Столкновение у Балансира

А сейчас время пришло. Он знал, знал с абсолютной точностью, как заставить механизм работать. И никакой К9-Х2 не помешает ему, не будет напоминать о люках в полу и прочей ерунде. Он знал. Он был уверен.

Анакин Соло разогнул палец и утопил центральную кнопку клавиатуры раскладки пять на пять. Зеленая кнопка приобрела пурпурный окрас. Замечательно. Он помедлил немного, после чего растопырил пятерню, насколько позволяла его физиология, и вдавил четыре угловые кнопки одновременно. Но те стали не пурпурными, а оранжевыми. Он нахмурился. Он ожидал несколько другого, ну да ладно. Нужно продолжать. Начав с вершины и двигаясь против часовой стрелки, он стал по очереди нажимать центральные кнопки каждого внешнего ряда. Эти действительно стали пурпурными — ребенок тут же просветлел. Панель опять издала негромкое позвякивание, но на этот раз оно не утихло. Звон продолжился, повторяясь снова и снова.

Анакин еще раз закрыл глаза и приложил ладонь к клавиатуре. Да. Ну конечно. Вот оно. Начав с правой нижней кнопки и двигаясь по часовой стрелке, он по очереди утопил каждую угловую кнопку. С каждым нажатием, кнопки меняли цвет с оранжевого на обнадеживающий пурпурный. Он заколебался лишь на мгновение, прежде чем вдавить последнюю из кнопок. Правильно ли он поступает? Неприятности будут — это точно. Так есть ли смысл влипать в эти неприятности?

Нет. Он должен это сделать. Нет пути назад.

Он надавил последнюю оранжевую кнопку. Она обратилась в пурпурный, и звон внезапно стал громче, более пронзительным. За спиной у Анакин раздался низкий гул, и малыш обернулся.

Целая секция пола отходила в сторону. На секунду он задумался: не ошибся ли он насчет ловушек в полу. Но затем из пола начала подниматься странного вида консоль, окрашенная в тот же серебристый цвет, что и вся репульсорная камера, а перед ней высилось не менее странного вида сидение, предназначенное, как показалось, отнюдь не для тех существ, что имеют человеческую анатомию.

Подпрыгивая от возбуждения и выбросив из головы все прежние тревоги, Анакин уселся в это причудливое маленькое кресло и даже не обратил внимания на то, что оно принялось подлаживаться под изгибы его тела, параллельно приподнимая его вверх и придвигая ближе к стенду, чтобы ему было удобнее нажимать на кнопки. Целую минуту юный джедай созерцал приборы, после чего простер руки и как можно шире растопырил пальцы. Закрыв глаза, он потянулся Силой внутрь устройства, погружаясь в замысловатый, сложный и прекрасный мир электронных ключей и соединений, элементов управления и узлов, скрывавшийся под панелью из кнопок, рычагов и наборных дисков. Номинальные мощности, емкостные сопротивления, регулировки верньеров, подсистемы наведения, ограничения безопасности, блокировки экранирования, балансировка нагрузки. Что они собой представляют, для чего предназначены, как функционируют — совместно функционируют, — все это струилось в его мозгу, словно древние механизмы разговаривали с ним, делились с ним своими легендами и преданиями.

И теперь он знал о них все.

Анакин опустил ладони на контрольную панель, все еще ощущая бесконечные потоки образов и символов в своем сознании. Пробудить. Он должен пробудить механизм Репульсор слишком долго находился в спячке. Он хотел, чтобы его разбудили, привели в чувство, напомнили о его первоочередных задачах. Да и сам юный джедай вел себя так, будто тоже находился во сне, внутри сладкой мечты; он прислушивался к Силе, которая сообщала ему, как поступить, что сделать, чтобы добиться желаемого. Он прекрасно понимал, что эта страсть, это стремление оживить древний механизм находится внутри него самого, а машина — не более чем машина. Но все его инстинкты кричали, что именно машина, и ничто иное, нашептывает ему, побуждая к действиям. Потянуть тот длинный рычаг, чтобы запустить процесс активации. Повернуть этот верньер, чтобы привести в действие систему транспортировки геогравитационной энергии. Набрать следующую последовательность команд на стандартной клавиатуре пять на пять кнопок, чтобы снять все ограничители. Где-то глубоко внизу земля еле заметно вздрогнула, и начал нарастать гул. Звон тем временем становился все настойчивее, все громче, учащеннее.

