Стилист

Тетя Женя очень подробно описывала страдания собаки и горе после съеденных новых сапог и силиконовых формочек для выпечки. На обследование Бекона зарплаты катастрофически не хватало. Поездки к ветеринару с огромным догом, который пугал своими припадками пассажиров в транспорте, стали невозможны. Юрик отсылал в Минск деньги, но поток слез не иссякал. Тетка не слышала просьб племянника.

— Мы уже скоро вернёмся в Беларусь. Ты найдешь Марусю сам и отдашь ей все свои послания. А еще лучше — мы пойдем в печатную фирму «Карандаш» и сделаем альбом из твоих графических эпистол. У тебя будет повод сходить к ней и повиниться в своей тупой нерешительности, — утешал Степан, глядя, как Стилист перекладывает свои письма в коробку побольше из-под вина на шесть бутылок.

Юрик не ходил с Олешкой на сырные вечеринки, не выходил на прогулки, не развлекался фильмами — его накрыла самая обыкновенная хандра, он чахнул возле коробки с конвертами без адреса.

— Тебя пора помещать в книгу рекордов Гиннесса. Сегодня никто в мире не написал столько бумажных посланий без помощи компьютера. Надо красиво оформить твой почтовый бокс, чтобы форма соответствовала содержанию. Ради такого случая я пожертвую тебе бактерицидную французскую пасту «Эльгидиум» с хлоргексином, — неожиданно предложил Олешка.

Стилист замер от удивления,

— Как ты это объясняешь?

— Вот, Юрик, этого я и боялся, — почти серьезно произнес Степашка. — Ты утрачиваешь креативность. Все мозги ушли в эту картонную коробку. Скажи мне, великий художник, какой цвет ляжет на этот унылый картон и повеселит душу?

— Белый, конечно.

— А я что говорю? В зубной пасте главное — белый чистый цвет. А какая философская наполненность! Предотвращает, лечит, устраняет и заставляет сверкать! Паста чудесно держится вторую неделю у меня на штанах, а значит, она будет иметь хорошее сцепление с картоном.

— Ладненько. Я тебя понял, — улыбнулся, наконец, Стилист. — Намалюю пастой птицу с конвертом в клюве! «Лети с приветом, вернись с ответом!»

Юрик нарисовал на всех видимых сторонах коробки по голубю. Все они были разной селекции, но с одинаковыми большими выразительными человеческими глазами.

48. Дундук

Работа на телевидении подошла к концу. Сборы домой не отнимали много времени. Стилист с нетерпением ждал отъезда, но у Степашки оставались нереализованные планы.

— У нас еще три дня по визе, и я хочу попасть на международный фестиваль воздушных шаров. Денег у меня достаточно, чтобы взять в аренду баллон. Не хочешь со мной? — спросил Олешка, заталкивая в рюкзак игрушечные парашютики, на которые извел две свои рубашки.

Стилист с удивлением поднял глаза от своего блокнота, где рисовал впечатления о Париже для очередного письма.

— Друг мой, мы застоялись. Нужен адреналин. Я разок уже поднимался на шаре. Это незабываемое чувство, — уговаривал Олешка.

— Степан, я панически боюсь высоты, — покачал головой Юрик. — Для меня полет на самолёте — большой подвиг. И просто невмочь ждать обратной дороги. Я хочу возвращаться завтра. Сегодня всю ночь представлял, в какую подворотню надо сворачивать с проспекта, чтобы найти дом, где живет Маруся. Ни номера дома не помню, ни квартиры. Я должен увидеть ее и спросить.

— Удивительно, что ты ни о чем не спрашивал у неё в Минске. А она многое могла бы тебе интересного рассказать, — хмыкнул Олешка.

— Я боялся с ней разговаривать. Такое чувство вины навалилось. Она из-за меня потеряла работу, а новую я не мог ей предложить. Повез на конкурс, на котором она чувствовала себя смешной. Хорошо, что публика имела достаточное чувство юмора — приняла ее выступление: и неожиданную песню, и лампочки в животе.

