Столетняя война
Шрифт:
Дальше пока не шла ни та, ни другая стороны. Перед Генрихом Ланкастером встали все проблемы, с какими обычно сталкивается узурпатор, которого привела к власти коалиция, сплоченная корыстью. Ему надо было либо удовлетворить интересы слишком многих, либо иметь дело со слишком многими противниками. Чтобы выйти из этого положения, он стал проводить политику, во всем противоположную политике Ричарда II. В свое время Генрих, этот честолюбец, приверженец авторитаризма и насилия, протестовал против абсолютизма Плантагенетов. Собирался ли он теперь пойти под опеку баронов, из среды которых вышел, или парламента, который провозгласил его? Обманутые внешней видимостью, либеральные историки прошлого века пели дифирамбы ланкастерскому «конституционализму», якобы гармонично сочетавшему представление о необходимости сильной королевской власти с идеалом контролируемого правления. На самом деле в государственных институтах не изменилось ничего, даже дух. Разве что, еще чувствуя непрочность своего трона, Генрих IV скрепя сердце был вынужден проявлять предупредительность, чаще собирая великие баронские советы и парламентские ассамблеи. Испрашивая субсидии у общин, он принял необычные меры предосторожности, убедив тем самым палату, что она участвует в управлении страной. В результате образовалось слабое правительство, которому постоянно мешали и которое перед лицом опасности часто не могло получить достаточных средств, чтобы действовать.
Полной удачи — и пока что — он добился только в отношениях с духовенством. Ричарда убедили следовать политике единения, к которой призывал двор Валуа. Но епископы и университеты не пошли за ним. Генрих вернулся к политике пламенной, хоть и малоэффективной поддержки римского папы. Бонифаций IX, а потом его преемники Иннокентий VII (с 1404 г.) — который под именем Космы Мельорато долгие годы был в Англии сборщиком налогов для Апостолической палаты — и Григорий XII (с 1406 г.) могли
101
Лолларды — бродячие проповедники, возглавлявшие народное движение, обличавшее церковь (прим. ред.).
102
«О сожжении еретиков» (лат.).
Но все это не смягчило нарастающего политического кризиса. Генриха IV по-настоящему поддерживали только Home counties [103] , семнадцать графств, притеснявшихся его предшественником, которые приблизительно соответствуют тому, что географы называют Лондонским бассейном или, если угодно, осадочными землями. На всем остальном острове, исключая герцогство Ланкастер, вотчину узурпатора, но включая Север, Midlands [104] , земли грозных чеширских горцев, уэльские марки, гранитный Юго-Запад, еще хватало сторонников свергнутого режима. В январе 1400 г. возникают первые заговоры с целью освобождения Ричарда II и возвращения ему трона, в которых, вероятно, участвует герцог Йорк — последний из «дядьев», еще оставшийся в живых. Старший сын Йорка, по самый 1399 г. любимый кузен свергнутого короля — граф Ретленд, двоюродный брат узника Кент и его же племянник Хантингдон, граф-роялист Солсбери планировали похитить короля; после того как заговор был раскрыт, они бежали на запад, но были разбиты при Сайренстере, между Глостером и Оксфордом. Вскоре стало известно, что Ричард умер в тюрьме от истощения. Чтобы довести это до всеобщего сведения, тело выставили на публичное обозрение, предполагая через долгое время перевезти его в Вестминстер. Это преступление не предотвратило восстаний, которые начались одно за другим с угрожающей частотой. Все они были направлены на то, чтобы свергнуть ланкастерскую династию и посадить на трон законного потомка Эдуарда III — юного Эдмунда Мортимера. Самым опасным из них было восстание Перси, могучего северного рода, завоевавшего свою славу в непрерывной борьбе с шотландцами, которые устраивали набеги через плохо охраняемую границу. Глава рода, граф Нортумберленд, и его сын Генрих Перси по прозвищу Хотспер (Горячие Шпоры) были щедро одарены Генрихом IV. Но они сочли, что получили недостаточно. Проделав стремительный переход, повстанцы обрушились на Чешир в надежде соединиться с валлийцами. Ланкастерские войска вовремя преградили им путь и 21 июля 1403 г. разбили под Шрусбери. Хотспер был убит, его тело расчленено, его отец попал в плен, и на Севере вновь установилось спокойствие. Но за этим выступлением последовал мятеж в Эссексе, а потом попытка похитить молодого Мортимера. В 1405 г. Перси вновь взялись за оружие, получив поддержку со стороны архиепископа Йоркского Ричарда Скрупа. В ходе репрессий, предпринятых по подавлении мятежа, этот прелат, к великому негодованию духовенства, был обезглавлен. Нортумберленд не смирился и в свою очередь погиб в 1408 г. во время последней и безумной попытки взбунтовать Йоркшир. Тем временем явился и некий самозванец, выдававший себя за бежавшего Ричарда II, с почетом принятый при шотландском дворе и возбуждавший надежды уцелевших сторонников Ричарда даже в сердце Англии.
