Стихотворения

И те стихи, в которых он победил, безусловно, будут жить долго. Назову хотя бы такие стихотворения, как «Я услышал: корявое дерево пело…», «Вознесенье железного духа…», «Лес расступится и дрогнет…», «Еще метет во мне метель…», «Нет, лучше бы ни теперь, ни впредь…», «Мать наклонилась, но век не коснулась…», «Осень лето смятое хоронит…».

Прасолов всерьез входил в поэзию в те годы, когда классическая традиция в иных литературных кругах считалась чем-то безнадежно устаревшим и ненужным.

Между тем Алексей Прасолов (это явствует из многих его писем) уже в 1962–1963 годах увидел свое призвание как раз в продолжении великих классических традиций и, прежде всего, как уже говорилось, традиций русской «философской лирики» — лирики Боратынского и Тютчева, а также «философской» линии в творчестве Лермонтова и Блока.

Но, естественно, вставал вопрос о «современности стиха». И когда Прасолов открыл для себя Заболоцкого, он назвал книгу его стихов «учебником», который учит «мудрости и совершенству». В зрелом творчестве Заболоцкого воплотилась живущая современнность и в то же время сохраняющая столь же живую связь с великим классическим наследием «философская лирика». В некоторых стихотворениях Прасолов прямо-таки воссоздает образный строй, интонацию, даже словарь зрелой поэзии Заболоцкого. Среди этих стихотворений есть несомненно очень значительные и сильные — «Мирозданье сжато берегами…», «Я хочу, чтобы ты увидала…», «Одним окном светился мир ночной…», «В эту ночь с холмов, с булыжных улиц…» и др. — но все же они воспринимаются в той или иной мере как некое повторение, как «подражание», — хотя в этих стихах выражается и собственно прасоловское начало. Прасолов как бы выступает здесь в поэтической роли Заболоцкого, не теряя своей неповторимой сути.

В заключение хочу привести фрагменты из небольшой статьи Прасолова о Есенине, опубликованной 3 октября 1965 года в газете, издающейся в воронежском селе Репьевка (статья эта перепечатана в журнале «Наш современник», № 9 за 1977 г.):

«К одним поэтам мы приходим в определенном возрасте. Есенин приходит сам, приходит естественно и захватывающе…

Сергей Есенин — живое, обнаженное русское чувство…

Имею в виду самобытность нашей русской натуры. Цивилизация внешне меняет нас в том же темпе, в каком рождаются и отживают моды. Это проникает и в искусство, и в литературу. Русский человек не прочь пощеголять в заморском костюме. Он может говорить языком, в котором, кажется, нет русского корня, он упьется модернистским стихом.

Но приходит час — и человеку страшно хочется чего-то глубокого, простого и проникновенного до боли…

И — „к черту я снимаю свой костюм английский“!.. Щегольство кончилось — заговорила душа. Заговорила русским языком, русским певучим стихом, заговорила о своей Родине, в которой так сложно переплетаются лучи родной старины и лучи новизны».

В своем творчестве Прасолов был далек от Есенина (хотя в его стихах есть такие ноты, которых не было бы, если бы не творил на Руси Есенин). Но то, что он написал о поэзии Есенина, имеет, конечно, и гораздо более широкий план. Несколько перефразируя слова Алексея Прасолова, можно сказать, что он стремился воплотить в своей лирике живую, обнаженную русскую мысль.

А две эти стороны человеческой сути — чувство и мысль — в равной мере необходимы.

Несколько слов о составе этой книги. Первый раздел — «Третья жизнь» (так сам поэт незадолго до смерти решил назвать свою будущую книгу) включает в себя зрелые его стихотворения, созданные с конца 1963 по 1971 год.

Второй раздел — «Последняя встреча» — составили произведения, созданные поэтом в самом конце жизни, которые, как мне кажется, уместно назвать «короткими поэмами».

Достигнув зрелости, Алексей Прасолов писал почти исключительно сжатые, лаконичные стихи объемом в 12–20, реже 24–28 строк. Но в 1969–1971 годах он создал несколько значительно более пространных (впрочем, для жанра поэмы также довольно лаконичных) произведений лиро-эпического характера. Произведения эти, по-видимому, даже не были вполне закончены автором, тем не менее, думается, они могут привлечь внимание многих.

В третий раздел — «На перепутье» (это название одного из ранних циклов поэта) — вошли стихи, отражающие творческие искания, в ходе которых поэт нередко уходил в сторону от своего основного, стержневого пути. Помимо того, что стихи эти по-своему интересны, они могут помочь читателю войти в уже сложившийся, завершенный в себе мир зрелой лирики Алексея Прасолова (как уже говорилось, этот мир не открывается легко и сразу).

Главный раздел книги — «Третья жизнь» — включает в себя около восьми десятков стихотворений. Алексей Прасолов писал мало и перерывами. Причину этого лучше всего объяснят его собственные слова:

«Подогнать, поторопить себя чем-то извне я не могу. Это (речь идет о поэтическом творчестве. — В. К.) внутренняя стихия, родственная любви. Ни с чем иным она так не сходна, как с любовью, — ее не остановишь, когда придет, не вызовешь насильно».

Да, Алексей Прасолов творил именно по такому закону, — и, в конечном счете, именно потому стал подлинным поэтом.

ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ

«Итак, с рождения вошло…»

Итак, с рождения вошло — Мир в ощущении расколот: От тела матери — тепло, От рук отца — бездомный холод. Кричу, не помнящий себя, Меж двух начал, сурово слитых. Что ж, разворачивай, судьба, Новорожденной жизни свиток! И прежде всех земных забот Ты выставь письмена косые Своей рукой корявой — год И имя родины — Россия. 22 ноября 1963

«Когда созреет срок беды всесветной…»

4.00. 22 июня 1941.

Когда созреет срок беды всесветной Как он трагичен, тот рубежный час, Который светит радостью последней, Слепя собой, неискушенных, нас. Он как ребенок, что дополз до края Неизмеримой бездны на пути,— Через минуту, руки простирая. Мы кинемся, но нам уж не спасти… И весь он — крик, для душ не бесполезный, И весь очерчен кровью и огнем, Чтоб перед новой гибельною бездной Мы искушенно помнили о нем. 19 сентября 1963

«Ты в поисках особенных мгновений…»

Ты в поисках особенных мгновений Исколесил дорогу не одну, По вспышкам преходящих впечатлений Определяя время и страну. И в каждой вспышке чудилось открытье, Душа брала заряд на много лет. Но дни прошли — и не улеглись событья В ней, как в подшивке выцветших газет. Ей нужно чудо, чтоб завидно вспыхнуть. Но это чудо в людях не открыв, Ты выдаешь испытанною рифмой Свой мастерски наигранный порыв. Блюдя приличье, слушают не веря, Зевком снижают с мнимой высоты. И все невозвратимые потери На сложную эпоху свалишь ты. Не утешайся логикою гибкой. Эпоха жарко дышит у дверей, Как роженица — с трудною улыбкой — Насмешкой над обидою твоей. 30 сентября — 3 октября 1963

«Коснись ладонью грани горной…»

Коснись ладонью грани горной — Здесь камень гордо воплотил Земли глубинный, непокорный Избыток вытесненных сил. И не ищи ты бесполезно У гор спокойные черты: В трагическом изломе — бездна, Восторг неистовый — хребты. Здесь нет случайностей нелепых: С тобою выйдя на откос, Увижу грандиозный слепок Того, что в нас не улеглось. 18 октября 1963