Стивен Эриксон Падение Света

– Скажи снова, - крикнула она, возобновляя атаки на спутанное сознание спутницы, - что такого важного есть в низине Тарн?

– Духи шепчут это слово.

– Да, ты уже сказала.

– Ты знаешь, где это место. Потому мы едем бок о бок.

– Точно.
– Тряпичка подумала и сказала: - Видишь ли, Азатеная... Не спорю против идеи о существовании духов. Хотя ни одного не видела. Но есть места, где люди гибли дурной смертью, и они смердят, как бы давно ни случилось убийство. Такой запах ты и унюхала. А твои духи - это что, привидения?

– Твои слова мучают их. Мир стареет. На месте гор остались лишь холмы. Реки изменили русла. Утесы крошатся, леса растут и пропадают. Есть разные виды жизни, иные движутся так медленно, что тебе не заметить. Но если уедешь и вернешься, поймешь: все не так как раньше.

– Как удивительно, - отозвалась сержант.
– Но вернемся к духам и привидениям. Видишь ли, я верю, что им нечего сказать, ничего доброго и приятного. Полагаю, это жалкие существа, пойманные на полпути из одного места в другое. Ну, то есть... не хотелось бы следовать советам из этого угла.

– Возвращение, - сказала женщина, - порождает кризис. Точно ли всё изменилось? Реки, леса и старые утесы? Или сменился мир внутри того, кто вернулся? И начинается спор души со скалами, холмами и деревьями. Колдовская ночь так сильна, что уничтожает день. Гнев растет, разочарование копится. Отрицание терзает лихорадкой, и лихорадка родит пламя.

День завершался. Где-то на юге рокотал гром - странное дело для этого сезона. Тряпичка мельком заметила тусклую вспышку, но тяжелые тучи стали лишь темнее.
– Какое дело духам до долины Тарн? Что там случится?

– Они говорят о старике в канаве. С ним мальчик, оловянные солдатики сражаются в грязи. Старик бросает жребий. Солдаты умирают. Самая жестокая битва, но рассудок мальчишки не может уловить всех подробностей. Он слышит стоны раненых и умирающих. Видит на лицах страх, боль или горе. А вот старик хохочет при любом выигрыше, хотя слезы текут по впалым щекам.

– Тебе все это духи рассказали?

– Они следят. Ничего иного не могут. Далекие события разбудили их. Они бредут по миру, беспомощные. Время собственной войны еще не пришло.

Первые уколы слякотного дождя ужалили лицо Тряпички. Облака испускали полотнища серебристого ливня и града, косые колонны мели землю. Она ткнула пальцем в южную сторону: - Азатеная, это естественно? Гром и молнии - там, над долиной?

Т'рисс резко остановилась, задирая лицо к небу... и Тряпичка увидела трех драконов - вылетели из прорехи в тучах так низко, что всадницы почувствовали биение ветра от крыльев.

Тряпичка вертела головой, следя за драконами. Они летели к югу, в бурю. Во рту пересохло, грудь сдавило. Она метнула Т'рисс дикий, испуганный взгляд: - Куда мы скачем - прямо в Бездну?

– Слышишь смех?
– спросила Азатеная, удивленно поднимая брови.
– Мертвецы смеются, хотя плачут. Почему же так? Я удивлена.

– Удивлена? Так тебя! Да что творится, черт!

Т'рисс пожала плечами: - О, Свет и Тьма никогда не любили друг друга. Хуже, чем Земля и Небо. Но любому, кто задумывается, очевидно: правят нами Жизнь и Смерть. Конечно, пока Смерть не забывает себя. Боюсь, это и случилось. Смерть забыла себя. Призраки здесь, еще здесь, ибо не могут отыскать врата.
– Она возбужденно потрясла головой.
– Какая путаница.

– Что в долине Тарн!?

– Битва. Идет битва. Ее многие ожидали, но немногие желали. Да, говорили, будто не желают, но жажда крови стала заразой, охватившей ваш народ. Вот так.

Выбранившись, Тряпичка развернула коня и, прищурившись, постаралась увидеть юг сквозь дождь и клубящиеся тучи. Вогнала каблуки в бока голема так сильно, что затрещали сучья, но существо прыгнуло вперед, переходя в галоп.

Вскоре Т'рисс догнала ее и повернула прояснившееся лицо.
– Не знала, что они могут так быстро!
– крикнула она и зашлась хохотом.

– Отстань, лживая ведьма!

Удивление сверкнуло в глазах Азатенаи.
– Я никогда не лгала, милая. Я лишь путала тебя. Есть ведь разница, не находишь?

– Зачем?!

– Ну, чтобы сохранить тебе жизнь. Ты мне по нраву, Тряпичка. Я тебя полюбила.

"Бездна подлая, она на меня запала! Вот тупица!"

Т'рисс подвела лошадь совсем близко и сказала: - И признаюсь, что взволнована и полна трепета.

– Как это?

– Те Элайнты, разумеется. Они хуже стервятников.

– Что? Их не призвали?

– Призвали? Милая, надеюсь, что нет!

– Так какого хрена им нужно? Полное трупов поле?

– Не трупов, Тряпичка. Магии. Они питаются магией. Увы, сейчас ее более чем достаточно.

– И чья в том вина?

Т'рисс моргнула.
– Ну, полагаю, моя.

– Полагаю, надо тебя убить.

– О, не думай так - ты разорвешь мое сердце! К тому же, если все выйдет из-под контроля, я тебе понадоблюсь.

Тряпичка поглядела на вывернутые бурей тучи, беспрестанные вспышки молний. Услышала слитный гул громов. "Выйдет из-под контроля?"

– И еще, - продолжала Т'рисс, - надеюсь, в самой гуще не появятся новые драконы.

– То есть с тремя ты справишься?

– Нет, конечно. Но если явятся другие, настанет особенная буря, и это будет совсем нехорошо. Но не думай, милая. Давай будем думать о хорошем, да?

– О, я готова, Т'рисс. Поверь!

– Твой тон разрывает сердце!

Тело было полно мучительной боли, покрыто синяками и кровью. Эндест Силанн полз в сторону неподвижного Кедорпула. Пар поднимался над глубокими, избороздившими склон долины ранами. Всё небо содрогалось, черные тучи распадались под ударами ослепительного света. Темнота порвалась на полосы, и вечерний свет струился сквозь них беспрепятственно. Сама наброшенная на страну магия Матери Тьмы была ранена.

Расстояние казалось огромным, словно Эндесту выпала задача проползти через целый мир. Боль накатывала волнами, напоминая обо всех вынесенных атаках. На другом склоне Хунн Раал опустился на колено, повесив голову. Он посылал волну за волной пронизанной Светом, сверкающей магии, что ровняла склоны и терзала почву, словно молотом налетая на священников.

Однако они держались.

До последнего.

Армии по сторонам низины не шевелились. Эндест гадал, что же они видят. Колдовская сила, когда наконец достигла его, подняла над землей, подбросила в воздух, щупальца ядовитого света рвали тело, как испорченный ребенок рвет тряпичную куклу.