103
Графства, окружающие Лондон (англ.).
104
Центральные графства (англ.).
Еще опаснее было то, что с 1400 г. шло восстание в Уэльсе, а опала Перси позволила шотландцам безнаказанно возобновить войну. Население княжества Уэльс не выказывало ни малейшего недовольства с тех пор, как в конце XIII в. было раз и навсегда укрощено жестокой хваткой Эдуарда I. Сохранение порядка здесь обеспечивали гигантские крепости — Карнарвон, Кармартен, Бомари; край был жестко подчинен английской администрации, но по отношению к короне пользовался относительной автономией, по традиции становясь уделом старшего сына суверена; наконец, округа, не принадлежащие к самому княжеству, отдавались под охрану баронам уэльских марок, грубым воинам и могущественным магнатам, первенство среди которых принадлежало семье Мортимеров. Почему произошло восстание 1400 г.? Повод был ничтожным: один кельтский вождь, тщетно умолявший королевский двор о правосудии в отношении его соседа — английского сеньора, взбунтовался, был лишен владений и мало-помалу вовлек в мятеж всех своих соотечественников. Сначала валлийцы последовали примеру сторонников Ричарда II, которых в этих землях было много, и объявили, что сражаются против узурпатора и за дело Мортимера. Ситуация стала серьезнее, когда этот мятеж, и очень скоро, приобрел национальную и этническую окраску, превратившись в борьбу валлийцев как представителей кельтской культуры против англичан. Их вождя, вновь вдохнувшего жизнь в славные планы Ллевелина [105] , знаменитого противника Эдуарда I, звали Оуэн Глендауэр, по-кельтски Glyndwr, и вокруг себя он сплотил всю боевую мощь Уэльса. До самого 1409 г. против этих свирепых горцев приходилось почти ежегодно посылать экспедиции, разорительные для взбаламученного королевства. В этих походах вовремя принял боевое крещение юный наследник трона Ланкастеров — Генрих Монмут, принц Уэльский. Но исход борьбы долго оставался неопределенным, а поначалу центральная власть вообще оказалась в критическом положении. Ведь валлийцы пользовались всеми трудностями Ланкастеров и в своих атаках действовали согласованно с мятежными баронами; еще в 1406 г. они сговорились с Мортимерами, отстраненными от наследования короны, и с лишенными земель Перси провести совместный поход, по завершении которого победители поделили бы владения свергнутой ими новой династии.
105
Ллевелин ап Груффит (ок. 1224-1284) — последний князь Уэльса, с 1257 г. вел войны с англичанами за независимость своей страны (прим. ред.).
За пределами Англии они рассчитывали на шотландские силы. С первых дней Столетней войны маленькое северное королевство, постоянный союзник Франции, всерьез не беспокоило Плантагенетов. Его король Давид Брюс долго находился в плену у Эдуарда III. Новая династия Стюартов, младшая ветвь прежней, в которой раньше по наследству передавалась должность сенешаля — по-английски steward — Шотландии, возобновила войну и во времена Ричарда II добилась некоторых успехов — состоявших, впрочем, не более чем в разграблении северных графств. Потом интересы Шотландии были учтены в условиях Лелингенского перемирия, и Ричард II отнесся к ним с полным почтением. Король Шотландии Роберт III вновь начал борьбу, уже против Ланкастеров. Только союз с валлийцами позволил ему создать серьезную угрозу противнику. Маленькое королевство имело лишь скудные ресурсы, и его фатально раздирали внутренние усобицы. Готовясь к смерти, Роберт велел своему юному сыну, будущему Иакову I, ехать во Францию, где королевский сын мог бы спокойно обучиться своему ремеслу. Английским морякам в 1406 г. удалось перехватить корабль и взять юного Иакова в плен. Обреченная на беспокойный период регентства, Шотландия опять была нейтрализована. Но чтобы окончательно подавить уэльское
восстание, понадобилось еще три года.Рано постаревший, слабый здоровьем, Генрих едва совладал со всем этим ворохом опасностей. Захватив трон с намерением вести внешнюю войну с французами, он оказался вынужден на несколько лет перейти к обороне в слабом положении. Валлийско-французский сговор, состоявшийся в 1404-1405 гг., грозил перенести конфликт на почву самой Англии, доселе чудом спасавшейся — благодаря провалу всех французских планов высадки. Превосходный случай для энергичного короля, если бы Карл VI был таковым! И в самом деле затруднения Генриха IV с самого начала порождали при французском дворе большие надежды. Дальнейшую политику можно было вести в одном из двух направлений: первое состояло в том, чтобы, воспользовавшись случаем, укрепить мир, сохранить перемирие и подтолкнуть признательных Ланкастеров к мысли о прочном примирении. Этого хотел Филипп Храбрый, постоянно озабоченный, чтобы не пострадала англо-фламандская торговля. Сторонники второго варианта действовали активнее. Коль скоро Генрих связан таким обилием проблем, а при надобности его могут дополнительно сковать умелые диверсии валлийцев, самое время завершить дело Карла V и изгнать Ланкастеров из последних оплотов на континенте — из Гаскони и Кале. Это политическая программа Людовика Орлеанского, однако для ее успешного проведения был нужен более способный и не столь легкомысленный вождь. Но теперь борьба с Англией уже не составляла первостепенной заботы парижского двора. Главное исчезало из виду за множеством заманчивых прожектов, а ведь такой случай больше не представится.