Олешка обессиленно упал на стул:

— Вот это да! Что-то у тебя в мозгах закоротило. Не думал, что ты нашу конкурсную эпопею так воспринимаешь. Твоя модель сделала из фальшивого представления для избранных — яркую импровизацию понятную всем, кроме тебя! Любовь объединяет всё. Это — свет, без которого жить невозможно. И это она говорила не только сидящим в зале, но и тебе, болван! Твоя модель спасала тебя, бездарный фанат Лагерфельда! Благодаря ей мы получили здесь работу. А ты её все еще представляешь бухгалтершей на заводе!

Да, это был удар под дых. Свою бездарность Стилист и так ощущал предельно больно, а тут лучший друг и свет в окошке попал в самое больное место.

Юрик наморщил лоб и внимательно посмотрел на рассерженного Олешку.

— Ты защищаешь Марусю, потому что в неё влюблён! И она, видно, тебя любит. Всё бегала советоваться и следовала твоим указаниям. Проект полностью вы перекроили под себя. Я остался на обочине. Тебе хотелось во Францию, и ты под прикрытием конкурса выехал в Париж.

Юрик говорил и сам ужасался тому, что лезло ему в голову. Из него вылетали абсолютно несправедливые и ужасные обвинения, и он не мог остановиться.

— Стоп, замри! — загородился от него руками Степан. — Спорить с тобой не хочу, но скажу самое главное. У тебя есть два друга: Маруся и я. Мы тебя нигде не предали и не подставили. Ты со своей ориентацией неприкосновенен. Мы боимся тебя оскорбить, нарушить твоё пространство. Ты не идёшь навстречу Марусе — мямлишь, не принимаешь решительных действий. Она не может понять: ты девочек любишь или с мальчиками дружишь. Настоящие мужики цветы дарят, подарки, хотят за попу ущипнуть или нечаянно прижать в лифте, целуют любимых и придумывают для них праздники. В этих отношениях нет места подозрениям и обвинениям. Только вот предмет воздыхания бывает, оказывается, разный. Может ты на меня запал? Так я в этом смысле не любопытный, никогда не задавал таких вопросов: «А что будет, если попробовать?». Насчет Парижа ты тоже ошибся. Я поколесил по миру и могу поехать или полететь куда захочу. Мною движет жажда приключений, которая помогает мне мыслить нестандартно. Я везде ищу этот нестандарт. Но с тобой в определённом смысле — никогда!

Олешка молча собрал свой рюкзак и хлопнул дверью.

Он спускался по лестнице и в такт шагам приговаривал: «дун-дук, дун-дук»…

Стилист будто очнулся: «Мы поссорились».

49. Путешествие на шаре

Общий вес пассажиров корзины складывался их четырёх мелких китайцев, которые приняли Степашку за своего. Они знали русский. Сразу перезнакомились, но Олешка запомнил только имя девушки — её звали Мингжу.

Китайцы не жаждали международной славы, им хотелось подняться в воздух и красиво заснять свой полёт на камеру. Степан пытался обрести чувство спокойствия и радости от полёта и не боялся себе признаться — с Юриком впечатлялся бы веселее. Как-то не так пошёл разговор у них. «Вернусь из полёта — и все исправлю», — пытался успокоить свою совесть Олешка.

Звук включающейся пропановой горелки напоминал шум паяльной лампы, которой в деревне осмаливают забитого к Рождеству кабана. Пожалуй, это был единственный минус в радостном ощущении полета, если не считать девчонку. Китаянка испуганно вздрагивала каждый раз при включении горелок и пронзительно верещала, когда они выключались и наступала тишина.

«Странно, я бы визжал, когда «смалят кабанчика», — думал Олешка, извлекая из своего рюкзака игрушечные парашютики. Он хотел оставить память о полёте и написал на каждом маленьком куполе даты, имена, названия событий, которые впечатлили и порадовали его в последнее время.