Стилист
Шрифт:
— Нет, ты не страшный и не противный. И я тебя не боюсь. Я тебя стесняюсь. Это совсем другое.
Он сделал шаг к Марусе и потянул за угол одеяла.
— Вот ты даёшь. За мной утку выносила, мыла, переодевала, знаешь, как я устроен.
«Какая тут любовь, если разговор начинается про утку, больницу? Всё, что хотелось задвинуть подальше, стереть, вытаскивается наружу. Ну, дайте хоть немного романтики, хотя бы шуршащих обёрток от конфет. Я придумаю их вкус».
— Маруся, у нас с тобою когда-нибудь были такие… э… встречи?
Она не могла избавиться от мысли, что он поднялся к ней не по своему желанию, а тётя Женя надоумила.
«Коза»,
Стоп. Он сам пришёл, сам нашёлся на её территории. Он не может без неё обойтись. Не может! Он просто не понимает, что есть ещё другие отношения…
— Выключи этот агрегат, он меня уже забодал, — попросила Маруся.
Раскалённые спирали не сразу погасли, комната погружалась в ночь.
Стилист забрался под одеяло и стал искать тепла возле Маруси. Его холодные ноги пугали её. В том, что он сильно замёрз, — корила себя. Растирала его спину, грудь. Он постанывал, кряхтел под её сильными, горячими руками и, согревшись, затих на подушке. Маруся не видела в темноте его лица, но была уверена, что он заснул.
«Заснул! Расскажешь кому — обсмеются. Вот так: после душа трезвый молодой мужик в постели с горячей женщиной взял и заснул!».
В глазах у Маруси защипало, и две крупные слезы упали Юрику на лоб.
«Ну что я в тебе нашла! Мне такие фрики никогда не нравились. Видно, мозги у тебя действительно по-другому устроены, чем у других. Да и не ровня я тебе».
Маруся всхлипнула, хотела сползти с кровати, но он неожиданно схватил её за руку.
— Маруся, сдадим проект и поедем с тобой отдохнём. Ты перестанешь так думать. Ты устала, это депрессивное состояние…
— Тебя ведь тётка прислала мириться со мной? Научила, какие слова мне надо говорить?
— Нет, я сам знаю, какие слова тебе говорить.
— Ну давай, говори, раз сам знаешь.
Юрик прижал её ладонь к своему лбу и очень ласково и проникновенно произнёс:
— Не покидай меня.
— Нет, — вздохнула Маруся, — это — в самом конце. Сначала должны быть другие слова.
— Говорю сразу самое главное, — оправдывался Стилист.
— Чтобы это стало главным и для меня, надо сказать ещё много другого. Наверное, ты не знаешь этих слов, а я научу тебя. Я расскажу тебе, что я хочу услышать. А ты повтори шёпотом мне на ушко.
Маруся вытерла глаза и опустилась на подушку.
— Ты готов?
— Абсолютно, я весь внимание.
Она вздохнула и почти неслышно произнесла:
— Ты — особенная.
Минута ожидания ответной реакции казалась вечностью. Закрыла лицо рукой, будто защищаясь от удара…
— Ты особенная, — повторил Юрик, склоняясь к Марусе.
— Я думаю о тебе каждый день, — дрожащим голосом шептала она.
— Каждый
день я думаю о тебе…— Ты моя королевна, — смелела Маруся.
— Королевишна моя, — вторил Стилист.
Он улыбнулся и пощекотал носом завиток возле её уха.
В его ответах ничего не смущало, Марусе они казались искренними и заполняли своим смыслом всё её существо:
— Я думаю о тебе каждый день, — предлагала она новую фразу, и её сердце замирало, как птаха в руке у птицелова.
— Несомненно, я думаю о тебе каждый день и даже каждый час.
— Ты моя единственная, — таяла в его объятьях Маруся.
— Единственная и неповторимая. Я не могу без тебя. Не покидай меня.
Маруся чувствовала себя неповоротливым большим китом, выброшенным на берег. Все ворочалась, пытаясь найти какое-то удобное место для шеи, рук, головы. Кровать под Марусей жутко скрипела. Он неловко прижал плечом ее волосы, разметавшиеся на подушке. Она инстинктивно дернулась в сторону и потеряла опору. Он хотел ее удержать, схватил за руку, и Маруся легко стащила Юрика за собой на пол. И там, на коврике, они, совершенно запутавшись в своих ногах и руках, — наконец нашли ту самую гармонию, которая унесла их в необъятные просторы космоса, где небо усыпано алмазами и слышна музыка небесных сфер.
Сначала они подумали, что чудо с красивыми галлюцинациями, одномоментно настигшее сразу двоих, — случайность, и повторили свой эксперимент. Но это оказалось совершенной правдой! Так, утомившись от счастья, они заснули на полу, держась за руки.
Юрик замёрз и прижимался к Марусиному горячему плечу. Она оберегала его, подсовывала под голову подушку, закрывала озябшие ноги одеялом. Ночь была полна открытий. Мир перевернулся, раздвинулся, вобрав в себя новые краски. Она слушала рядом его спокойное дыхание, ласково провела по лбу пальцами, задержавшись возле уха, где в мочке пряталась дырочка для серёжки, счастливо пыталась различить очертания его лица. Он повернулся во сне и произнёс имя. Но не Марусино.
«Гена…» — прошептал Стилист.
Маруся вскрикнула и с негодованием вонзила кулак в подушку, потом сама зарылась в неё, чертыхаясь и стеная: «Вот тебе, Машенька, и Юрьев день!»
Она потрясла его за плечо и ядовитым шепотом произнесла в ухо:
— Убирайся!
Юрик открыл глаза, увидел негодующую Марусю, завернутую в простыню, как в греческую тогу. Он сильно удивился, потому что такой процесс пробуждения в его памяти нигде не значился. Это привело Стилиста в крайнюю степень недоумения.
— У-би-рай-ся! — со слезами на глазах повторила Маруся и швырнула ему одежду.
Он осторожненько спустился по лестнице вниз, заварил себе крепкий кофе и ушёл из дому, чтобы разобраться в своих воспоминаниях и неожиданной действительности.
Так, кроме фешн-проекта, его мысли заполнили беспокойные рассуждения о прошлой жизни, разрушающие узко направленный поток действий. Теперь, засыпая, он думал не о готовности к конкурсу, а перебирал свои острые ощущения прошлой жизни, которые ему с трудом удавалось выковырять из запасов испорченной памяти. И чем больше он старался найти приятные моменты в восстановленных событиях, тем чаще ему предлагались какие-то давно забытые истории, яркие картинки, запахи, слова, всякая отвлекающая от серьёзных задач хрень. Надо было работать, а все эти загадки отвлекали его от творчества. Он и задумываться не хотел — почему Маруся поджимала губы при встрече с ним, не улыбалась и потом вовсе съехала в город.