Тем не менее одно усилие, заслуживающее упоминания, было предпринято. С самого начала века, то и дело временно продлевая Лелингенское перемирие, окружение Карла VI подумывало: нельзя ли разжечь восстание гасконских вассалов против узурпатора? Чтобы прощупать почву и возбудить мятеж, в Гиень отправились французские эмиссары. Но результат не оправдал надежд. В целом гасконцы ничего не имели против нового повелителя, далекого и слабого, который их не беспокоил. Произошла лишь одна серьезная измена: отступником в 1401 г. стал Аршамбо де Гральи, каптал де Буш, крупный сеньор Ланд и сенешаль Аквитании. Он передал французам несколько пограничных крепостей, но поднять Гасконь на восстание не смог.
В 1404 г. положение выглядит более обнадеживающим. В то же время, когда Карл VI с готовностью принял предложения валлийцев, посылал им субсидии и даже кое-какие войска, Людовик Орлеанский добился от Совета утверждения обширного плана завоевания Аквитании. Для этого даже не понадобилось официального разрыва перемирия: обе стороны давно усвоили привычку безнаказанно нарушать его. Некоторые умелые военачальники в ходе кампании 1405 г. уже оказались в двух шагах от победы: коннетабль Карл д'Альбре, прибывший из Пуату, освободил все крепости к югу от Сентонжа и на границах Перигора; передовые части французов достигли Жиронды и нижней Дордони. Тем временем граф Арманьяка, набрав армию в Лангедоке, действовал в Средней Гаскони, к югу от Гаронны, создав серьезную угрозу Бордо. Но для полного осуществления замыслов вновь не хватило средств. Французам не удалось достаточно быстро развить преимущество, чтобы деморализовать противника и окончательно сломить его сопротивление. Кампания, которую следовало бы провести молниеносно, бессмысленно затянулась. Зимой 1406-1407 г. Людовик Орлеанский, неважный воин, потерпел неудачу при осаде Блея, без взятия которого блокировать Бордо было невозможно. В свою очередь новый герцог Бургундский Иоанн Бесстрашный, которому поручили взять Кале, ограничился лишь вялыми атаками. Большего он и не хотел. Все более ожесточенная борьба между обоими принцами вынудила Францию отказаться от завоевательных планов.
Избавившись в 1407 г. от аквитанской угрозы, а вскоре и от уэльской, Генрих IV мог перевести дух. Пора трудностей завершилась; начиналась пора надежд. Если бы ему позволило здоровье, он, конечно, раньше вмешался бы в дела Франции, где вот-вот вспыхнет гражданская война.
II. АНАРХИЯ ВО ФРАНЦИИ
Пора произвести анализ недуга, которым страдала монархия Карла V, со стороны выглядевшая столь сильной и столь гордившаяся своим авторитетом в Европе, — недуга, который гораздо в большей мере станет причиной ее упадка, чем угроза нового нападения англичан. Можно ли еще говорить о монархии, если в королевстве властвует группка магнатов, удельных князей, уже слишком могущественных, но амбициозных, ненасытных и стремящихся присвоить как можно больше из тех еще немалых богатств, на которые пока распространяется власть короля? Когда авторы учебников по истории говорят о властителях этих крупных апанажей, они, не давая себе труда задуматься о терминах, по-прежнему используют слово феодалы. С «феодальными мятежами» якобы также предстоит столкнуться сначала Карлу VII, а потом Людовику XI. Ничто так не искажает представления о ситуации, в которой в XV в. очутилось Французское королевство, как такие выражения. Разумеется, все эти принцы — вассалы короны по своим апанажам и французским доменам. Но «вассальные узы» — теперь не более чем пустые слова, не объясняющие истинной структуры общества, истинного лица политики. Борьба не идет, как в XII и XIII вв., между феодалами, жаждущими независимости, и монархом, чьи посягательства на их права они воспринимают с раздражением, чьих чиновников ненавидят, чью верховную власть не признают. Принцы вовсе не стремятся разрушить здание монархии, которое медленно возводилось в течение веков и в ущерб феодалам прошлого. Будучи сами монархами — или почти монархами — у себя в доменах, они хотят подчинить себе администрацию, держать под контролем государство, чтобы развить свой успех.
