Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

— Не подлизывайтесь, а то передумаю. — рассмеялась Марго.

И они пошли по набережной.

Марго никогда не была ханжой и синим чулком. Она была самой нормальной молодой женщиной, у которой, конечно, бывали мужчины. Но до этого дня она еще не встречала никого, кто бы понравился ей так сразу, мгновенно и безоговорочно, как этот случайно встреченный ею седовласый и немолодой Олег. Она как-то с ходу прониклась к нему каким-то доселе незнакомым ей чувством и без всяких сомнений в искренности Олега восприняла вполне фантастический рассказ о его похождениях. Она никогда не верила в сказки о любви с первого взгляда, но в этот день уже через несколько часов поняла, что этот непонятный человек, который старше ее вдвое, и есть ее мужчина. Тот самый мужчина, о котором в этой жизни мечтает каждая нормальная женщина. Тот мужчина, от которого женщина хочет иметь детей и с кем хотела бы провести все отпущенные судьбой дни.

Больше они не расставались. Марго улетела в Крым вместе с Олегом. Там Олег попрощался с Севастополем, с городом, который он очень любил, но с которым его теперь ничего не связывало, кроме воспоминаний. Они сыграли свадьбу в Одессе, и гуляли в том самом стареньком дворе, в котором прошли детство и юность Марго. Даже первую брачную ночь они провели в ее квартире, за которой все это время заботливо приглядывала тетя Фира.

— Ну а сейчас-то как? — спросил я у Олега.

— А сейчас. Сейчас мы граждане мира. У обоих по три паспорта: израильский, российский и украинский. Зимой здесь детей навещаю, летом у нас, а между этим по миру путешествуем. Марго-то у меня почти олигарх, может нам это позволить. Хорошая она. Надежная.

Олег улыбнулся и, закурив, продолжил.

— Я, кстати, свой флаг сберег. Я его тут даже над домом каждое утро поднимаю, чтоб не забывали. А то его у нас только на демонстрациях таскать стали. Позорят только. Что в Твери, что в Крыму. А для меня Россия и Украина до сих пор одно целое. Правда, думаю, уже недолго нам между ними кочевать осталось.

И словно что-то почувствовав, Олег повернул голову в ту сторону, откуда к нам подходила невысокая красивая черноволосая женщина, беременность которой явственно проглядывала сквозь легкое платье.

— А вот и моя Марго.

Мы посидели еще минут пятнадцать, а потом расстались. Больше я не встречался с ними, а попросить координаты постеснялся, да и не думал тогда об этом, честно говоря. Потом, через несколько лет, история эта всплыла в моей памяти, когда я случайно увидел на Истринском водохранилище чей-то катер, над которым тоже развевался Военно-морской флаг СССР. И как-то сразу в памяти всплыл рассказ о Гончарове, его плавании и его «последнем линкоре», который, наверное, и на самом деле был последним кораблем, пронесшим над Индийским океаном флаг, под которым многие из нас принимали присягу. Флаг когда-то Великого флота, который разделил с ним свою участь и ушел в прошлое.

Мертвые души

Штаб — совокупность начальства и принадлежащих к какому-либо военному управленью чинов.

В. И. Даль. «Толковый словарь русского языка»

Давным-давно, на заре своей флотской службы, я впервые заступал дежурным по части. Как полагается, инструктировали меня кроме тех, кто обязан, все, кто мог. Запугали до смерти. Но больше всего стращали меня личным составом. Строить всех каждые два часа, считать по списку и на пальцах. Не дай бог, кого-то не будет хватать, сразу боевая тревога по базе! Всех в ружье! Поисковые группы в тундру, офицерский состав по тревоге в казармы! Мичманов в аэропорт и на все перекрестки! Раздать патроны и провернуть механизмы вручную! Короче не вахта, а Страшный суд. А если учесть, что мое дежурство было с субботы на воскресенье, как и полагается молодому лейтенанту в первый месяц службы, то на развод я шел с повышенным давлением и вздрагивал при виде каждого матроса. На разводе мою и без того повышенную бдительность подстегнули еще разок, да так, что я был готов броситься на любого моряка с кортиком, если он только намекнет на попытку выйти из казармы.

