Sто причин убить босса
Шрифт:
Я говорил и думал о том, насколько явным становится все тайное. Что бы ты ни делал в десятимиллионной Москве, все об этом будут знать уже через сутки.
Ответив еще на несколько вопросов, которые задают следователи для того, как мне кажется, чтобы их возненавидели, я проводил прокурорского до двери и, когда захлопнул дверь, прижался к ней спиной.
— Стоп, стоп, Женя, не волнуйся… Все в порядке. Гладко никогда не бывает… Ну, убили президента, что ж с того… Будем искать выход. Бланки есть, остается донести задним числом приказы в регистрационную палату…
От щелчка в стереосистеме я вздрогнул,
Даже думать не хочется о том, что произошло. Но думать придется уже прямо сейчас. Разыскав под кроватью трубку, я тут же позвонил Альбине…
Глава 22
Чувства мои были так разлохмачены, что я даже не сразу вспомнил: под брюками у меня ничего нет. Мои сборы напоминали метания по квартире не вполне тверезого человека. Соображая, что делать, я переодевался то в костюм, то сбрасывал его и рядился в джинсы. В конце концов, уже собравшись, нашел себя в льняных брюках и льняной рубашке. Сунув ноги в белые мокасины, я завершил наряд.
«Сейчас поеду в регистрационную палату и внесу необходимые изменения. Никто проверять не будет, потому что — ООО. Приказик о снятии с должности Столярова и назначение… Черт возьми, да мне уже все равно, кого! Меня назначить директором „СВП“!»
Бланки, когда я засовывал их в портфель, мялись, руки мои дрожали, такого состояния беспомощности я не испытывал даже тогда, когда Рогулин вышвырнул меня на улицу.
И вдруг пришло прозрение.
Какая регистрационная палата? Сегодня — суббота! Семь часов утра субботы!
Схватив портфель, я швырнул его за кровать. Ничего не понимаю…
В дверь позвонили, и я направился в коридор. Мне уже было все равно, кто за дверью. Хуже, как сдается, мне уже никто не сделает.
— Что случилось, Евгений?
Корпоративная этика имеет свою особенность. Даже в такие минуты подчиненные корпоративной дисциплине люди ведут себя сообразно иерархической зависимости. Называть меня Евгением Ивановичем, находясь в моей квартире, она уже не может, потому что это пошло, а именовать Женей не смеет, потому что я не пил у нее кофе.
Соображая, как поступить правильно, то выходя на балкон, то заходя в комнату, я рассказывал до тех пор, пока в квартире снова не зазвучала трель звонка. Я сегодня нарасхват.
— Евгений Иванович, — сказал следователь, — нам нужно поговорить.
— Вы знаете, мне сейчас недосуг…
— Вы не поняли. Нам очень нужно поговорить.
И из-за его спины вышли и бесцеремонно вошли в мою квартиру двое молодцев, похожие на тех, что шерстили этажи в день появления Мухиной.
— Что это значит?
— И вас, девушка, тоже прошу остаться. Кстати, вы кто?..
На этот раз прокурорский выглядел уже более свободно.
— Евгений Иванович, нам достоверно известно, что вы привлекли убитого Столярова к должности директора компании «СВП». То есть, по сути, совершили подлог. Зачем вам это было нужно?
— А не пошел бы ты обратно на Большую Дмитровку?
— Напрасно вы так. Где документы Столярова и вашей общей компании?
— Быть может, нам стоит вызвать адвоката? — вмешалась Альбина.
Странно, но после этих слов прокурорский успокоился.
Нас выпустили,
когда часы на моей руке показывали четверть третьего. Если вспомнить, на какие вопросы я отвечал и что говорил, то из всего этого можно составить неплохой производственный роман. Но как следователь ни старался, вписать в мою биографию хотя бы несколько строчек из жизни Столярова ему не удалось. Не получилось ему это сделать и при разговоре с Алей. Девочка держалась молодцом и пользовалась, судя по всему, излюбленной тактикой всех женщин тупить. Разговор со мной у следователя занял два с половиной часа, с Алей — двадцать минут. Но именно после общения с ней он выглядел как мужик, утомленный долгой супружеской жизнью.— Что ему от нас надо? — спросила Аля, садясь рядом со мной в такси.
— Ему хочется найти доказательства моей причастности к смерти Столярова. Все остальные на эту роль не подходят. Один сосед работает в миграционной службе, другой заведует творогом, третий металлопрокатом, в общем в подъезде из подозрительных личностей, которые нигде не работают, только я. У тебя печать с собой?
— Нет, дома, а что?
Дура.
— Сейчас поедешь домой и привезешь. Я буду в квартире. В третий раз он не появится.
Сегодня суббота, думал я, стоя на балконе и потягивая ледяное пиво. Столярова убили в пятницу. Поздно вечером в пятницу…
Включив телевизор, я вывел изображение видеоглазка на экран и стал ждать Альбину.
Это из области бреда преследования, но предположим, что Вольдемара прикончил не гулявший у него вечером собутыльник, а люди Белан. Я содрогнулся при этой мысли, ведь из этого следовало, что документы «СВП» уже переиначены. Компания принадлежит не Столярову формально, и не мне фактически, не мне — вложившему в нее все до последнего цента со своего счета. Если мне не удастся в понедельник утром ввести себя в реестр собственников, я не просто погорел. Я нищий. А все, что было мною приобретено, уйдет к Белан.
Кажется, теперь до меня начинает доходить, за что в мире крупного бизнеса убивают людей. Вот за это и убивают. Мой миллионный счет обнулился, и все ушло в карман суки, не имеющей к этому никакого отношения. Что теперь прикажете делать?
Впрочем, я подгоняюсь. Нужно дождаться понедельника, и тогда все станет ясно. Но, Пресвятая Богородица, как мне дождаться?!
Вскочив, я метнулся к компьютеру.
Щур, нужен человек из регистрационной палаты. Сейчас.
Есчесно, на твоем месте я прямо сейчас заработал бы штуку.
Заметив краем глаза движения на экране телевизора, я повернул голову.
На площадке стояли трое типов сомнительной наружности, и один из них тянул руку к звонку.
Трель просвистела и замолкла. Я с тоской посмотрел на компьютер.
Немного постояв, тот же тип снова нажал кнопку. Я думал, что они позвонят, позвонят, а потом войдут. У меня почему-то нет в этом сомнений. Типы не из прокуратуры и не из милиции. Слишком хорошо одеты для этих заведений.
Немного посовещавшись, троица приняла решение, и тот, чья роль сводилась к нажиманию кнопки звонка, отошел в сторону, предоставив возможность и другому показать свое искусство. Я впервые в жизни увидел, как выглядят отмычки.