Столичный оборотень

Сделал два шага и остановился, затылком ощущая приближение врагов.

Я обернулся к ним, таким одинаковым в своем стремлении сделать больно, и взмолился:

– Господи, ну перестреляйте вы уже друг друга, только…

Мраморная стена, когда я прижался к ней спиной ровно посередине между подъездом и парадным, оказалась очень теплой, как будто живой.

Я находился в положении барона Мюнхгаузена, зажатого между львом и крокодилом. У меня было двадцать пять косичек и ни капли решимости, чтобы собственноручно вытянуть себя из этого болота. Все, что я мог – это монотонно повторять «черт! черт! черт!», как будто надеялся успеть досчитать до тысячи чертей, и еще – в самом конце, когда враги подступили вплотную, закончить начатую фразу голосом какого-то мужика из телевизионной рекламы:

– О-о-о! Не заставляйте меня делать выбор!

Видимо, именно этот ответ и был единственно верным, и я немедленно почувствовал это не столько разумом или сердцем, сколько спиной, под которой голубой в белых прожилках мрамор внезапно стал мягким и податливым. Уже отработанным на скамейке способом – спиной вперед – я провалился куда-то внутрь башни за миг до того, как резиновая дубинка ударила по руке, сжимающей шило, и успел еще сказать на прощание:

– Ребята, занимайтесь любовью…