Вечер прошел спокойно. Матросы, видя чрезмерную взвинченность молодого дежурного по части, вели себя на удивление хорошо, из казармы без моего личного разрешения не выскакивали и даже возвращались обратно точно в срок. Я начал постепенно успокаиваться и даже позволил себе присесть на пять минут попить чайку. Однако вечерняя проверка повергла меня в шок! В строю, стоявшем передо мной, не хватало пяти человек! Всех моряков в лицо я еще не знал, поэтому проверку производил, выводя поочередно матросов из строя с зачитыванием их фамилии. Затем вычеркнул из оставшегося списка всех, кто остался на вахте на корабле. Потом — фамилии матросов, откомандированных в другие экипажи. Но пяти все равно не хватало! И вот тогда во мне проснулся нашпигованный инструкциями перепуганный лейтенант.

Я, ни на кого не обращая внимания, хотя потом оказалось, что напрасно, произвел в ураганном темпе все действия согласно уставу Внутренней службы и оставленным мне целеуказаниям. Через пять минут дежурный по дивизии знал, что у меня пропали люди, через семь минут я разбудил командира по телефону, а через десять оповестил командиров боевых частей и комендатуру. Заварил кашу, насколько смог. Военный человек поймет, что последовало за этим. И вот, когда кавалькада командиров и начальников прискакала в казарму в полной боевой готовности рвать и метать всех попадающихся под руки, выяснилось, что шумиха выеденного яйца не стоит. А виновата во всем моя юношеская неосведомленность и полное отсутствие опыта в повседневной флотской жизни. Пять матросов, из-за которых я поднял весь сыр-бор, просто-напросто числились в нашем экипаже, а служили в штабе дивизии. Один писарем, другой шофером, третий еще черт знает кем. Выяснив, в чем дело, начальство сначала похвалило меня за бдительность, затем обматерило за тупость, после чего обложило моего командира за то, что я не знаю элементарных вещей, и отбыло. Командир перекурил в своем кабинете, вызвал меня, размазал по стенам и тоже уехал спать домой. Когда в понедельник я рассказывал в кругу офицеров о событиях выходного дня, мой наставник, «пятнадцатилетний» капитан Владимир Маркович Квасов глубокомысленно изрек:

— Лейтенант, Гоголя читал? Так вот, знакомься, юноша, с королевством мертвых душ! Старина Гоголь тут рядом не валялся!

Мой покойный отец, тоже бывший подводник, перед тем как я впервые ехал на Север в офицерском чине, сказал мне: «Страшнее всего не море, оно суровое, но не подлое. Страшнее стихии береговые «противолодочные» силы. Тылы, штабы, отделы».

