Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания
Шрифт:
— А можно и мне, тащ кавторанг?
— Можно всраться, а для тебя — разрешите! Молод еще, да и кто старшим на пульте останется?
И они покидают пульт, оставив комдива два с глупой улыбкой на лице, при дружном хохоте с нашей стороны.
15.00. «Каштан» оживает и вещает умирающим голосом нашего механика, командира БЧ-5, капитана 2 ранга Ерофеева Михал Анатольевича. Он очень хороший мужик, и как мы сидим на пульте во время всех общекорабельных мероприятий, так и он сидит в ЦП наравне с нами. Но солидный для подводника возраст — 44 года — дает о себе знать, и механик страдает постоянным и хроническим недосыпом, что явственно слышится в его голосе.
— Отбой всех тревог! Первой смене заступить!
Вот так всегда. Дневная первая смена на вахте стоит не более полутора часов. Два с половиной часа за них, вместо того, чтобы отдыхать, стоим мы, КГДУ-1 Скворцов и КГДУ-2 Белов. Прибегает окончательно проснувшийся за эти часы Бузичкин. Он одновременно и зол, и весел. К нему на БП-65 заглянул замполит и, как всегда, сунулся туда, куда нормальный человек не
15.30. После всех тревог и учений возникла очередь в курилку, не менее 20 человек. Надо успеть до заступления второй смены обникотиниться и спрятаться в каюту. Все обсуждают предстоящее всплытие на сеанс связи под перископ. Ждут новостей. Там, на Большой земле — чемпионат мира по футболу, а мы не в курсе, что там происходит. Мне футбол по барабану, а вот то, что всплытие — после нолей часов, совсем не радует. Значит, ночью поспать придется часа на три меньше.
Перекурил и растворился в каюте. Там никого нет. Скворцов на вахте. Сейчас объявят пересменку, а потом сразу, минут через пять, не дав никому из сменившихся ни минуты на личные нужды, объявят занятия по специальности. Мутное такое время. Тревоги нет, офицеры и мичманы начнут дрессировать молодежь в отсеках и на постах, попутно занимаясь повседневными делами в своих углах. По уму и совести, я тоже должен быть на ПУ ГЭУ, учиться военному делу настоящим образом, но как-то не очень хочется. Да и по правде говоря, знаю я это все давно, это же практика, а не теория. Поэтому, пока никто не хватился, можно и голову уронить на подушку. Есть еще один вариант: пробраться на нижнюю палубу 4-го отсека и немного заняться спортом, а то и так жирку за последний месяц зримо добавилось, но со слов вахтенного, туда уже спустился большой старпом, а вот с ним мне в это время не по пути. Поэтому предпочтение отдается здоровому сну подводника.
17.00. До чего же быстро засыпается днем! Так бы и ночью. А то шатаешься до двух часов и никак. А тут только голову положил, и все! Темнота. Разбудил меня вахтенный отсека, тихонько поскребшись в дверь каюты.
— Тащ… малая приборка. Старпом сказал, лично вас разбудить.
Вот еще одна несправедливость: малая приборка. Идет она у нас полтора часа. Про большую приборку и говорить нечего. Она может идти с утра до ночи. Но на время приборки я опять должен идти на пульт и менять командира отсека, чтобы он проруководил этой самой приборкой у себя в отсеке. Раз старпом самолично… придется идти. Добрел, чертыхаясь, на пульт. Упал в кресло. Предусмотрительный Мефодьич выставил у двери обрез с ветошью, мол, и мы тоже убираем, а сами увлеченно гоняют со Скворцовым в нарды. У Кости уже не сонный вид, пшеничные усы топорщатся вверх, и вообще выглядит он молодцевато.
— Паша, грамулечку не хочешь?
Костик не алкаш, в общем понимании этого слова, он просто имеет свойство так взбадриваться. И если одного алкоголь расслабляет и тянет в сон, то на Костю он оказывает диаметрально противоположное действие. Его это бодрит. Само собой, такой допинг на корабле строго-настрого запрещен, но, как известно, если нельзя, но очень хочется, то можно! Главное, не перебарщивать.
