Столкновение у Балансира

— Знаю, знаю, — проговорил Джейсен. — Ничего не меняется, все попрежнему. — О ходе времени им напоминал лишь бортовой хронометр на <Соколе> да настоятельное требование Чубакки питаться, соблюдая обычные временные интервалы — без этого смена дня и ночи проходила бы для них незаметно. Внутри реггуль-сорной камеры было круглосуточно светло — не выясненный пока источник света располагался высоко под потолком помещения. Также здесь могло бы быть и круглосуточно тихо — если бы тишина не нарушалась шумом их шагов и разговоров. Но каждый воспроизводимый ими звук отдавался гулким пронзительным эхом, с продолжительностью в несколько секунд ниспадавшим с вершины конусообразной камеры к ее основанию. И сопровождавшее каждый звук эхо смешивалось с новыми звуками: смехом Анакина и рыком Чу-бакки, жужжанием техники и хлопаньем раскладного стула, низкими преисполненными важности голосами двух драллов, — превращаясь в небывалую какофонию.

В какой бы точке лагеря ни происходило оживление, отзвуки тут же разносились по всей камере, и каким-то образом она казалась менее неприветливой и заброшенной. Но пять-десять секунд спустя, как только все голоса замолкали и на комнату снова наваливалась гробовая тишина, возникало ощущение, что она кричит громче любого шума, в который раз напоминая о непостижимой древности сияния этих серебристых стен, о чужеродности и о моши, которая таится в ее чреве.

Ночь — или то, что у обитателей репульсорной камеры ее заменяло, — была самым трудным испытанием. Сон проистекал при по-прежнему непрекращающемся сиянии серебристых стен — дети спали в своих выносных постелях в тени <Сокола>, Чубакка — в привычной койке на самом корабле, оба дралла — на раскладушках, установленных в ховермобиле тети Марчи, а К9 подсоединялся к зарядному устройству. И наступала такая тишина, что даже малейший шум отдавался эхом, которое, казалось нетленным. Отзвуки любого покашливания, шепота, невнятного храпа Эбрихима — или плача Анакина во сне — казалось, возносились к небесам и нисходили обратно снова и снова.

Не самый лучший образ жизни, решил Джейсен. Но если подумать, это вообще трудно было назвать образом жизни. Все они, и даже Анакин, казалось, прекрасно понимали, что так не будет продолжаться вечно. Снаружи идет война, и однажды одна из враждующих сторон наткнется на это место.

Что будет тогда — все делали вид, что и знать этого не желают.

* * *

— Сядь прямо, — назидательным тоном говорила герцогиня Марча, — и прекрати стучать ногой по ножке стола. Здесь и так шумно, но это эхо просто сведет меня с ума, — покачивая головой, она перевела взгляд на Эбрихима. — Знаешь, племянник, скажу тебе честно — не могу я понять этих человеческих детей. Ну чего хочет добиться Анакин, все время сутулясь и издавая эти жуткие звуки?

— У меня нет такого большого опыта общения с ними, чтобы дать ясный и четкий ответ, дорогая тетушка. Но я хотел бы заметить, что многие человеческие родители также иногда не могут найти резон в действиях своих чад — и это несмотря на то, что они и сами когда-то были такими.

— Почему-то меня это ни капельки не удивляет. Полагаю, наша собственная малышня также склонна причинять массу неудобств окружающим, но, должна сказать, я не припомню, чтобы ты вел себя так же отвратительно, как Анакин.

— Эй, хватит разговаривать так, будто меня здесь нет! — возмущенно воскликнул Анакин. Эти взрослые драллы были еще хуже людей — постоянно третировали своих подопечных. — Я просто обдумывал… кое-что.

— И что же? — поинтересовалась Джейна.

И теперь вся честная компания уставилась на него, даже брат с сестрой.

— Просто кое-что, — уперся малыш.

— Что ж, Анакин, нет ничего плохого в том, чтобы думать, — заговорила тетя Марча. — Я уверена, что наша вселенная стала бы значительно лучше, если бы все хоть иногда занимались тем же самым. Но вот если ты будешь думать и при этом не шуметь, — ты окажешь просто великую услугу нам всем. Договорились?

— Договорились, — пробурчал Анакин.

Но он прекрасно понимал: ему необычайно повезло в том, что его не стали дальше засыпать расспросами. Потому что иначе ему пришлось бы признаться во всем — так как брат с сестрой непременно уличили бы его во лжи. И он бы имел на свою голову еще больше неприятностей. Временами Джейсен и Джейна вели себя так, будто они тоже взрослые.

Если бы он разболтал им, что думал о той контрольной панели, от которой его оттащил К9, поднялся бы жуткий крик. Но он знал, что панель должна привести его к чему-то. К чему-то большому, чему-то важному. К чему конкретно, он не был уверен. Но к чему-то точно. Он чувствовал это. Будто бы эта контрольная панель манила его, просила поспешить и наконец высвободить энергию механизмов, заставить их выполнять работу, для которой они и были предназначены.