В этом мне, да и, наверное, всем служившим, приходилось убеждаться не раз. Все без исключения береговые службы флота — это организации с искривленным восприятием действительности. По идее, они существуют для того, чтобы сравнительно немногочисленный плавсостав не имел никаких проблем, уходя и приходя из плавания. На самом же деле все обстоит с точностью до наоборот. Берег убежден, что подводники ходят в море с единственной целью: для их блага. Вот и получается: не они для нас, а мы для них. Так и происходит в действительности. Перед походом подводники, высунув язык, носятся по всем довольствующим органам, выпрашивая даже не лишнее, а положенное по всем нормам, а там их встречают лоснящиеся от осознания собственной значимости краснопогонные «противолодочники». Они вальяжно отмахиваются от надоедливых представителей плавсостава, мол, не до вас, ребята. Дел по горло, а тут вы еще со своими разовыми трусами и недостающими простынями. А уж если и делают что-то, то с видом очень большого одолжения. Это тыл! О нем нужен разговор особый. Но есть еще береговые структуры, процентов на восемьдесят состоящие из бывших моряков. Наши могучие штабы. Вот это клоповники еще те! Конечно, не стоит брать в качестве примера командование и флагманских специалистов. Они, бывает, почаще нашего в морях пропадают. А вот штабная накипь. Господи, кто только не липнет к этой кухне! Мичманы, только и умеющие на пишущей машинке стучать, офицеры, с плавсостава списанные по здоровью, хитрозадые и калеки. Выгодное дело. В штабе дивизии подводных лодок по штату людей совсем немного, а дел выше крыши. Одного бумагомарательства тонны. А сами начальники люди занятые, и по совести говоря, они, как и мы, канцелярщину не особо жалуют, хотя и вынуждены этим заниматься. Вот и хитрят. Умеешь быстро строчить на машинке — добро пожаловать в штаб! Числиться будешь на корабле, морские получать, выслугу год за два, а сам только ходи и бумажки перебирай. Ни моря, ни вахт, два гарантированных выходных в неделю — что еще надо военному, чтобы достойно дождаться пенсии! Опять же погоны на плечах с завидной аккуратностью меняют, невзирая на должность. Нужны командиру дивизии и его замам шоферы — нет проблем! Отобрали матросов с водительскими правами в экипажах, откомандировали в свое распоряжение, и все. Они на коне, экипаж в дерьме. Ведь этому матросу на каждый выход в море нужно замену найти. А в наше нелегкое время матросов совсем мало осталось. Да и те. Такой подбирается контингентик! Не все бездельники, но подавляющее большинство. Проходит полгода, и глядишь, твой бывший сослуживец, застрявший в штабе на какой-то мифической должности десятого помощника начальника штаба, уже нос воротит. Куда там! Мы теперь белая кость! Не чета вам подводникам!

Штаб — это ум, честь и совесть армии и флота, выражаясь по-ленински. Мыслящий орган, так сказать. Острие мозгового удара. Но жить наши «великие» штабы одними насущными проблемами подводников не могут. А кто позаботится о них самих? Кто сауну в штабе протопит? Кто, в конце концов, за руль «козла» прыгнет и погонит его между сопок домой? Вопрос ребром! И что же делается? А все просто, как колумбово яйцо. Берется нужный человек из любого экипажа, неважно, что этот экипаж пусть даже завтра за «бугор» идет. Откомандировывается в другой экипаж, который никуда и никогда уже не ходит или долго не пойдет. Но туда нужный военный зайдет один раз — показаться. А все остальное время «моряк» добросовестно ходит на работу в штаб. И самое интересное, что зарплату он получает со всеми морскими надбавками, словно месяцами не вылезает из прочного корпуса. Обалденная жизнь! Штатная штабная команда — человек десять. На самом деле за двадцать. Водитель по штату только у комдива. А начальник штаба, он что, пальцем деланный?! Срочно найти моряка, с правами и опытом! В мое распоряжение!

Лично у меня в отсеке был матрос по фамилии, кажется, Полозов. Так он в отсеке ни разу за всю службу не был. Зато возил начальника штаба дивизии, и иногда из чувства сострадания подвозил своего командира отсека, то бишь меня, домой. Есть в штатном расписании штаба начальник строевой части в звании старшего мичмана, и писарь у него один. Или два, не суть важно. Когда-то этот мичман тоже морские воды бороздил, а теперь уже полтора десятка лет штаны на стуле протирает. Устал в одиночестве по клавишам стучать, да и возраст не тот. И количество бумаг на флоте приумножается вдвое, если не втрое. Не справляется строевая часть. Мичман — к старшему помощнику начальника штаба. Мол, так и так, товарищ капитан 2 ранга, завал полный! Приказы печатать некому! Личные дела матросов в запустении! Провал в работе полный! СПНШ слушает и задним местом понимает, что мичман, мягко говоря, врет не краснея, просто ему, старперу, лень такую кучу работы на себя одного взваливать. Но у самого СПНШ очко тоже не стальное. Он в дивизии в ответе за все, кроме кораблей и моря. Вахта, бумаги, приказы, канцелярии, камбуз, приборки в поселке и на внешних объектах — все его! И нажать на любого командира ему ничего не стоит. Почешет СПНШ затылок, пожмет руку своему мичману и скажет: нет вопросов, дорогой. Выцарапаем. И глядишь — новый мичман в строевой сидит. Счастливый до ужаса! Как же! Они в море, он на берегу. Они круглые сутки внутри прочного корпуса, а у него рабочий день с 09.00 до 18.00. А зарплата — одинаковая!

