Стивен Эриксон Падение Света

– Кастеган, - прервал ее Празек, выговорив имя с рычанием.
– Знаем мы эту породу. Оставьте его нам, Фарор Хенд.

– Судьба его неведома, но я уже сочувствую ему. И надеюсь, что на меня вы не обрушите свой гнев.

– Этому типу требуется испытать посрамление, - сказал Датенар, небрежно махнув палкой.
– Он одинок, он тоскует, но и полон злобы к выжившим, среди коих стал первым и главнейшим. Мы его переделаем.

– Или вышибем разумение, - дополнил Празек.

– Ренс, - продолжил Датенар, поглядев на Фарор.
– Это та тихоня с израненными руками, да?

– Она греет большой котел с утра, - сказала Фарор.
– К ночи он начинает кипеть. И тогда она за шатром раздевается до пояса и погружает руки в обжигающую воду. Оттирает их пемзой и щелоком.

– Оба мужчины молчали. Она продолжила: - Она не помнит, как утопила новорожденное дитя. Но руки напоминают. Полагаю, и боль тоже. Ответом на отсутствие воспоминаний стал ритуал боли. Господа, умоляю вас не мешать ей. Возможно, она не сумеет командовать ротой, но поразительно уже то, что она держит себя в рамках.

– Подробности неясны, - тихо проговорил Датенар, - но я ощутил в ней что-то несокрушимое. Фарор Хенд, нужно нагрузить ее еще больше...

– Господа...

– Легион несет безумие и в него одет, - сказал Празек.
– Ему нужен становой хребет. История Дома Хаст, его слава и его позор не помогут новому рождению. Оружие и доспехи смеются, но тембр голосов выдает беспомощность. Итак, нам нельзя равнодушно взирать на лихорадку магического железа!

– У нас есть заключенные, - продолжил Празек, твердо глядя на нее.
– Вот наш жребий. Они вышли из ям, ходов в земле и скалах. Мы вывели их. Внешний авторитет их не проймет, ведь они давно отвергли любой авторитет. Есть большая разница - встать на колени или быть опущенными на колени. Галар Барес был прав, говоря за них. Теперь и мы должны оценить это имущество, понять, что можно использовать.

– Но душевные терзания Ренс...

– Мы будем жестокими, да.

– Она обдирает себе руки не из маниакального желания убрать невидимые пятна, Датенар. Если вы с другом вообразили символ столь грубый...

– Нет, Фарор, мы отлично слышим вас.

Празек кивнул.
– Ритуал призван пробудить боль, потому что боль держит ее здесь, в сознании. Держит в живых.

– Но все это не имеет смысла для Легиона, господа.

В ответ Празек вынул новый меч. Отражение пламени лизнуло его длину тускло-красным языком. Глухое бормотание родилось в мече, превращаясь тихое, но страшное хихиканье.
– Вот что нас ждет, Фарор Хенд. Любое острие несет боль, верно? Заключенные - само их название говорит за себя. У них отняли всё. У каждого есть давнее происшествие, ставшее капищем боли, обид, измен, потерь и скрытых мечтаний о мести. Как флагелланты, они умеют лишь ходить по кругу, хлеща по спинам и оттого ощущая себя живыми. Они говорят, будто хотят забыть прошлое. Иные даже клянутся, что сумели. Другие готовы защищать капище, веря, будто это место наказания, правосудия, и тем избавляясь от личной ответственности. Но все это бесполезно и лживо. У каждого мужчины и женщины на спине висит груз, и они будут жить с ним.

Датенар добавил: - Потеря свободы дает особую боль. Вот войско, ритуально сдирающее с себя кожу. Каждое утро. Солдаты проводят дни в разговорах о свободе - многие хотели бы сбежать - но теперь они, наконец, начинают видеть... Не будет свободы, ни здесь, ни там - за огнями костров, за пикетами. Нет никакой свободы, Фарор Хенд.

– Мы должны сделать Легион Хастов, - сказал Празек, вкладывая клинок в ножны, - обещанием. Каждому заключенному, каждому солдату. Просыпаетесь с болью? Маршируете с болью? Едите с ней? Спите с ней? Вдыхаете боль и выдыхаете боль? О да, друзья мои. Вот вам Легион Хастов, ответ на всё.

– Легион Хастов разжигает костер под жгучим светом восходящего солнца, - произнес Датенар.
– Ставит котел на уголья, созывает солдат в строй. Руки в кипящую воду, начнем боль нового дня.

