! К чему? Уж близок твой конец, Скорее тайну нам предай. За гробом есть и ад и рай, И вечность в том или другом!..

Арсений

Послушай, я забылся сном Вчера в темнице. Слышу вдруг Я приближающийся звук, Знакомый, милый разговор, И будто вижу ясный взор… И, пробудясь во тьме, скорей Ищу тех звуков, тех очей… Увы! они в груди моей! Они на сердце как печать, Чтоб я не смел их забывать, И жгут его, и вновь живят… Они мой рай, они мой ад! Для вспоминания об них Жизнь – ничего, а вечность – миг!

Игумен

Богохулитель, удержись! Пади на землю, плачь, молись, Прими святую в грудь боязнь… Мечтанья злые – божья казнь! Молись ему…

Арсений

Напрасный труд! Не говори, что божий суд Определяет мне конец: Всё люди, люди, мой отец! Пускай умру… но смерть мояНе продолжит их бытия, И дни грядущие мои Им не присвоить, и в крови, Неправой казнью пролитой, В крови безумца молодой Им разогреть не суждено Сердца, увядшие давно; И гроб без камня и креста, Как жизнь их ни была свята, Не будет слабым их ногам Ступенью новой к небесам; И тень несчастного, поверь, Не отопрет им рая дверь!.. Меня могила не страшит: Там, говорят, страданье спит В холодной, вечной тишине, Но с жизнью жаль расстаться мне! Я молод, молод, – знал ли ты, Что значит молодость, мечты? Или не знал? Или забыл, Как ненавидел и любил? Как сердце билося живей При виде солнца и полей С высокой башни угловой, Где воздух свеж и где порой В глубокой трещине стены, Дитя неведомой страны, Прижавшись, голубь молодой Сидит, испуганный грозой?.. Пускай теперь прекрасный свет Тебе постыл… ты слеп, ты сед, И от желаний ты отвык… Что за нужда? Ты жил, старик! Тебе есть в мире что забыть, Ты жил – я также мог бы жить!..

Но тут игумен с места встал, Речь нечестивую прервал, И негодуя все вокруг На гордый вид и гордый дух, Столь непреклонный пред судьбой, Шептались грозно меж собой, И слово «пытка» там и там Вмиг пробежало по устам,Но узник был невозмутим, Бесчувственно внимал он им. Так, бурей брошен на песок, Худой, увязнувший челнок, Лишенный весел и гребцов, Недвижим ждет напор валов.· · · · · ·· · · · · ·· · · · · ·

…Светает. В поле тишина. Густой туман, как пелена С посеребренною каймой, Клубится над Днепром-рекой. И сквозь него высокий бор, Рассыпанный по скату гор, Безмолвно смотрится в реке, Едва чернея вдалеке. И из-за тех густых лесов Выходят стаи облаков, А из-за них, огнем горя, Выходит красная заря. Блестят кресты монастыря; По длинным башням и стенам И по расписанным вратам Прекрасный, чистый и живой, Как счастье жизни молодой, Играет луч ее златой.

Унылый звон колоколов Созвал уж в храм святых отцов; Уж дым кадил между столбов, Вился струей, и хор звучал… Вдруг в церковь служка прибежал, Отцу игумену шепнул Он что-то скоро – тот вздрогнул И молвил: «Где же казначей? Поди спроси его скорей, Не затерял ли он ключей!» И казначей из алтаря Пришел, дрожа и говоря, Что все ключи еще при нем, Что не виновен он ни в чем!Засуетились чернецы, Забегали во все концы, И свод нередко повторял «Бежал! кто? как бежал?» И в монастырскую тюрьму Пошли один по одному, Загадкой мучаясь простой, Жильцы обители святой!..