Воспользуется ли коалиция магнатов безумием короля, чтобы разделить бесхозное королевство? Или же один из них, более могущественный, чем прочие, навяжет свою волю сразу и суверену, и группе принцев? Вот весь вопрос. Но намечающиеся усобицы грозят разрушить то самое здание монархии, за обладание которым идет спор.
Создание крупных апанажей для младших сыновей короля, процесс, получивший новый импульс после воцарения династии Валуа, повлек за собой пагубное последствие — резкое уменьшение коронного домена, где власть монарха осуществлялась непосредственно и нераздельно. Этот домен пока включал одну компактную группу провинций на севере королевства — Иль-де-Франс, Шампань, Пикардию, Нормандию — и другую на юге, куда входит Лангедок; южные сенешальства пока пользовались квазиавтономией — ими управлял королевский наместник, чаще всего удельный князь, а средства, выделяемые Штатами Лангедока, расходовались на месте и были неподконтрольны столице. Несколько изолированных крепостей между ними, Маконне, Лион не позволяли соединить эти части. Все остальное королевство более или менее постоянно находилось в руках принцев. Сыновья Людовика Анжуйского правили Меном, Анжу, а также Провансом, провинцией у ворот Франции; брат короля владел Орлеанской областью, а также Ангумуа, Перигором, графствами Блуа и Дюнуа; герцог Беррийский создал себе между Луарой, Центральным массивом и Атлантикой компактное государство из трех соседних провинций — Пуату, Берри и Оверни; его домены соседствовали с доменами дома Бурбонов, которые, терпеливо проводя свою территориальную политику, добавили к Бурбонне сначала Марш, потом Форе, потом, позже (в 1400 г.), Божоле, а за пределами королевства — Домбы. Филипп Храбрый контролировал Бургундию — герцогство и графство, Фландрию, Артуа, графства Ретель и Невер; к ним он добавит Шароле. Не менее щедр по отношению к своим сыновьям, чахлым подросткам, которые, умирая юными, будут оставлять младшим братьям все более солидные апанажи, будет Карл VI: за первым дофином Карлом, умершим до получения Дофине, последуют Людовик, герцог Гиени — то есть части Аквитании, не занятой англичанами, — потом Иоанн, герцог Туренский, а позже Карл, граф Понтье, будущий Карл VII.
Сколь ни велики эти уступки, это было бы еще полбеды, если бы владельцы этих уделов были послушными вассалами, удовлетворялись на своих землях домениальными ресурсами и во всем остальном поддерживали усилия короля, не посягая на его фискальную систему, судебные власти, администрацию. Но крупные фьефы короны в XIV веке пережили ту же эволюцию, что и монархия, превратившись в настоящие государства со всеми административными механизмами, высшими чиновниками, которые начинают пагубное соперничество с королевскими. Каждый принц имел свой двор, где кишели его ставленники и челядь, — настоящий питомник функционеров; у каждого был свой оплачиваемый совет из прелатов, высокопоставленных сановников, вассалов и клириков; своя канцелярия, высылающая гонцов и утверждающая ордонансы; свои бальи и сенешали, отправляющие правосудие. Конечно, верховенство короля в принципе было защищено возможностью апелляции к парламенту; но бывало, что в качестве уступки владельцу удела, как, например, герцогу Беррийскому с 1370 г., на его землях регулярно устраивались Великие дни, когда выездная делегация парламентариев разбирала апелляции на месте, избавляя стороны от необходимости ехать в Париж. Точно так же герцог Бургундский в Боне торжественно открывал заседания «Генеральных дней» (Jours Generaux), настоящего парламента в миниатюре, со своим президентом и двадцатью советниками, которым в феодальных делах помогали «почетные рыцари» (chevaliers d'honneur). Главные учреждения сферы финансов, пока что скопированные с соответствующих институтов монархии, — это Казначейство (с генеральным сборщиком и главным казначеем) и Счетная палата. Буржская счетная палата была создана в 1379 г.; у Бурбонов их три: Счетная палата Бурбонне находилась в Мулене, Счетная палата Форе — в Монбризоне, Счетная палата Божоле — в Вильфранше. В 1386 г. Филипп Храбрый потребовал от парижских чиновников организовать Счетную палату в Дижоне, под чьей юрисдикцией окажутся обе Бургундии; тогда же в Лилле для Фландрии и Артуа создали Совет Фландрии — одновременно апелляционный суд и счетная палата.