Стилист
Шрифт:
Геля не могла поверить, что это — представление коллекции Юрика. Подиум стал сценой для хулиганского, эпатажного шоу, которое противоречило всем правилам фешн. Но оторваться было невозможно. Что это: позор или победа — сразу не разобраться.
В жюри переговаривались. Никто не мог угадать: нравится им демонстрация идей Стилиста в содружестве с мультипликатором и нестандартной моделью или им просто в кайф ощущать, как жгут беларусы.
Маруся повернулась к жюри спиной, демонстрируя необычный крой подола. Поток воздуха сбил всю симметрию. Плащ забрался слишком высоко и закрыл ей поле видимости. Она совершенно потеряла ориентацию и с ужасом думала о том, что может упасть с подиума, если выберет неправильное направление.
«Первая
Со стороны никакой катастрофы не чувствовалось. Все видели борьбу человека со стихией, и человек побеждал. Наконец Маруся, восстановила справедливость гармонии и сделала несколько шагов к следующему волшебству. На неё обрушился поток мерцающих лазерных брызг. Она пыталась укрыть голову развевающимся обрывком фолии, как предусматривал в сценарии, но тонкая плёнка, которую трепал ветродуй, легко рвалась у нее в руках и уже не представляла целое полотно для подвижного экрана, на который Олешка мог проецировать цвет. Ещё секунда — плащ оборвался и бешеным свитком вылетел в зал, теперь уже на головы жюри.
А все решили, что так и было задумано!
Пока голова модели заполнялась волнениями и страхами, связанными выходом на подиум, Олешка не переставал генерировать новые сногсшибательные идеи. И вот получи, Марусечка, новую задачу, я тебе придумал новенькую трепанацию!
Стилисту не нравилось, чтобы во время показа в поведении модели что-то менялось. Но упрямый Олешка доказывал, что важна неожиданная новизна, а не точно вылепленное при помощи репетиций представление. Он был сторонником всесторонней демонстрации работы интеллекта всей группы: стилиста, режиссера проекта и модели. Так в джазе талантливый музыкант хватает тему и работает, преобразует, дополняет своим мастерством и влюбляет в себя зал. А в том, что Маруся способна на импровизацию, Олешка не сомневался. Он ведь не знал, что Маруся — старший бухгалтер на заводе.
Маруся не успела огорчиться непредвиденной потерей важной детали её костюма, как раздался хлопок — у Олешки в руках раскрылся черный купол зонта. За ним — ещё восемь разноцветных зонтиков моделек-карамелек, которые сгрудились возле подиума, поддерживая идею Стилиста, а заодно — и Марусю. «Дождь. Играем дождь», — подсказывал Степашка.
По подиуму поплыло синее платье — жизнь, вода и любовь.
Маруся высекала искры из глаз жюри. Подняла подол, чтобы не замочить его виртуальным потоком воды, льющейся на подиум с помощью Олешкиной техники. Никакой пошлятины, только чуть выше круглого, ослепительно белого колена, куда скромнее того, что демонстрировали модельки в прозрачных хитонах и суперкоротких юбочках.
Зал шумно вздохнул. Все согласились, что ноги у Маруси были что надо.
Пока жюри переживало совсем неординарный стресс — Маруся шагнула в третью часть проекта.
Теперь дело дошло до сочного малахита. Олешка старался менять фильтры как можно осторожнее, чтобы зелень не полезла на Марусино лицо.
Мёртвая тишина в зале воспринималась тяжко, а пенье птиц, сопровождающее эту часть показа, звучало, по мнению Маруси, слишком тихо.
Адреналин, заполнивший весь Марусин организм, требовал куража. Непослушная девочка Маша с возрастом не приобрела ни терпения, ни спокойной рассудительности, её вело настроение, а, впрочем, уже не вело, а несло. С каждой секундой приближался ещё более ответственный момент. Раскрытие вселенской
тайны, которую сотворили только двое, а прокричать её надо на весь белый свет.«Ой, алешнічак, мой зялёненкі…» — взяла она достаточно низко, вроде для себя под нос что-то пробубнила. Но в следующую секунду Марусю услышали все. Качественная акустика донесла в зал все, что требовалось.
