Столичный доктор. Том VII

Комитет по встрече возглавлял Семашко. Он заметно посолиднел за эти годы: во взгляде появилась уверенность, а в осанке — твердость. Отрастил бородку клинышком, аккуратно подстриженные усики. Одет был прилично, даже элегантно. Совсем не тот испуганный студент, который шесть лет назад едва осмеливался просить совета. Теперь — доктор медицины, чиновник восьмого класса. В следующем году, если не случится ничего необычного, перейдет в седьмой. Хороший старт карьеры — спасибо Николаю Васильевичу Склифосовскому.

— Ваши сиятельства, рад приветствовать вас на родной земле, — сказал он, отвесив легкий поклон.

— Здравствуйте, Николай, — опередила меня Агнесс и протянула ему руку.

Мне показалось, или на его лице мелькнула тень улыбки, когда он осторожно приложился к перчатке?

На перроне собралась внушительная толпа. Человек пятьдесят, не меньше. Кто-то пришел из любопытства, кто-то по работе, кто-то — просто за компанию. Журналисты с фотографами, сотрудники «Российского медика», просто зеваки. Петербургская публика, вечная жаждущая зрелищ.

Зеваки — самое простое. Им лишь бы на что-то поглазеть. А вот пишущая братия сразу кинулась вперед, раздавая команды. Один из фотографов даже попытался объяснить, где нам лучше встать для снимка. Но порядок быстро навел Жиган, раскинув руки и подвинув толпу слегка прочь от нас.

Хотя теперь он выглядел респектабельно — борода аккуратно подстрижена, котелок вместо картуза, его харизма работала все так же безупречно. Стоило ему громко прикрикнуть, как фотографы и репортеры дружно отступили назад.

— Господа, общение с князем по правилам. Три человека, вопросы заранее. Несогласованные темы не допускаются. Пожалуйста, записывайте свои вопросы вот в этот блокнот.

С моей легкой руки эта система распространилась по всей Европе. По месту первого применения и название — миланский формат. Кто-то злился, кто-то жаловался, но в итоге все признавали, что такой способ бережет время и нервы.

Я же первым делом направился к медикам, выстроившимся под строгим взором Зинаиды Яковлевны Ельциной, главного врача. Хорошо, додумалась всех под навес поставить.

— Ваше сиятельство, Евгений Александрович! — громко и четко поприветствовала она. — Рады видеть вас в добром здравии.

Я поцеловал руку даме, кивнул сотрудникам.

— И я рад вас видеть, Зинаида Яковлевна. Передайте коллегам, что в честь моего возвращения каждому будет выдана премия — недельный заработок.

— Будет исполнено, ваше сиятельство, — коротко кивнула она, сразу улыбнувшись.

«Российскому медику» работы более чем достаточно. Когда какой-то корреспондент задал вопрос, не жалею ли, что отдал метод лечения всем бесплатно, я только рассмеялся. На наш век точно хватит, кого лечить. Количество больных такое, что ни о какой конкуренции на этом поле речи быть не может. Расширять больницу я не стал, но очередь, как писал Романовский, меньше не стала. Еще и вопрос престижа есть, всё-таки мы первые.

Было сразу два вопроса о моих планах — я аккуратно уклонился. Сказал, что давно не был на Родине, надо сначала нанести визиты. Это было привычно и понятно репортерам.

Мы обошли всех встречающих, а затем направились к экипажу, стоявшему у начала платформы. Остальные встречи я решил перенести на приватное общение в более подходящей обстановке. Все-таки дарить подарки и поднимать бокалы за удачу лучше не под дождем.

* * *

Пока ехали, я смотрел на Петербург. Город изменился, но его дух остался прежним. В глаза сразу бросилось: автомобилей стало намного больше. Теперь в центре хоть один экипаж с мотором, да обязательно попадался в поле зрения. Надо подумать об обновлении гаража. «Бенц-Вело» уже превратился в музейный экспонат.

Где там Яковлев с его обещанным новым мотором? Или махнуть рукой и купить что-то готовое, что не стыдно вывести на Невский? Mercedes-Simplex 40 PS выглядел внушительно: сорок лошадей, скорость до восьмидесяти километров. Но цена… Двадцать пять тысяч марок! Одиннадцать с половиной тысяч рублей, практически как приличное поместье. Впрочем, зачем такая мощь? Для улиц Петербурга в виде брусчатки, да и вообще разбитых российских дорог, это перебор.

Скорее, Rolls-Royce 10 HP — вот что мне нужно. Тысяча фунтов, и внутри комфорт, и снаружи вид. Все же англичане знают, как делать машины для господ. Но и это покупка не из срочных. Подумать надо.

Наконец, добрались до особняка. Дом, милый дом! Как я по тебе скучал. Вот что хорошо, когда своим делом занимаются специалисты. Полный штат еще не набран, но войдя в дом, мы увидели сцену, которую хочется показывать в учебниках о работе прислуги. Всё на своих местах: чехлы сняты, мебель блестит, паркет натерт до зеркального отражения. Даже аквариум! Вода кристально чистая, рыбки грациозно плавают, как будто и не уезжали мы на долгие годы.

Я оглянулся и благодарно кивнул Семашко. Это его заслуга. Помню, как он чуть ли не плакал в письмах, когда у аквариумных обитателей началась одна эпидемия, потом другая. И как мы вместе искали способы лечения. Молодец, умудрился не просто сохранить, а приумножить — даже на первый взгляд обитателей стало больше.

Посмотрел на Агнесс — и замер. Она стояла перед аквариумом, глядя на рыб с почти детским интересом. А когда уезжали, едва удостаивала внимания. Может, для нее это место связано только с хорошим? Но прошло буквально пара мгновений, и волшебство пропало. Вернулась маска безразличия, и жена поднялась наверх, в свою комнату.

Мне, собственно, тоже на второй этаж. Надо телефонировать, приглашать, договариваться. Поначалу узким кругом: Романовский и Николай Васильевич. Вот без кого скучал. Каждый их приезд — как глоток свежего воздуха.

Но Склифосовский прибыть не может — нездоровится. Ага, так я и сдался. Не может он ко мне — зато я могу приехать к нему. Застолье не так уж и важно, общение намного нужнее. Договорились к вечеру — как раз достаточно времени отдохнуть с дороги, собраться с силами.

Встретила меня Софья Александровна, провела в гостиную к мужу. Николай Васильевич сидел в удобном кресле у камина. Лицо его было бледным, с резкими складками у рта, но взгляд оставался таким же живым.

— Здравствуйте, Николай Васильевич. Вы выглядите… как всегда внушительно, — подошел я к нему и пожал руку.

— Ну, конечно! Так и скажите: дряхлый старик, — он засмеялся, откинувшись в кресле. — Не ходит, зато болтает без устали. Подал в отставку. Здоровье уже не то. Хватит, навоевался. Еще один удар — и всё, прощай, белый свет. А я… что я? Сопротивляться не стал. Софья Александровна настояла.

— Правильно сделала, — поддержал я.

Я улыбнулся и кивнул Софье Александровне, которая принесла поднос с чаем.

— Помня вашу любовь к живописи, не мог прийти с пустыми руками, — сказал я, поднимаясь и подавая сверток.