— Не-а. Я лучше чайку, а то опять в сон потянет. — отказываюсь я. Откровенно говоря, я вообще опасаюсь принимать спиртное в походе. Через недельку после погружения, состав воздуха меняется на 100 %, и мы начинаем дышать искусственным воздухом, полученным из морской воды. И как-то раз я заметил, что в такой атмосфере лично на меня сила воздействия горячительных напитков увеличивается многократно. От одного самого элементарного граненого стакана могу впасть в откровенно свинячье состояние. Костя физиологически реагирует на спирт в море по-другому, поэтому иногда прикладывается в целях борьбы со сном.
Пока идет приборка достаю книжку и читаю, прихлебывая чаек. Периодически забегают комдивы, то за забытыми тетрадями, то еще за чем. Так за нардами, книгами и чаем незаметно подходит час окончания малой приборки.
18.30. Смена прибегает без задержки. Хитрый Вавакин успел во время приборки и перекурить, и побриться, и умыться, и сделать еще массу полезных для себя дел, и поэтому прибывает минут за пять до ее окончания.
— Закончить малую приборку! Третьей смене приготовиться на ужин!
Опять гонки. Бегом в курилку. Бегом на ужин. Промежуток с 18.30 до 24.00 — самое живое время на корабле. Во-первых, ужин. Обед и ужин на лодке как бы и не отличаются друг от друга ничем. Ну там нули, первое, второе, закуска. Но! Обед — прием пищи, на который может и половина экипажа не прийти, пожертвовав им ради сна, поэтому и продукты на обед идут попроще. А вот на ужин идут все. Старший в походе, командир, старпомы и прочие, причем практически одновременно. Поэтому-то ужин и есть самый главный прием пищи в походе!
Самый вкусный. Самый обильный. Самый посещаемый. Но скверно то, что мы едим первые. Нам заступать через час, но мы можем начать ужинать и на двадцать минут позже, и на полчаса, пока не придет командир или адмирал, без них даже заступающей вахте жевать не разрешается. Непорядок, ежели каперанг или адмирал обед не благословил. Правда, потом никто на это сноску не делает. Пусть ужин начнется даже в 19.30 — ты и ешь, и одновременно будь на разводе, и даже заступи на вахту. Командиры наши ведут себя, как баре, по-другому и не скажешь. Это ж, наверное, так приятно чувствовать, что от тебя, даже в этом люди зависят. И их совсем небольшое свободное время.Сегодня командиру, видать, очень хотелось перекусить, поэтому ужин начался без задержек. Борщец, курочка с рисом, винегретик, все вкусно и пристойно. Не спеша переоделся в каюте и пошел на перекур. Очередь в курилку большая, но заступающую смену пропускают без очереди. Перекурил. Вернулся в каюту. Сегодня на вечерней вахте буду заниматься переплетением книг. Захватил с собой подшивку. Остальные принадлежности — на пульте в сейфе. Пошел на развод.
19.45. Развод. Сейчас самое оживленное время на корабле, поэтому и развод проходит сурово и не буднично. Мимо строя прошествовал адмирал Поломоренко, попутно спросив перепуганного трюмного из 3-го отсека об особенностях ядерной аварии на подводной лодке «К-…» в 1968 году. Выяснилось, что трюмный об этой аварии никогда не слыхал, да он и не родился тогда еще, а по уму и знать ему таких тонкостей не надо. Но помощник получил втык, и ему было поставлено на вид. Адмирал же величаво прошествовал в кают-компанию, вкусить хлеба насущного с цыпленком-табака.