Ну ладно мичманы. Они, кстати, не все такие. Поехали дальше. По офицерскому корпусу. Старший помощник начальника штаба — должность, конечно, собачья. Никогда не завидовал, а только жалел. Любого человека либо сделает безжалостным хищником, либо доведет до ручки. Не всякий сдюжит. И вечно вокруг СПНШ вьется стайка его помощничков. Хитрожопейших офицеришек! Офицеры ведь разные бывают. Привожу типичный пример. Был у нас в экипаже, в моей родной боевой части пять офицер — киповец Жилев Петр. Кстати, одного года выпуска со мной, и из одного училища. Всю свою сознательную службу занимался одним: всеми способами избегал выходить в море. В первые лейтенантские годы пару автономок ему волей-неволей пришлось сделать. Не тот возраст был, чтобы наглеть. Тогда и он сам, и все окружающие поняли, что как инженер-механик он гроша ломаного не стоит. И начал Петро бег по неплавающим экипажам. Год в одном, год в другом, а потом завис на одном «пароходе» уже надолго. Тот пароход из линии вывели, и на вечный прикол к дальнему 17-му пирсу воткнули. Жизнь — лафа! Вахту отстоял — трое суток дома. Лепота! Года три синекура эта длилась, а потом резко прикрылась. Экипаж решили сократить втрое, и места в новом должностном расписании Петрухе не досталось. А денежки, они только штатным офицерам платятся. Подергался Петро в разные стороны, а свободных мест для бездельников нет! Пришлось к нам в экипаж «наниматься». А у нас автономка на носу! Бедный Петя чуть не сдурел. Он — и в море?! Не может быть! Но наш тогдашний командир уперся рогом — никаких замен, идешь в море и точка! Петр по природе страшно боязливый был, начальства боялся до икоты и возразить не смел. Пришлось собирать пожитки и становиться в общий строй. В море, то есть. Пошли. Вернулись. Все хохмочки случившиеся с «подводником» Петей в походе и за час не расскажешь. Киповцем он оказался еще тем! Ничего не знал, а остальное забыл! С божьей помощью и нашими молитвами ничего Петя сломать в море не смог. Да он и сам до железа дотрагиваться боялся: вдруг укусит? После автономки пожевал Петя походные шоколадки и понял: море — любит смелых, значит, не меня. А мое место в штабе, на любой должности, хоть половичком у двери, но подальше от пирсов. И что вы думаете? После отпуска приезжаем — а Петя в штабе служит! Да не в дивизионном, а в штабе флотилии! Неизвестно кем, но важности в нем, как у замглавкома по тылу. Командир вспылил — как же так, у него за спиной! Но в дивизии его пыл остудили — так надо! И все. Командир ругался недолго, истинную цену Петрухи он, конечно, знал и особо по поводу его пропажи не горевал. Но дальше — хлеще! Проходит несколько месяцев, и вдруг Петро начинает по поселку в «майорских» погонах щеголять! Вот тут уж командира взорвало: «Он же у меня в экипаже числится!» Я ему представление на звание не подписывал и ни за какие деньги не подпишу! Короче, взорвался командир и прямиком в штаб флотилии. А вернулся как оплеванный. Ему там сказали, что капитан 3 ранга Жилев — наш человек, а вы, товарищ капитан 1 ранга, не больше, чем человек, денежные ведомости подписывающий. И до свидания! А представление его командующий флотилией подписал не глядя. Так и вышло, что стал наш Петенька в отделе устройства службы служить и наших же матросов на всех перекрестках в позу номер один ставить за неподшитые подворотнички. Но за зарплатой в экипаж бегал, правда, не попадаясь на глаза командиру. Вот такой штабной офицер!