Столетняя война
Шрифт:
Взяв под контроль совет и все значительные административные посты, «мармузеты» образовали сплоченную команду энтузиастов, которым Карл VI, уже слабый характером, позволил править по их разумению. Это не революционеры: их идеал — возврат к мудрому правлению в духе Карла V. Они не стремились ни к каким кардинальным реформам; великие ордонансы, которые они издали с февраля по май 1389 г., лишь воспроизводили законы, забытые за восемь лет, уточняли и совершенствовали организацию и принцип функционирования всех государственных служб. Прежде всего они хотели не допустить возврата к произволу, к самодурству принцев. В совет теперь должны были входить только двенадцать членов, которые клялись во взаимной дружбе, обещая совместно трудиться на благо королевства. Во избежание появления новых фаворитов основные функционеры центральной власти, бальи и сенешали отныне избирались советом, а парламент — пополнял путем кооптации. Финансовые органы, ставшие столь важными за последнюю четверть века, приобретали специализацию. Так, корпорация «генералов», ведающая всеми экстраординарными финансами, распалась на две группы — администраторов и судей, причем из последней образуется Палата эд (Cour des Aides). Точно так же в недрах казначейства возникает Курия Казны (Cour du Tresor) для решения спорных вопросов в сфере управления доменом. Наконец, следуя советам Николая Орезма, власти попытались возродить полноценную монету прежнего царствования, которую дядья бездумно обесценили.
Чтобы улучшить функционирование органов управления монархией, произвели чистку администрации. Ставленников принцев удалили из парламента, из Счетной палаты, из налоговой и монетной служб, из Казначейства, из Лесного ведомства. Главной жертвой стал канцлер Пьер де Жьяк, бывший слуга герцога Беррийского.
Наконец, «мармузеты» сочли нужным примириться с парижскими горожанами, лишенными с 1383 г. всех своих муниципальных свобод. Они, правда, не дали им ни эшевенских постов, ни судебных прав. Но права управления городом были отняты у парижского прево и переданы «хранителю должности купеческого прево». На этот новый пост Жан ле Мерсье поставил одного из своих племянников, Жана Жювенеля из Труа, фигуру пока второстепенную, но хорошего администратора.
Сколь бы ненавистным ни было правительство дядьев, власть «мармузетов» стала не более популярной. Общество мечтало о коренных реформах, желало облегчения налогового бремени, сокращения числа чиновников, прекращения административного произвола. А предлагали ему только борьбу со злоупотреблениями и упорядочение работы администрации. Главное, что в неприкосновенности оставалась тяготившая народ налоговая система. Будучи строгими администраторами, а подчас и озабоченные собственным состоянием, как де Клиссон, «мармузеты» нуждались в деньгах для короля и его брата. Людовик оказался алчным, постоянно требовал подарков, пенсионов и земельных владений; в июне 1392 г. он обменял свой апанаж Турень на герцогство Орлеанское, более доходное. С особым рвением он вовлекал короля в празднества и развлечения, пожиравшие ресурсы государства. Посвящение в рыцари в 1389 г. юных принцев Анжуйских стало поводом для блистательных и дорогостоящих увеселений. Вояж в Лангедок тоже превратился в череду празднеств; вместо того чтобы облегчить положение лангедокцев, он лишь отягчил его, потому что вследствие опустения казны пришлось повысить габель и провести некоторые манипуляции с монетами, чтобы покрыть расходы. Праздники — турниры, пиры, попойки, балы — продолжались и дальше, вплоть до знаменитого «бала пылающих» в январе 1393 г., повергшего двор в печаль. Имеется в виду трагический случай, когда группа придворных, переодетых дикими животными, скованных друг с другом цепями, вымазанных смолой и осыпанных клочьями пакли, случайно загорелась от факела и вспыхнула, как ужасный костер. Король лишь чудом избежал смерти.
Веселая жизнь во дворце Сен-Поль отнюдь не приучала молодого Карла VI сознавать свой долг и ответственность.