20.00. Прибыли на пульт. Там ликование: неутомимый Вавакин убил крысу. Крысы достали уже всех. На лодках как-то интересно получается. Если на корабле есть крысы, то нет никаких тараканов. Если есть тараканы, то крыс никогда не бывает. Хотя, какое из этих зол лучше, сказать трудно. Либо таракашки, падающие в тарелки с супом в кают-компании, либо крысы, грызущие все, до чего доберутся, и нагло шастающие при свете по кабельным трассам. Причем у крыс есть еще и крысиные блохи. После их укуса все укушенные места страшно чешутся и зудят. У нас на пульте стоят три металлические мышеловки. Им крысы, конечно, не под силу, но когда туда попадает какая-либо часть крысиного тела, мышеловка мешает ей сбежать, и вот тут-то доблестные операторы ядерного реактора и настигают мерзкое животное и лишают его жизни посредством молотка или других подручных средств. В этом походе на пульте изловлена и уничтожена уже пятая особь, причем три из них — дело рук Вавакина.
Тело вредительницы уже упаковано в пакет из пластиката и готово к торжественному захоронению в море посредством ДУКа. Вавакину с общего согласия выражена благодарность и присвоено переходящее звание «Дерсу Узала 3-го отсека».
20.30. Чайник уже закипел. Наша вечерняя вахта, самая приятная и веселая. Не сонная, а бодрая и содержательная. Из сейфов вытаскиваются запасы. Сало, лучок, чесночок, варенье, сухари, все, что взято с собой с берега, и все, чем угостила и снабдила Родина. После ужина на пульт мало-помалу собираются почти все офицеры из числа управленцев и электриков. Часов до 22 никто нас проверять не будет. Начальники переваривают ужин и занимаются тем же, чем и мы, только по своим каютам. Никто не мешает, и даже механик, пришедший подписать вахтенные журналы за сутки, ворча, присоединяется к застолью. Хорошие это часы: несмотря на то, что на вахте, — как-то расслабляешься. После такого «ланча», тебя подменяют перекурить, а потом, часам к десяти, пульт пустеет. Мы остаемся в штатном составе смены. Теперь можно заняться и переплетными работами. Достаю станок, и приступаю. Обрезка, корешок, переплет. Кромку опять же подровнять надо. И интересно, и время идет быстрее. Чем только в автономках я не занимался!.. И книги переплетал, и по дереву резал, и обложки для книг из пластиката ваял, и на тарелках рисовал. У каждого свои причуды… Арнаутов, тот вообще спицы достал и вяжет. Он уже и сыну, и жене по свитеру связал, сейчас на носки перешел. Обещал, если мы его с этой вязкой доставать не перестанем, под конец похода каждому по гульфику на член связать. Интересная идейка. Если ничем в походе не заниматься — можно просто свихнуться со скуки. И никакие занятия по специальности не помогут. У нас мичман был один, так он брал с собой пар пятьдесят ношеной обуви, и чинил ее весь поход. А в прошлый раз мой одногодка Сережа Остапов всю автономку творил макет крейсера «Варяг», причем двухметровый. Как его за эту дуру на пульте только не сношали! Но ведь сделал! Правда, оказалось, что с пульта его вынести невозможно: не пролезает. Так и пришлось героический крейсер на две части расчленять.
Около двадцати трех часов начало вещать «Радио Фюрера». Наш политрук подводит итоги дня, боевой, так сказать, и политической подготовки. Это весело. Зам знает родной корабль в том же объеме, как я — американский космический челнок «Челленджер», и поэтому его рассказки на весь корабль о поступлении пара в гальюны и беспорядке в аппаратных и на крышке реактора, вызывают бурный смех и оживленные дискуссии о его умственных способностях. Хотя замполит мужик сам по себе неплохой, но только вот совсем безграмотный. Они все такие, переведенные к нам с «королевского» Черноморского флота пенсию дорабатывать. Ходят по кораблю, как святые, даже страшно становится: не дай бог, что-нибудь тронут. Наш-то, слава богу, до этого не дошел, ума хватило, а вот на некоторых других «пароходах» черноморские замполиты так чудили, что и гальюны мыть приходилось, и воду из трюмов откачивать.