– Мы сделаем легион их домом, - согласился Празек.
– Привычным храмом, в котором будет место всем привычным, личным капищам боли. Железо хохочет, доказывая, что попало в плен, что помощи нет. Вымуштровав солдат, мы заставим железо рыдать.

Фарор Хенд уставилась на мужчин, на жестокие, освещенные пламенем лица. "Бездна подлая, я вижу монстров... и благословляю каждое их слово".

Стенки шатра - хлипкая преграда; за всю недолгую карьеру Вареза в Легионе Хастов он ни разу не ощутил себя в покое и безопасности. Вощеный брезент даже не скрывал ночью присутствие обитателя - масляные фонари или лампы отбрасывали тени на стены. Он готовился ко сну и, когда кто-то поскреб по дверному пологу, а затем и постучал ручкой ножа по шесту, всерьез подумал промолчать. Но его присутствие вполне очевидно, изображать обратное было бы глупо и по-ребячески.

Буркнув позволение войти, он сел на койку, ожидая очередного гонца с очередными дурными сообщениями. Кажется, эта молитва бесконечна, скопление народа порождает непрестанную череду новостей. Не удивительно, что почти все офицеры блуждают между переутомлением и некомпетентностью - одно питает другое. История полна рассказов о неудачных битвах, полна ужасающих примеров ошибок, каскадов роковых решений, приведших к бессмысленной резне сотен и тысяч невезучих солдат. Варез уже ничему не удивлялся.

Пороки снабжения тоже, будто термиты, могут подгрызать самое крепкое древо...

Сержант Ренс переступила порог.

– Чего еще?
– спросил Варез.

Вздрогнув от этакого тона, она почти повернулась, чтобы уйти - и тут Варез понял, что ее привели вовсе не официальные дела. Безмолвно выругав себя, он поднял руку, останавливая ее.
– Нет, постой. Входи, Ренс. Вот скамья - ее кто-то принес, зачем не знаю. Может, как раз для гостей? Вполне возможно.

– Ничего особенного, сир, - отозвалась она.
– Увидела свет и движение и удивилась, что вы не спите так поздно.

– Ну, - протянул он, всматриваясь в нее, пока сержант садилась, - это дело тонкого расчета, Ренс. Меня захватила мысль. Скажи, что ты знаешь о повадках термитов? Помнится, я видел курганы - нет, целые башни - в южных сухих землях. Их слепили из глины. Но здесь, в Куральд Галайне мы знаем их как губителей древесины. Видится мне толстый ствол, полностью проеденный этими насекомыми - воспоминание детства? Вероятно.

Она поглядела со странным выражением лица.
– Помню упавший дом в деревне. Оказалось, балки были съедены изнутри. Стали прахом. Или мне это рассказывали, сир. Впрочем, кажется, я сама видела развалины. Дом сложился под весом крыши.

– Логистика, - произнес Варез.
– Ряды гонцов, деловитых гонцов с важными словами. Даже когда армия спит, проблемы множатся как чума или зараза в ране.

– Прошло три ночи без убийств.

– Мы при оружии, Ренс. Воображаю, тот тип боится мстить солдатам, спящим в доспехах. К тому же меч заголосит, обнаружив чужака.

– Неужели?

Варез кивнул.
– Полагаю, нужно было объяснить всем. Хотя солдаты сами совершат это открытие. Насколько могу судить, доспехи поступят то же. Лагерь Хастов не нуждается в сторожевых псах или гусях. Солдата на посту не обойдешь со спины, если он или она держит клинок наголо. Впрочем, довольно и доспехов.
– Он замолчал, склоняя голову набок.
– Хотя едва ли это хорошая защита от измены или заговора. Хастово железо не сумело унюхать отраву в вине, уж это точно.

– Говорили, это было проклятие.

– Что?

– Заражение термитами, сир. Проклятие на семью, особенно отца. Он не следил за своим петушком.

– То есть?

– За петухом в курятнике. Тот вылезал и гонял цыплят.

– Ага. Но ты хотела обсудить что-то важное?

Она отвела глаза, пожала плечами.
– Я должна доложиться капитанам Празеку и Датенару после седьмого звона.

– Вот как.

Она кивнула и нахмурилась: - Вы не знали? Ох. Уже гадаю, чего им нужно.
– Ренс выпрямила спину и тут же сгорбилась - от тревоги или облегчения, Варез не понимал.
– Меня лишат звания. Вот как. Ну, удивительно, что так долго протянула.