Стихотворения

«Опять над голым многолюдьем…»

Опять над голым многолюдьем Июля солнечная власть, И каждый рад открытой грудью К земле по-древнему припасть. Чей это стан? Какое племя? Куда идет? Что правит им?.. Но не теряет облик время, И в людях он невытравим. Любой здесь временем помечен, И оттого еще светлей Святое утро человечье Сквозит в невинности детей. Дай подышать на пляже всласть им, Они в неведенье — и пусть. И знай, что истинное счастье Слегка окрашивает грусть. А речка мирно лижет ноги Своим холодным языком. Какие ждут еще тревоги Тебя, лежащего ничком? Тебе от них не отрешиться, Они овеяли твой путь, К сердце в шар земной стучится: Мы жили в мире — не забудь.

«Густая тень и свет вечерний…»

Густая тень и свет вечерний — Как в сочетанье явь и сон. На золотое небо чернью Далекий город нанесен. Он стал законченней и выше, Не подавляя общий вид. Движенья полный — он недвижен, Тревожно шумный — он молчит. Без мелочей — тупых и тусклых — Он вынес в огненную высь И строгость зодческого чувства, И шпили — острые, как мысль.

«Коснись ладонью грани горной…»

Коснись ладонью грани горной — Здесь камень гордо воплотил Земли глубинный, непокорный Избыток вытесненных сил. И не ищи ты бесполезно У гор спокойные черты: В трагическом изломе — бездна, Восторг неистовый — хребты. Здесь нет случайностей нелепых: С тобою выйдя на откос, Увижу грандиозный слепок Того, что в нас не улеглось.

Изломы камня

1. «Черней и ниже пояс ночи…»

Черней и ниже пояс ночи, Вершина строже и светлей, А у подножья — шум рабочий И оцепление огней. Дикарский камень люди рушат, Ведут стальные колеи, Гора открыла людям душу И жизни прожитой слои. Качали тех, кто, шахту вырыв, Впервые в глубь ее проник. И был широко слышен в мире Восторга вырвавшийся крик. Но над восторженною силой, Над всем, что славу ей несло, Она угрюмо возносила Свое тяжелое чело.

2. «Дымись, разрытая гора…»

Дымись, разрытая гора. Как мертвый гнев — Изломы камня. А люди — в поисках добра До сердца добрались руками. Когда ж затихнет суета, Остынут выбранные недра, Огромной пастью пустота Завоет, втягивая ветры. И кто в ночи сюда придет, Услышит: голос твой — не злоба. Был час рожденья, вырван плод, И ноет темная утроба.

«Торопит нас крутое время…»

Торопит нас крутое время, И каждый час в себе несет Отчаянные измеренья Зовущих далей и высот. Расчеты твердые, скупые Таят размах мечты твоей В разумно скованной стихии Смертельных сил и скоростей. Ты с ней велик: стихия эта, Тобой рожденная, — твоя. И кружит старая планета Всю современность бытия. А ты в стремительном усилье, Как вызов, как вселенский клич, Выносишь солнечные крылья, Чтоб запредельное постичь. Но в час, когда отдашь ты душу Безумью сил и скоростей И твой последний крик заглушит Машина тяжестью своей, — В смешенье масла, пыли, крови Так жалко тают кисти рук… И мы спешим, нахмурив брови, Закрыть увиденное вдруг. И той поспешностью, быть может, Хотим сказать мы — без речей, Что миг бессилья так ничтожен Перед могуществом людей.

«Ты в поисках особенных мгновений…»

Ты в поисках особенных мгновений Исколесил дорогу не одну, По вспышкам преходящих впечатлений Определяя время и страну. И в каждой вспышке чудилось открытье, Душа брала заряд на много лет. Но дни прошли — и улеглись событья В ней, как в подшивке выцветших газет. Ей нужно чудо, чтоб завидно вспыхнуть. Но это чудо в людях не открыв, Ты выдаешь испытанною рифмой Свой мастерски наигранный порыв. Блюдя приличье, слушают, не веря, Зевком снижают с мнимой высоты, И все невозвратимые потери На сложную эпоху свалишь ты. Не утешайся логикою гибкой. Эпоха жарко дышит у дверей, Как роженица — с трудною улыбкой — Насмешкой над обидою твоей.

Я пришел без тебя

Я пришел без тебя. Мать кого-то ждала у крыльца. Все здесь было помечено горестным знаком разлуки. И казалось — овеяны вечностью эти морщины лица, И казалось — так древни скрещенные темные руки. Я у грани страданья. Я к ней обреченно иду. Так огонь по шнуру подбирается к каменной глыбе. И зачем я пришел? И зачем я стою на виду? Лучше мимо случайным прохожим пройти бы…

«Везут мне вагонетки глину…»

Везут мне вагонетки глину, А от меня — осенний мрак. Когда я все их опрокину, Достану спички и табак. Далекая, ты в свете — рядом И хочешь сказкой все облечь. И при короткой встрече взглядов Уже не требуется речь. Но груз любви моей всегдашней… Но детскость рук твоих и плеч… Я отвожу огонь подальше — Я так боюсь тебя обжечь. А вагонеток строй суровый, Как годы, гулок на бегу. Приму, отправлю их — и снова Перед тобой огонь зажгу. Ты засмеешься надо мною: «Твой страх — застенчивая ложь! Я правду девичью открою: Горящую не обожжешь…»

«Далекий день. Нам по шестнадцать лет…»

Далекий день. Нам по шестнадцать лет. Я мокрую сирень ломаю с хрустом: На парте ты должна найти букет И в нем — стихи. Без имени, но с чувством. В заглохшем парке чуткая листва Наивно лепетала язычками Земные, торопливые слова, Обидно не разгаданные нами. Я понимал затронутых ветвей Упругое упрямство молодое, Когда они в невинности своей Отшатывались от моих ладоней. Но май кусты порывисто примял, И солнце вдруг лукаво осветило Лицо в рекламном зареве румян И чей-то дюжий выбритый затылок. Я видел первый раз перед собой Вот эту, не подвластную эпохам, Покрытую сиреневой листвой Зверино торжествующую похоть. Ты шла вдали. Кивали тополя. И в резких тенях, вычерченных ими, Казалась слишком грязною земля Под туфельками белыми твоими… Но на земле предельной чистотой Ты искупала пошлость человечью, — И я с тугой охапкою цветов Отчаянно шагнул тебе навстречу.

«Сюда не сходит ветер горный…»

Сюда не сходит ветер горный. На водах — солнечный отлив. И лебедь белый, лебедь черный Легко вплывают в объектив. Как день и ночь. Не так ли встретил В минуту редкостную ты Два проявленья в разном свете Одной и той же красоты? Она сливает в миг единый Для тех, кто тайны не постиг, И смелую доступность линий, И всю неуловимость их. Она с дичинкой от природы: Присуще ей, как лебедям, Не доверять своей свободы Еще неведомым рукам.