Столетняя война

– Если ты сдашься без боя, - сказал Томасу Роланд де Веррек, - я попрошу графа Лабруйяда, чтобы обращался с тобой мягко, - он помедлил, как будто ожидая, что Томас опустит нож.

– Взять его, - приказал он стражникам, после того как нож остался у горла брата Майкла.

– Хочешь его смерти?
– прокричал Томас. Он плотнее сжал горло юного монаха, и тот взвыл от ужаса.

– Обещаю награду тому, кто его возьмет, - провозгласил Роланд де Веррек, делая шаг вперед. Мысль о награде возбудила студентов, которые с широко открытыми глазами наблюдали за драмой, неожиданно оживившей лекцию по теологии.

Они издали рычание, как охотники, увидевшие добычу, и повскакивали со скамеек, спеша захватить Томаса.

– Он покойник!
– заревел Томас, и студенты остановились, опасаясь, что вот-вот брызнет кровь монаха.
– Скажи Женевьеве, - прошептал Томас на ухо брату Майклу, - чтобы присоединилась к Карилу.

Женевьева, которой, как женщине, было запрещено входить на территорию монастыря, осталась в таверне с Хью, Галдриком и двумя латниками.

– Господи Иисусе, спаси меня!
– выдохнул брат Майкл, и Томас отпустил его и левой рукой толкнул в объятья студентов, а потом побежал налево, в еще один открытый коридор.

Преследователи снова взревели, улюлюкая и вопя. Доктор Люциус закричал, призывая к порядку, но понапрасну, и Томас услышал шаги, увидел справа дверь и распахнул ее.

Это была уборная! Три монаха сидели на стульчаках, взгромоздившись на каменные скамьи, что шли по бокам вонючего помещения, а в дальнем конце в арочном проеме находилась дверь.

Монахи взглянули на Томаса, но не помели пошевелиться, и он схватил одного за бороду и бросил его, с голым задом в нечистотах, на пол.

Сделав то же самое со вторым монахом, он побежал к дальнему концу комнаты. Преследователи наполнили уборную, споткнувшись об упавшего монаха, а Томас выбежал через дверь. Она не была заперта.

Впереди простирался проход с дверьми по каждой стороне. Монашеские кельи? Он бежал с трудом, проклиная старую рану в ноге, из-за которой был не так быстр, как раньше, но ему удалось оторваться от преследователей. Он ворвался через дальнюю дверь с задвижкой на внешней стороне.

В комнату, которая оказалась прачечной с большими каменными чанами, кувшинами и кипами одежды. Он сбросил одежду на пол, толкнул следующую дверь и оказался в примыкающем к помещению маленьком огородике.

Там никого не было, как не было и выхода, за исключением двери, которой он только что воспользовался, а люди кричали в проходе, они были близко, слишком близко. Дождь усилился.

Высокая стена загораживала одну сторону сада, и Томас подпрыгнул, схватился за верхний ряд камней и с помощью своих мускулов лучника подтянулся. Он забросил вверх ногу, залез на стену, встал и побежал по ней туда, где она упиралась в скат черепичной крыши.

Люди высыпали в огород, когда он взбирался по крыше. Из-за дождя черепица стала скользкой, и он упал за несколько мгновений до того, как добраться до конька крыши.

– Он там!
– с энтузиазмом прокричал ирландец Кин.

– Направляется в сторону кухни!

Томас оторвал кусок черепицы с крыши и швырнул его в студентов, потом еще один. Кин изрыгнул поток грязных ругательств, пригнулся, а Томас уже взобрался на конек крыши и побежал, скрываясь из вида, но слышал, как студенты кричали и улюлюкали в пылу охотничьего азарта.

Преследовать англичанина-еретика было гораздо веселей, чем обсуждать четыре основные добродетели или необходимость крещения младенцев.

Мимо Томаса просвистел арбалетный болт, и он посмотрел влево, заметив человека в ливрее городской стражи, перезаряжающего свое оружие, стоя на помосте возле церкви.

Проклятье. Он сел на конек крыши, потом соскользнул вниз по грязному скату, пока его ноги не врезались в маленький каменный парапет.

– Он в трапезной!
– прокричал какой-то человек.

Томас оторвал еще один кусок черепицы и подбросил его высоко и далеко сквозь дождь и над крышами, не прицеливаясь. Он услышал, как черепица ударилась о дом, и звон осколков.

– В другую сторону!
– призвал голос.
– Он на помещении капитула! Начал звонить колокол, потом к нему присоединился еще один, и Томас услышал шаги на противоположном скате крыши.

Он оглянулся направо и налево, не увидев легкого пути для побега, и внимательно всмотрелся в низкий каменный парапет. Под ним был еще один сад, небольшой и густо засаженный фруктовыми деревьями.

– Налево!
– прокричал голос где-то позади него.

– Нет, он пошел в эту сторону!
– это был ирландский студент Кин, и он говорил очень уверенно.
– Сюда!
– прорычал он.
– Я видел ублюдка!

Томас вслушивался, как шум погони затихал. Кин увел их в совершенно неправильном направлении, но опасность для Томаса еще не миновала.

Ему нужно было найти способ спуститься с крыш, и он решил рискнуть и сделать это через маленький сад. Он перекинул ноги через парапет и присел на нем, колеблясь, потому что высота была большой, затем посчитал, что другого выбора нет.

Он спрыгнул, продираясь сквозь цветущие ветки и мокрые листья и тяжело приземлился, упав вперед на руки.

Левую лодыжку пронзила резкая боль, и он продолжал стоять на четвереньках, прислушиваясь к звукам погони, голоса преследователей ослабевали. Не двигайся, сказал он себе. Не двигайся, и пусть преследователи уйдут подальше. Жди.

– Арбалет, - раздался голос позади него и совсем рядом, - нацелен тебе в спину. И причинит тебе боль. Очень сильную.

Это была гениальная идея, подумал отец Маршан, избрать аббатство Сен-Дени в качестве места, где орден Рыбака проведет всенощную и обряд посвящения.

Там, под высокими каменными сводами крыш, в вечернем свете, сияющем через густо покрытые пылью великолепные витражи окон, и перед алтарем, нагруженном золотыми сосудами и сверкающим серебром, рыцари ордена Рыбака преклонили колена для благословения.

Пел хор, мелодия казалась печальной, но вдохновляющей, мужские голоса взлетали высоко, то понижались в огромном аббатстве, где короли Франции покоились в своих холодных могилах и на алтаре лежала орифламма, хоругвь аббатства Сен-Дени.

Орифламма являлась французским боевым знаменем, огромный красный шелковый стяг, развевавшийся над королем, когда тот находился на поле битвы. Она был священна.

– Это новая, - прорычал Арнуль д'Одрам, маршал Франции, своему товарищу, лорду Дугласу.
– Проклятые англичане захватили последнюю при Креси. Наверное, они сейчас подтирают ей задницы.