Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания
Шрифт:
Через два года, опять же весной, опять же отправив семью на юг, я зачемто полез на антресоль и обнаружил этот забытый алкогольный эксклюзив. Мы как раз собирались в очередные моря. Сценарий был понятен и привычен. После ввода ГЭУ мы обязательно простоим в базе пару дней, что само собой вызовет массовый исход люксов на берег, а нам не останется ничего другого, как втихомолку опрокидывать рюмки по причине полной невозможности схода при работающей установке. Вот я и решил, что такой напиток обязательно поможет «скрасить» нам эти часы ожидания, и прихватил бутыль с собой на борт, не удосужившись попробовать, во что превратился этот напиток за два года.
Ввод ГЭУ проходил по штатной схеме. Мы знали, что сегодня никуда не уходим, а все люксы постоянно теребили пульт глупыми
На удивление, именно из-за этих самых проблем в тот день, вопреки правилам, первым в действие вводили левый борт. Я усадил на свое место лейтенанта Порехина, и он не спеша, согласно правилам, в обучающем режиме, под моим чутким руководством, за несколько часов ввел установку в действие. Потом оставив лейтенанта заполнять журналы, я с чувством выполненного долга отправился в 5-бис отсек поужинать. На ужине в кают-компании были только «механические» офицеры, старпом и несколько еще не успевших сбежать на берег люксов. Тут-то за столом я и предложил нашему киповцу старлею Васе Горошку, командиру 2-го отсека капитан-лейтенанту Шурке Нахимову и дежурному связисту старшему лейтенанту Сереге Горлохватову опробовать мой напиток после ужина. Товарищи офицеры единодушно согласились, и даже не сменив кремовые рубашки на РБ, практически строем отправились ко мне в каюту. Там я разлил свою жидкость по стаканам, и мы, не тратя время на глупые разговоры, чокнулись. Вот тут я и понял, что сильно ошибся, не попробовав перед этим свой лечебный эликсир, хотя бы на язык. Эффект был шокирующим.
Два года выдержки превратили мою перцовку в некое подобие огненной лавы, обжигающей и уничтожающей все на своем пути. Я покрылся потом, как тюлень, и не смог вдохнуть воздух секунд тридцать, как рыба, ловя воздух ртом и роняя слезы на стол. На всех других участвующих в распитии напиток оказал примерно такое же действие. Горлохватов схватил газету и усиленно махал ею, стараясь загнать побольше воздуха в ротовую полость. Горошек попросту схватил еще не успевший остыть до конца чайник и в несколько глотков допил довольно-таки горячую воду, а самый закаленный и невосприимчивый Шурка Нахимов только сильно побагровел, а его лысая голова обильно покрылась каплями пота размером с виноградину. Он же первым нарушил молчание:
— Да, мать вашу. Борисыч, это что за братоубийственный напиток?
Я, прокашлявшись, изложил историю его появления.
— Крепкая штука. — с уважением сказал Нахимов. — Пойду, переоденусь, а то вся рубашка мокрая. И перекурить надо.
Старлеи, все еще хранящие болезненное молчание, кивнули в ответ и разошлись переодеваться.
В курилке они уже обрели речь и очень разгорячено высказали свое мнение по поводу выпитого, причем, как было видно, Горошку эта доза уже прилично двинула по мозгам. Один только Нахимов восхищался моим «напалмом», а под конец даже предложил пойти и шарахнуть еще по одной. Старлеи энергично отказались, я тоже, и тут Нахимову пришла в голову грандиозная идея.
— Борисыч, там на пульте Телок Леонидычу стесняется налить. Точнее, боится. Может, ты Леонидыча позовешь к себе в каюту, он мужик нормальный, а то обидится еще.