В двадцать четыре года это все еще большой ребенок, беспечный, слабовольный и изнеженный. Какой контраст с отцом, повзрослевшим до срока! Он правил или сражался, лишь понукаемый окружением. Уроки Филиппа де Мезьера, желавшего сделать из него хорошего администратора, хорошего рыцаря, хорошего христианина, вождя грядущих крестовых походов, не пошли впрок этому слабодушному юноше, о котором можно было сказать, что он останется «навсегда малолетним». Это был красивый белокурый молодой человек с не очень выразительным лицом, спортивный и воинственный, но его здоровье, уже обремененное дурной наследственностью, не могло долго выдерживать излишеств придворной жизни. Отдельные недомогания, нервные расстройства были «звонками», которым не придали значения. И летом 1392 г. внезапно разразилась катастрофа. Всесильный коннетабль Оливье де Клиссон [87] только что избежал покушения, виновник которого Пьер де Краон бежал в Бретань. Герцога Иоанна IV, давно находившегося в ссоре с де Клиссонами, обвинили в том, что это якобы он вложил оружие в руку убийцы. Вопреки советам дядьев Карл VI проявил участие к коннетаблю и решил выступить в поход, чтобы сурово покарать бретонского вассала. Нужно ли в подробностях напоминать драматический инцидент, уже столько раз пересказанный? 5 августа конная армия медленно двигалась под палящим солнцем по равнине в окрестностях Манса. На опушке леса вдруг появился какой-то одержимый, которого подпустили к королю. Он схватил королевского коня за повод, выкрикнул что-то бессвязное и провозгласил, что короля предали. Карл был совершенно потрясен. Жара, слепящее солнце, отражающееся от доспехов, удар копья по шлему вызвали у него приступ буйного помешательства. Король бросился на свиту, желая всех перебить. С огромным трудом его усмирили. Подоспевшие герцоги Беррийский, Бурбонский и Бургундский остановили армию. Ярость у больного сменилась оцепенением. Он не шевелился, никого не узнавал, бормотал что-то невнятное. Его отвезли обратно в столицу и отправили на отдых в Крей. Благодаря покою и мягкому климату его состояние быстро улучшилось. В сентябре он уже казался выздоровевшим. Но это была лишь передышка. В следующем году он пережил новый приступ, продлившийся уже долгие недели, и снова пришел в себя. Понемногу рецидивы стали возникать все чаще и становились все дольше, а периоды просветления — все короче. Чтобы его вылечить, делали все: приглашали врачей и шарлатанов, испробовали все лекарства, обвиняли колдунов, народ усердно молился (существовали опасения, что на него навели порчу или он одержим злым духом), устраивались паломничества. Ничто не помогало. Теперь во главе великой французской монархии стоял безумный король, игрушка любых интриг, жалкая марионетка, от имени которой можно было удовлетворять самые ненасытные аппетиты, а всего печальней было то, что ему предстояло прожить еще тридцать лет.
87
Оливье IV де Клиссон — знатный бретонский рыцарь, один из соратников (с 1368 г.) Дюгеклена, коннетабль Франции в 1380-1392 гг. (прим. ред.).
Уже во время приступа безумия 1392 г. дядья короля воспользовались случаем, чтобы удовлетворить свою месть и положить конец четырехлетней опале — пусть позолоченной, но наносившей ущерб как их мошне, так и их самолюбию. Команда, стоявшая у власти, была вынуждена уступить свое место. Бюро де ла Ривьер и Жан ле Мерсье, обвиненные в том, что не раз оказывали сопротивление герцогу Бургундскому, были посажены в крепость, осуждены, но потом помилованы; Жан де Монтагю бежал в Авиньон, рыцарь Бег де Виллен — в Кастилию, потом же, когда гроза миновала, они вернулись. Коннетабль, ставший козлом отпущения для разъяренных принцев и возбужденного народа, укрылся в своем бретонском замке Жосселен. С ним обошлись еще более сурово. Против него устроили процесс; он потерял должность коннетабля, был изгнан как «лживый и злой изменник» и обязан выплатить крупный штраф. Остальные «мармузеты» остались на своих местах и могли до конца века дальше оказывать благотворное влияние на разные административные механизмы. Но отныне им приходилось удовлетворять амбиции дядьев, что прежде они делали лишь в отношении брата короля. Монархия катилась к распаду и хаосу.