Она отделила себя от всех, кто хотел видеть в ней только бухгалтершу Марию Шиян или недостойную модель французского подиума, подругу, любовницу и просто часть дурацкого проекта. Она видела, как Олешка закрыл лицо руками. Это хорошо или плохо? Великие кутюрье знаками подзывали переводчиков. Они хотели знать: о чем песня. Сотни похожих вопросов полетели со смартфонов к дядюшке Гуглу. Но что он мог ответить: олешник — заросли из ольхи, образуется на берегах озёр и болотистых мест… За считаные секунды любопытные французы узнали и о ценной древесине для резчиков, и характеристики целебных ольховых веников. Но до настоящего смысла песни им было не докопаться.
Только ласковое слово «алешнічак», пропетое Марусей над огорошенным залом, могло вобрать в себя состояние долгожданной весны, когда ещё не исчез снег, а ольха уже нацепила свои серёжки и готова идти на свидание.
Степан очень хорошо знал, что «алешнічак» — это деревья, и песня никак не относится к его персоне, — но видел в этом неожиданном поступке Маруси тайный смысл. «Жги, Олешка!» — командовала Маруся.
Степан толкнул в бок Стилиста, который застыл соляным столбом возле рампы: «Такие девушки встречаются только раз в жизни. Смотри, не пропусти свою удачу».
К Марусиным ногам спустилась узкая световая дорожка. Ветродуй перестал портить ей прическу, подол платья наконец обрёл спокойствие, и наступила пауза — последняя точка в её выступлении. Маруся даже не подозревала, как сильно она разогрела публику. Сейчас не хватало только цирковой барабанной дроби, как перед смертельным трюком эквилибристов.
Степан и Маруся написали свой сценарий и, совершенно забыли пригласить в эту игру самого Латуна. Но Юрик не протестовал. Внутри него росла и расцветала пока необъяснимая радость ожидания чего-то особенного. Стилист наверняка знал, что всё это придумано, чтобы сообщить миру что-то очень важное. Олешка не разменивался на мелочи, а Маруся готовилась к подвигу только ради спасения. Кого спасала сейчас Маруся — об этом стоило поразмышлять.
Разгадывать Степашкины ребусы было занятно. Но Юрик и представить не мог — что будет, когда Маруся начнёт демонстрировать себя, как пятый элемент.
Она прижала рукой крохотный пульт на боку и «включила» свою тайну.
Поначалу Марусину новость не все разглядели. Степан побежал за выгородку, к работникам сцены: свет в зале в нужный момент не убрали, и слабая митусня лампочек под платьем не впечатляла. Время уходило. Маруся слишком долго стояла без действия. Олешка успел крикнуть Марусе: «Замри», оттолкнул ошалевшего француза, приставленного к осветительным приборам, ринулся к рубильнику и рванул полированную ручку вниз. Зал накрыла кромешная тьма. Олешка намертво прикипел к выключателю, отбиваясь ногами от навязчивых работников сцены, которые пытались оттащить его от щитка, и считал секунды. Их должно было набраться хотя бы на три минуты, чтобы все увидели, ради чего приехала в Париж минская команда.
Свет миниатюрных лампочек пробился сквозь тонкую ткань, и зал ахнул. Мерцающий мягкий рисунок обозначил ребенка в животе модели.
Беременная модель?! Строгое противопоказание для подиумов, и при заключении договоров с маненкенщицами эта тема обговаривалось специально.
Простенькая программка, выполненная аниматором Олешкой выносила мозг на этом параде людей разной ориентации, уже спокойно воспринимавших пустые детские площадки и, как особенную редкость, — пару с ребенком на руках. Малыш, дополняющий Марусино явление народу, двигался и улыбался, сосал палец и открывал глаза.