Мне эта идея пришлась по душе. Леонидыча я очень уважал, и по морям с ним немало пошатался, да и выпивал с ним тоже,
так что, покинув курилку, я прямо из отсека связался с пультом ГЭУ и пригласил Виктора Леонидовича к себе в каюту.Ташков пришел быстро, и мы закрылись в каюте втроем: я, он и Шурка Нахимов. Тут и выяснилась причина нестандартного поведения зама НЭМСа. Оказалось, что он с завтрашнего дня в отпуске, сюда пришел лишь по личной просьбе самого НЭМСа, а поэтому свое правило — выпивать только после ввода — на сегодня он отменил. Его можно было понять. Последний раз в отпуске он был почти полтора года назад, устал чертовски и просто хотел отдохнуть. А так как жену отпускали в отпуск только через месяц, то флагманский просто предвкушал, как он все это время отдастся любимой рыбалке, не спеша и не боясь внезапных вызовов на службу, а потому и расслабился.
Первую стопку флагманский опрокинул вместе в Нахимовым, не замечая ироничных взглядов того. Я от алкоголя отказался, сославшись на то, что скоро на вахту, заслужив уважающий взгляд Леонидыча и насмешливую улыбку Нахимова. Они выпили. Несколько секунд флагманский задумчиво смотрел в потолок, а потом поцокав языком, изрек:
— Забористый напиточек. Откель родом сия живая вода?
Я объяснил.
— Лечебная, значит? Бальзам. Ну, Нахимов, еще по одной?
Шурка, не ожидавший от флагманского такой прыти и невосприимчивости к моему зелью, автоматически согласился, и они выпили еще по одной. После чего Нахимов, продышавшись, тоже отказался пить, вспомнив внезапно, что мы все-таки на борту с работающей установкой.
А потом, подождав еще пару минут, все же спросил Ташкова:
— Виктор Леонидович, а как вам напиток Борисыча?
Ташков поднял бутыль на уровень глаз, и обозрев желтоватую жидкость, которой оставалось еще не менее литра, мечтательно протянул:
— Хороша табуретовка. Ты, Борисыч, мне рецептик напиши. Обязательно поставлю.
А потом, внезапно сделавшись серьезным, как на строевом смотре, добавил:
— Так, мальчики. Вам еще вахту бдить. А я, Борисыч, с твоего позволения, еще у тебя посижу. Глядишь, и добью всю твою настоечку до конца. Мне сегодня спешить некуда.
Тут бы мне кивнуть и уйти, но я неосторожно выразил сомнение в том, что этот напиток можно выпить в таком количестве и не умереть.
— Борисыч, не надо сомневаться в стойкости и здоровье заслуженных офицеров. Давай-ка так: если я это зелье допиваю, то ты после моря со мной на рыбалку пойдешь. На селедку. Идет? А не смогу. Гм. Гарантирую год никуда не прикомандировывать и никого на выходах в море тобой не заменять. Ну как, офицер Белов, спорим?
Я опять сдуру согласился, и потный от торжества момента Нахимов перебил нам руки.
Флагманский слов на ветер не бросал, и начал спокойно и деловито, не забывая расписывать прелести северной рыбалки, употреблять дозы моей перцовочки одну за другой. Сначала я считал себя безусловно победителем, но по мере того, как Леонидыч поглощал напиток, уверенность моя постепенно сходила на нет. Когда в бутылке осталось чуть более четверти, меня срочно вызвали на пульт, и я, бросив флагманского в каюте, умчался к любимому креслу, оставив того добивать остатки «огненной воды». Минут через тридцать Ташков появился на пульте, красный, как свежесваренный рак, но на удивление трезвый, и подмигнув мне, констатировал:
— Рыбалка за тобой, Борисыч. Я ее приговорил.
Потом флагманский расписался в журналах и, созвонившись с механиком, отправился к тому в каюту, на посошок. Больше я его в этот день не видел, а сменившись с вахты, обнаружил в каюте абсолютно пустую бутыль из-под «Гымзы».
За десятидневный выход в море проигранный спор подзабылся, и вернувшись в базу, я уже совсем и не парился по поводу какой-то рыбалки, благо корабль надолго вставал к пирсу, а командир неожиданно для всех официально назначил меня врио помощника корабля, вместо убывшего на офицерские классы капитана 3 ранга Широкого. Я сразу погрузился в расписания корабельных вахт, береговых нарядов, бесконечные списки личного состава, снятия и постановку на довольствие, и прочую хозяйственную деятельность экипажа, но не тут-то было.