III. МИР ИЛИ ДЛИТЕЛЬНОЕ ПЕРЕМИРИЕ?
Приход в ноябре 1388 г. к власти во Франции «мармузетов», как и победа английских баронов над фаворитами короля несколькими месяцами раньше, существенно отразились на франко-английских отношениях, все больше и больше усиливая стремление к миру. Английские бароны называли себя воинственными; но, чтобы упрочить свое положение у власти, чтобы облегчить финансовое бремя, на которое роптали общины, им было нужно спокойствие. Пока что они не шли на переговоры и отвергали предложения о посредничестве. Беглого царя Армении (т. е. Киликии) Левона V, приехавшего в ноябре 1386 г. в Лондон, чтобы призывать к заключению мира и агитировать за франко-английский крестовый поход против османов и мамелюков, вежливо выпроводили. Тем же кончилась и другая попытка посредничества, которую предпринял весной 1387 г. Альберт Баварский, граф Голландский, тесть детей Филиппа Храброго
и дядя королевы Франции. Англичане еще злились на Валуа за масштабные приготовления к вторжению, посеявшие когда-то в Англии панику, а посредничеству заинтересованных лиц не доверяли. Но к 1388 г. ситуация изменилась. Уверенные в своем положении, но не имея возможности оплачивать милитаристскую политику на континенте, бароны видоизменили свои планы и свою доктрину. В августе баронский совет сломил последнее сопротивление в своих рядах — со стороны Глостера — и высказался за переговоры. Последние возобновились в ноябре, в традиционном месте — Лелингене, в тот самый месяц, когда к власти пришли «мармузеты». Эти люди как бывшие советники Карла V помнили, какие отчаянные усилия предпринимал покойный король в последние месяцы своего царствования, чтобы побудить англичан к заключению мира; храня верность политике бывшего повелителя, они намеревались делать то же, теми же средствами и на тех же условиях, но в надежде на сей раз добиться успеха.18 июня 1389 г. было заключено перемирие на три года — прелюдия к более длительному замирению. Так надолго оружие не складывали уже лет двадцать. Эта отсрочка оказалась не лишней, чтобы обсудить очень запутанную ситуацию с условиями подписания окончательного мира. В последующие годы шли многочисленные переговоры, то поручавшиеся безвестным профессионалам, то, как в Амьене весной 1392 г., руководимые непосредственно принцами обоих лагерей — Ланкастером и Йорком со стороны Англии, герцогами Бургундским, Беррийским и Бурбонским с французской стороны. На начальной стадии было немало сложностей, понемногу преодолевавшихся благодаря взаимной доброй воле. С 1391 г. начался вывод английских гарнизонов из бретонских крепостей, исключая Брест. Ждать эвакуации Шербура пришлось дольше. Ричард II проявлял щепетильность, отказываясь вернуть этот город Карлу Благородному, сыну и наследнику Карла Злого, на том основании, что этот принц, признав авиньонского папу, упорствует в схизме. Но в 1393 г. английский король снял свои возражения. Тем временем уточнялись сами условия мирного договора. Вопреки всем ожиданиям, вопрос о суверенитете уже не был, как прежде, препятствием для доброго согласия. Отступив от непримиримой позиции, которой полвека придерживался Эдуард III, забыв урок, который англичанам дали договор в Кале и гасконские апелляции, советники Ричарда II согласились, чтобы их повелитель вновь стал вассалом короля Франции за Аквитанию в качестве фьефа. Они лишь хотели, чтобы формула оммажа и принимаемые обязательства были конкретизированы заранее и резко сокращены, сведясь к простому оммажу, который не обязывал ни к чему; французы же говорили только о свободном оммаже, какой приносили все вассалы короны. Но это означало отложить проблему, а не решить ее. Что касалось территориальных уступок, то расхождения по этому вопросу лишь углубились. Англичане хотели восстановить Аквитанию в границах времен Черного принца. Из всех завоеваний Карла V они были согласны отказаться только от Понтье, что в самом деле было немного. Все остальное надлежало возвратить им — либо немедленно, либо позже; они могли допустить, чтобы герцог Беррийский сохранил за собой Пуату пожизненно. Перед лицом притязаний столь чрезмерных, если учесть реальную власть Ричарда II над уменьшившейся Аквитанией, Карл VI и прежде всего его дядья в своих уступках вышли за пределы допустимого. Они обещали отдать Сентонж, Ангумуа, Ажене, Керси и даже Руэрг, оставляя себе из завоеваний, сделанных после возобновления войны, только Пуату, Лимузен и Понтье. Однако они в любом случае требовали возвращения Кале и срытия его крепости. Но ради лучшего согласия они сверх того предложили репарацию — сумму в размере невыплаченного остатка выкупа за короля Иоанна, доходящую до 1 200 000 экю, которую позже они подняли до 1 400 000 экю. Участники переговоров с английской стороны, запутавшись в собственных позициях, отклонили эти соблазнительные предложения герцогов Бургундского и Беррийского.
