Стихотворения

«Я тебя молю не о покое…»

Я тебя молю не о покое. Ты иным зовешь меня сюда: Надо мной бессмертье голубое — Купола твои, Шах-и-Заинда. Я пришел не скорбным и не нищим, Но в священной каменной пыли Мы смятенным духом вечно ищем, Словно здесь родное погребли. О искусство, возврати потери, Обожги узором древних стен, Чтобы мог я в мире соизмерить, Что ушло и что дано взамен. 1966

«Там — за деревянною оградой…»

Там — за деревянною оградой Двинется живой круговорот. Раковина вспыхнувшей эстрады, Как морская, запоет. Вальс тебя закружит, Завертит, Смуглыми руками Захватив. Каблучки отточенно Начертят На кругу мелодии извив. Вся ты — в повороте горделивом, Вся ты — Зазывающий напев: — Хочешь, проведу По всем извивам, Локотками горя не задев!.. Девочка, Танцующего счастья Знающему сердцу нет. Раковина черной пастью Поглотила музыку и свет. 1966

«Еще метет во мне метель…»

Еще метет во мне метель, Взбивает смертную постель И причисляет к трупу труп, — То воем обгорелых труб, То шорохом бескровных губ Та, давняя метель. Свозили немцев поутру. Лежачий строй — как на смотру, И чтобы каждый видеть мог, Как много пройдено земель, Сверкают гвозди их сапог, Упертых в белую метель. А ты, враждебный им, глядел На руки талые вдоль тел. И в тот уже беззлобный миг Не в покаянии притих, Но мертвой переклички их Нарушить не хотел. Какую боль, какую месть Ты нес в себе в те дни! Но здесь Задумался о чем-то ты В суровой гордости своей Как будто мало было ей Одной победной правоты. 1967

«Сказали так, что умер я…»

Сказали так, что умер я. Не знал. Но слишком многих я похоронил. Идет душа, храня живой накал, Идет — среди живых и средь могил. И как-то странно чувствую порой В глазах людей, увидевших меня, То отраженье, где еще живой Встаю — свидетель нынешнего дня. И те, кого я скорбно хоронил, Глядят моими честными глазами На этот мир, где жизней и могил Число должны определять мы сами. 1967

«Над сонным легче…»

Над сонным легче — доброму и злому, Лицо живет, но безответно. Там, Наверно, свет увиден по-иному, И так понятно бодрствующим нам: Там жизнь — как луч, который преломила Усталости ночная глубина, И возвращает мстительная сила Все, что тобою прожито, со дна. Минувший день, назойливым возвратом Не мучь меня до завтрашнего дня. Иль, может, злишься ты перед собратом, Что есть еще в запасе у меня? Но, может, с горькой истиной условясь, В такие ночи в несвободном сне Уже ничем не скованная совесть Тебя как есть показывает мне. 1967

«В этом доме опустелом…»

В этом доме опустелом Лишь подобье тишины. Тень, оставленная телом, Бродит зыбко вдоль стены. Чуть струится в длинных шторах Дух тепла — бродячий дух. Переходит в скрип и шорох Недосказанное вслух. И спохватишься порою И найдешь в своей судьбе: Будет все твое с тобою, Да не весь ты при себе. Время сердце не обманет: Где ни странствуй, отлучась, Лишь сильней к себе потянет Та, оставленная, часть. 27 декабря 1968

«Скорей туда…»

Скорей туда, На проводы зимы! Там пляшут кони, Пролетают сани, Там новый день У прошлого взаймы Перехватил Веселье с бубенцами. А что же ты? Хмельна Иль не хмельна? Конец твоей Дурашливости бабьей: С лихих саней Свалилась на ухабе И на снегу — Забытая, одна. И, на лету Оброненная в поле, Ты отчужденно Слышишь дальний смех, И передернут Судорогой боли Ветрами косо Нанесенный снег. Глядишь кругом — Где праздник? Пролетел он. Где молодость? Землей взята давно. А чтобы легче было, Белым, белым Былое Бережно заметено. 1967

«Нет, лучше б ни теперь, ни впредь…»

Нет, лучше б ни теперь, ни впредь В безрадостную пору Так близко, близко не смотреть В твой зрак, ночная прорубь. Холодный, черный, неживой… Я знал глаза такие: Они глядят, но ни одной Звезды в них ночь не кинет. Но вот губами я приник Из проруби напиться — И чую, чую, как родник Ко мне со дна стремится. И задышало в глубине, И влажно губ коснулось, И ты, уснувшая во мне, От холода проснулась. 1968

«Прощаюсь с недругом и другом…»

Г. Улановой

Прощаюсь с недругом и другом, Взвивает занавес края, И сцена — Палуба моя — Вплывает белым полукругом. Уже тревогой Распят фрак Перед оркестром, ждущим знака, И тишина — как чуткий враг, И там, Угаданный средь мрака, Огромный город впереди, Нагроможденный ярусами. Так что ж, Пронзай, казни, гляди Неисчислимыми глазами! Я здесь. Я словно в первый раз Свое почувствовала тело. Я притяженье Этих глаз Превозмогла, преодолела. И вот лечу, и вот несу Все, с чем вовеки не расстанусь, И тела собственного танец Я вижу Где-то там, внизу. О как оно послушно мне, И как ему покорны души! Я с ними здесь Наедине, Пока единства не нарушит Аплодисментов потный плеск, Ответные поклоны тела, А я под этот шум и блеск, Как легкий пепел, отлетела. 1968

«Всю ночь шумело…»

Всю ночь шумело Надо мной Тысячелисто и шершаво. Земля, Храня вчерашний зной, Еще в беспамятстве дышала. И каждый звук — Вблизи, вдали — И умирая, был неведом: Он не был голосом Земли — Он был ее тяжелым бредом. Но и в бреду Все тот же строй, Что в час — И первый и последний — С неотвратимостью крутой Выравнивает наши бредни. 1968

«Поднялась из тягостного дыма…»

Поднялась из тягостного дыма, Выкруглилась в небе — И глядит. Как пространство Стало ощутимо! Как сквозное что-то холодит! И уже ни стены, Ни затворы, Ни тепло зазывного огня Не спасут… И я ищу опоры В бездне, Окружающей меня. Одарив Пронзительным простором, Ночь встает, Глазаста и нага, И не спит живое — То, в котором Звери чуют брата и врага. 1968