Но теперь это уже было не важно. Его не спросили об этом. А значит, он мог думать, сколько влезет.

* * *

— Пойдем, дорогая тетушка, — обратился Эбрихим к герцогине. — Уже поздно. Спят все, кроме нас. Мы уже и так многого добились, и на сегодня, думаю, хватит.

Расположившись в ховермобиле Марчи, драллы изучали свои записи. И Эбрихим был прав: на данный момент не предвиделось никаких продвижений.

— Любой текущий прогресс — лишь точка отсчета для будущих изысканий, если мы хотим по-настоящему понять предназначение этого места, — философски подметила герцогиня. — Мы получили небольшое представление о раскладке клавишных панелей и о некоторых обозначениях и пометках над кнопками. Но сможем ли мы запустить эту машину, а затем без риска, отключить, — машину, проработавшую не меньше десятка тысяч лет, а может быть, и дольше? Мы не имеем ни малейшего понятия, откуда система черпает свою энергию. Предположим, мы выясним, как ее отключить. Но если всю энергию отвести отсюда, куда она будет перенаправлена? Если, как я подозреваю, тут действует что-то вроде геологического канала для ответвления энергии, не вызовет ли это масштабных сейсмических катаклизмов? Наиболее вероятным мне кажется то, что эта камера является частью одной большой системы. Подозреваю, что она — всего лишь сопло, если тебе угодно, планетарной двигательной установки. Мы имеем дело с механизмом, который способен перемещать планету. Столь мощное устройство, видимо, способно и уничтожить планету, если не обращаться с ней надлежащим образом. Я не знаю, сможем ли получить ответы на все поставленные вопросы за разумный период времени.

Эбрихим едва заметно улыбнулся, а из его рта вырвался легкий хохоток.

— Ну, если только мы не попросим Анакина найти контрольную панель и не оставим его на некоторое время с ней наедине.

Глаза Марчи в ужасе округлились.

— Не говори больше такого, племянник. Даже не смей об этом шутить. Подобные шутки имеют неприятное свойство становить явью.

* * *

Глаза Анакина распахнулись столь внезапно, что даже он сам испугался. Сон как рукой сняло, и теперь он лежал, уставившись в днище <Тысячелетнего сокола>. Он тихо приподнялся на кровати и огляделся. Джейсен и Джейна спали крепко. Сон Чубакки был столь глубоким, что Анакину даже не нужно было о нем беспокоиться. Эбрихим и Марча скрылись в ховермобиле. Анакин обернулся и устремил взгляд в их направлении: бортовые огни ховера были отключены, в окнах темно, а входной люк закрыт.

Оставался один К9. Обычно по ночам дроид пребывал на резервном питании, наполовину обесточен и подключен к портативному зарядному стенду, располагавшемуся между ховермобилем и <Соколом>, тыльной стороной к последнему. Кроме того, Анакин знал, что массивная туша <Сокола> является непреодолимой преградой почти для всех видов его сенсоров. Так что если быть постоянно отгороженным от К9 кораблем, то можно, не испытав особых затруднений, ускользнуть от его бдительного ока.

Совершая крайне экономные и осторожные движения, мальчик откинул одеяло и соскользнул с кровати, встав на четвереньки. Он выполз из-под днища <Сокола> и был тут же озарен непереносимо ярким светом, исходящим от стен репульсорной камеры.

Раз или два сморгнув, Анакин поднялся на ноги. Странновато выглядела эта картина — его желание при столь ярком свете, крадучись, ускользнуть от попечителей. Но времени на раздумья не оставалось. Не дай бог, действительно кто-нибудь проснется и обнаружит его исчезновение.

Босиком и в одном лишь нижнем белье Анакин засеменил к периметру камеры, постоянно оглядываясь через плечо: убеждаясь в том, что <Сокол> все время находится между ним и К9.

Достигнув периметра, он, ни секунды не колеблясь, прошмыгнул в ближайшее боковое ответвление. Нужный ему коридор располагался в совершенно противоположной стороне, но это его не сильно волновало. Другие бы, вероятно, и потерялись в лабиринте этих коридоров, но только не Анакин. Он просто чувствовал, куда ему нужно идти.

Он безошибочно находил дорогу в веренице проходов, не испытывая неуверенности ни на одной из развилок. И он чувствовал, что нужная ему панель близка. Она совсем рядом.

Естественно, она оказалась там, где он в последний раз ее оставил, — панель была открыта и ожидала его возвращения. С минуту он молча разглядывал ее, после чего протянул ладонь к клавишам Закрыв глаза, он потянулся туда Силой и ощутил, как все встает на свои места, становится до невозможного понятным: все развилки электрических цепей и логические цепочки, потенциалы и блокираторы, — все содержимое устройства до последней мелочи. Все это так долго находилось во сне, в ожидании, когда кто-то придет и разбудит его.