Ровный участок на контрольной панели вдруг искривился и замерцал, а затем стал раздуваться, превращаясь в некое подобие ручки управления космическим кораблем. Едва осознавая, что он творит, Анакин потянулся левой рукой к образовавшемуся рычагу. Он опять же не замечал, как рычаг стал менять свои очертания, подстраиваясь под изгибы детской ладони. В воздухе над рычагом возник голографический дисплей — полый каркасный куб, представлявший собой трехмерную решетку из кубиков поменьше: и снова пять на пять на пять. Все кубики были прозрачными, но, как успел заметить Анакин, один из кубиков в дальнем нижнем левом углу обрел зеленый окрас.

Медленно, осмотрительно он потянул ручку на себя. Одинокий зеленый кубик стал пурпурным, и почти мгновенно три граничных с ним прозрачных куба окрасились зеленым. Затем угловой куб приобрел оранжевый оттенок, его соседи — пурпурный, а зеленым налился уже новый слой граничных кубиков. Так цвета и продолжали развертываться, пока целая трехмерная решетка не преодолела все три стадии — от зеленого через пурпурный к яркому, сияющему оранжевому. Пол под ногами вновь завибрировал, а гул усилился, став более настойчивым, внушительным — словно массивные залежи энергии пробуждались, находились в ожидании момента, когда их выпустят на волю.

Анакин отпустил рычаг. В это же мгновение звон оборвался. В комнате стало непривычно тихо — громовой гул переходил на все более и более низкие частоты, пока наконец не преодолел порог слышимости.

Ручка растаяла, и поверхность под ней вновь стала гладкой. И там, прямо в центре контрольной панели, возникла кнопка, она просто вытекла из панели и стала расширяться, достигнув шести сантиметров диаметром и сантиметр высотой. На его глазах кнопка принялась менять свой цвет с серебристого на зеленый, с зеленого на пурпурный, с пурпурного на оранжевый, с чистого оранжевого на пульсирующий — и вот уже она переливается всеми возможными оттенками — от расплавленного металлического до тусклого красного, что можно встретить вечером в небе на закате.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Раскрыв от восхищения рот и вытаращив глаза, Анакин разглядывал возникшую перед ним кнопку, пока переливающиеся пульсирующие цвета бросали блики на его лицо и одежду.

Кнопка. Кнопка взывала к нему, кричала в его сознании. А может, не она. Может, это всего лишь его собственное внутреннее стремление во что бы то ни стало заставить машину работать требовало от него решительных действий.

Истины он не знал. Но это было и не важно.

Его левая ладонь потянулась вперед. На какое-то мгновение она зависла над кнопкой.

После чего с силой опустилась вниз.

* * *

Молнии сорвались с верхушки центрального конуса большой репульсорной камеры и рассыпались по малым конусам, озарив помещение дождем искр. Оглушительно громкие раскаты грома прокатились по камере, словно земля вот-вот была готова разверзнуться и поглотить всех и вся. Удар молнии аукнулся ослепительной вспышкой света, отражавшегося от всех серебристых поверхностей; в комнате стало ярко, как при рождении сверхновой.

Меньшие конуса откликнулись, ударив своими залпами молний в верхушку центрального конуса, раскалив его добела. Затем, так же внезапно, как и появились, молнии исчезли, а конуса остались стоять на месте, словно и не было буквально секунду назад этой бешеной игры света и энергии. Раскаты грома эхом прокатились по комнате, отражаясь и снова возвращаясь обратно, словно рассерженный боевой клич какого-то давно забытого бога.

Сопровождая громовой гул, по комнате прокатилась волна дрожи. <Сокол> принялось трясти и бросать из стороны в сторону вместе с камерой; Чубакка, мирно посапывавший в койке на борту <Сокола>, скатился на палубу. Поднявшись, он метнулся в рубку и только на полпути окончательно пришел в себя и сообразил, что корабль не в воздухе, а на земле.