Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
– Домотканый дурень отлично знает эту каменистую землю, - возразил Празек.
– Он наблюдает прохождение армейских колонн, потоки дыма над лесом и мусор в ручьях. Поднимает ослюнявленый палец, оценивая каждый порыв ветра. И снова склоняется взвалить вязанку хвороста, чуя несомый бризом запах простых кушаний. Жена его целый день меряет шагами клеть, пуская корни в пол хижины.
– Не обязательно меряет шагами, - сказал Датенар.
– Она может затачивать колья или, еще страшнее, точить большой нож. Может качать дитя в колыбели, напевая сельские гимны и пасторальные идиллии.
–
– Но муж ее честен. Гляди на его грубые руки и стертые ногти, старые шрамы усердной юности и хромоту - как-то он не рассчитал удар и поранился топором. О, старые времена были дикими, хи, хо! Поведение его неизменно: ленивые мысли и сонное гудение под нос, и сапоги неспешно шлепают по грязной дороге.
– Ты рисуешь славную картину. Но приходит лето и целая рота сгоняет в кучу несчастных дураков. Им суют копья в руки, машут флагом белым или темным, украшенным короной или жаждущим короны. И жену забирают тоже, если дитя уже выросло из колыбели.
– Марш - марш в колонну, Празек.
– Мысли их сводятся к самым простым, о погоде, о ломоте и незаметной смене времен года. Пока не настает момент пронизанного страхом побоища, и тогда копья стучат, сталкиваясь.
Датенар крякнул, морщась.
– Постой! Где же блеск героев, машущих в воздухе мечами? Как насчет вдохновляющих речей, чтобы пробудить рвение тупоумных фермеров и пастухов? Видишь, они стоят неровным строем...
– Ноги дрожат и пляшут.
– Одна или сразу две, как подобает моменту. Не забудь косоглазие и лицевой тик.
– И хромоту, - согласился Празек.
– Они клонят голову, будто испуганные лошади с мешками на головах...
– Сюда? Да! Нет, туда! Какое безумие заставило славного хозяина ослепить меня?
– Датенар! Хватит конских мыслей, а?
– Они навеяны нашими скакунами, чьи уши прядают, ловя каждое слово. Нижайшие извинения, брат. Прости. Кони скачут туда и сюда. О чем ты говорил?
– О речи Короля!
– Какого короля? Откуда твой король?
Празек прокашлялся.
– Ладно, дай мне исправиться. Скажу так. Это король, считающий себя таковым, или королева. Череп его полон горделивыми колокольнями и ощерился башнями, искрится шпилями столь грандиозными, чтобы принизить любого... нищего. Узри же названного монарха, шагающего туда-сюда, вниз и вверх по гулким палатам среди шуршащих гобеленов. Вот потомок многозначащих! Сейчас он носит головной убор верховного священника, а завтра усыпанную каменьями корону. Надел мантию судьи. Сложил руки, подобно скромному грешнику. Облыселое темя мужа и суровое лицо отца. Удивляться ли, что он кидает лукавые взгляды в каждое зеркало, зовущее восхищаться им и поклоняться ему ...
– Или ей, - заметил Датенар.
– Нет, он не женщина. Она могла бы быть женщиной, но не им.
– Молю, изгони ее и нас из его черепа, Празек, дабы мы выслушали волнующую речь перед солдатствующими селянами.
– Легче сказать, чем сделать, - отозвался Празек.
–
– Мы никого не видели.
– И что? Народ существует в принципе, я уверен.
– Давай услышим его призыв к войне!
– Да, да, почему нет. Моментик, я составляю...
– Кажется, понадобится неделя.
– Дражайшие мои солдаты! Возлюбленные граждане! Презренные приспешники!
Датенар откинул голову и провыл: - Мы здесь, государь! Призваны...
– Принуждены...
– Прощения просим, но нас согнали и заставили. Как будто налогов не...
– Эй, селянин! Что ты там бубнишь?
– Ничего, государь. Жду вашей речи.
– Дражайшее орудие моей воли, что бы я ни изволил - а уж я изволю...
– Ух, что за леденящее обещание.
– Мы собрались здесь в канун битвы...
– Лучше скажи "заря", Празек. Мы около холмов.
– На заре дня, сулящего славную битву! Позвольте объяснить. Битва ваша, а слава моя. Надеюсь, путаницы не будет. Превосходно! Вы здесь и вы будете биться за мое имя ради самой полновесной причины - а именно потому, что вы здесь, а не там, на другой стороне долины, чтобы биться за имя его или ее. Иными словами, вы здесь, а не там. Теперь ясно?
– Государь! Государь!
– Чего тебе?
– У меня брат бьется там, а не здесь!
– Он тебе не брат, дурак.
– Но мать...
– Твоя мать шлюха и врунья! Ну, о чем это я?
Датенар вздохнул: - Мы потревожили вдохновение.
Празек взмахнул рукой.
– Я высоко вздымаю клинок, сородичи и други мои, и указую туда, на врага. Куда укажет острие меча, пойдете вы. Будете маршировать, да, а потом сойдетесь и атакуете, и если победите, я буду доволен, и еще довольнее буду, когда пошлю вас назад в лачуги и сараи. Но если вы проиграете, я буду недоволен. Совсем, совсем недоволен. Да, ваша неудача может означать, что мне раскроят череп...
– Повергнуты в грязь колокольни и башни, шпили валятся туда и сюда. Корона наперекосяк, мантия порвана, лысая голова лежит без всякого прикрытия и, увы, богоподобие мое сдулось, будто пламя свечи.
– Именно. Вполне образно я сказал? Ну, пора на войну!
Дерзкий вызов повис в воздухе, двое замолчали, осунувшись в седлах. Не сразу Датенар откашлялся и сказал: - Забудь пейзан, Празек, лучше поговорим об узниках.
– Опасная тема. Узниках чести или преступлений?
– Твое различие смердит неискренностью.
– В такой грязи ничего не различишь.
– А мы еще не на бранном поле.
Празек привстал в стременах и огляделся, щурясь.
– Что такое, брат?
– Где-то в травах вокруг нас затаился похититель прозы, мародер языка.
Датенар фыркнул.
– Чепуха. Мы лишь высмеиваем благородные причины, друг. Нелепой беседой.
Снова сев в седло, Празек поморщился: - Так долой дух красноречия, поскачем в тишине. Я должен подготовить речь к заключенным.
– Ты завоюешь их сердца, уверен.