Подписание мира снова было сорвано в последний момент. И дело дошло бы до нового разрыва, если бы не нашелся человек, твердо решивший добиться соглашения во что бы то ни стало. Этим человеком был не кто иной, как король Англии. Пышность двора Валуа, королевская власть во Франции, со стороны выглядевшая абсолютной, очаровали этого властного молодого человека. Не будучи уверен в собственных силах, он считал, что избавиться от опеки баронов сможет лишь при помощи Карла VI. С 1386 г., когда Глостер произнес слова о его отречении, он в свою очередь угрожал дяде местью со стороны короля Франции. С тех пор он лелеял мысль об этом, с нетерпением дожидаясь момента, когда начнет царствовать. В мае 1389 г. он повторил жест, каким Карл VI шесть месяцев назад выпроводил своих дядьев. Было выпущено воззвание, оповещавшее его подданных, что отныне он правит сам, после слишком долгого «малолетства», поскольку уже достиг двадцати двух лет. Ему хватило благоразумия грубо не изгонять пока единых и могущественных баронов. Он сохранил за ними места в совете, но на все низшие должности поставил преданных сторонников идеи абсолютной монархии. Сознательный подражатель Карла VI, теперь он хотел примириться с ним. Этим целям в конечном счете послужило и его личное несчастье. В июне 1394 г. скоропостижно умерла королева Анна. Хотя она не родила ему ребенка, Ричард нежно любил ее и первое время казался безутешным. Он велел срыть усадьбу Шин (к юго-западу от Лондона, на территории современного предместья Ричмонд), где протекли счастливые годы их супружеской жизни. Но когда скорбь прошла, он решил, что его статус вдовца может оказаться полезным для его политики.
Как бы ни судили о Ричарде II, нельзя отрицать его упорства, заменявшего связную систему взглядов. Он хотел мира, но оказалось, что мир невозможен из-за несовпадающих территориальных притязаний сторон. Он давно желал встречи с Карлом VI, о чем говорили еще в 1390 г.; но она все время откладывалась из-за постоянных рецидивов болезни французского короля. Он вежливо отказал римским папам, сначала Урбану VI, а потом его преемнику Бонифацию IX, пытавшимся склонить его восстановить союз с Вацлавом Чешским ради совместной войны со схизматиками Валуа. Теперь он предлагал другой выход, демонстративно не принимая в расчет его непопулярность у его собственных подданных: примирение может стать следствием брака с французской принцессой и заключения продолжительного перемирия. В марте 1395 г. посольство, состоящее из фаворита Ричарда — архиепископа Дублинского Роберта Уолдби и королевского кузена — Эдуарда Йорка, графа Ретленда, отправилось в Париж просить для своего короля руки Изабеллы, дочери Карла VI. Их не смущала разница в возрасте: Ричарду было скоро тридцать, Изабелле — немногим более пяти. И, чтобы произвести лучшее впечатление на будущего тестя, Ричард организовал, потратив большие деньги, но не сделав ни единого выстрела, поход для подчинения вождей ирландских кланов, устрашив их пышностью и многолюдностью военной церемонии. Брак по доверенности состоялся в Париже 9 марта 1396 г. Было решено, что под этими соглашениями подпишутся все английские бароны, что Ретленд тоже женится на французской принцессе, что Лелингенское перемирие, уже несколько раз возобновлявшееся, будет продлено на двадцать пять лет. Мир, хоть и не заключенный по всей форме, обеспечивался по крайней мере на поколение, — ведь до 1423 года начинать новых военных действий не предполагалось.
Наконец 17 сентября 1396 г. между Кале и Ардром состоялась встреча Карла VI и Ричарда II. Король Англии приехал сюда за месяц — ему не терпелось познакомиться с новобрачной. Встреча, как и договаривались, была отмечена пышными празднествами. Дядья обоих королей, разряженные бароны обменивались клятвами в дружбе. Ричард обещал все, о чем его просили, становясь опорой французской политики в Европе: он обязывался заставить римского папу отречься, чтобы ускорить окончание схизмы; он предлагал помощь тестю в Италии во время ломбардского похода, который планировали Валуа; он возвратил Брест герцогу Бретонскому. Но у себя в стране он не нашел желающих поддерживать и защищать эту политику. Одобрял ее лишь стареющий Джон Ланкастер. Обменяв свои испанские притязания у короля Кастилии на внушительный пенсион, получив с 1389 г. в пожизненное владение герцогство Аквитанское, Ланкастер желал мира; теперь он мечтал лишь о том, чтобы узаконить бастардов, прижитых от любовницы, на которой он позже женился, — Кэтрин Суинфорд, и пристроить этих детей, получивших фамилию по анжуйской сеньории Бофор. Когда он в феврале 1399 г. умер, Ричард остался без поддержки. Теперь продолжение профранцузской политики зависело только от способности суверена сохранить свой трон.
К тому же примирение оставалось неполноценным: ведь никакой договор не устанавливал границ, не определял прав бывших противников в их взаимоотношениях. Рутьеры и наемники, не смирившиеся с полной бездеятельностью, как всегда во время перемирий, продолжали разбой на спорных территориях. Английская канцелярия в своих двусмысленных формулировках не скрывала, что ее ставит в тупик одно ложное положение. Тот, кого с давних пор называли «французским противником», стал «французским кузеном», а потом «французским отцом». Но за ним так и не признавали титула французского короля, который продолжал носить его зять, что было совершенно лишено смысла.