Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

— Бакштаг через фордевинд! Курс норд-ост! — Если первые два слова всплыли в голове офицера сами собой, и смысл их он давно не помнил, только зная, что означают они какой-то поворот под парусами, то курс он назвал безошибочно и верно. Яхта взревела и рванула вперед.

Через пару часов хода, когда на горизонте давно уже растаял силуэт обреченного сухогруза, а в пределах видимости не было видно ни одной дощечки, Гончаров остановил яхту и приступил к ревизии доставшегося ему хозяйства. В каюте, которую Омар отвел себе и где Олег еще ни разу не был, он обнаружил гигантское количество консервов, явно перетащенных сюда из камбуза, ворох карт, среди которых, к сожалению, не было карт местного побережья, огромную кучу всякого тряпья и ничуть не меньшую кучу самого разнообразного оружия. Там же он нашел и свою сумку, практически нетронутую, откуда сразу извлек свою черную флотскую пилотку, которую таскал с собой везде как талисман. Удивительно, но обожавшие помародерствовать негры сумку даже не открывали, и ничего не пропало, даже кипятильник сохранился. Дальнейшее обследование корабля позволило Олегу сделать вывод, что водой и продовольствием он обеспечен надолго, вооружен до зубов, имея четыре пулемета, несколько гранатометов и массу автоматов и пистолетов, но начисто лишен какой бы то ни было связи. Вся аппаратура была просто расстреляна из автомата, видимо, еще в период захвата яхты, а между собой пираты, как правило, общались либо при помощи раций типа «уоки-токи», либо через спутниковые телефоны, которые были только у Омара и пары его самых доверенных бандитов. Ни раций, ни телефонов после них не осталось, так что и возможности связаться с кем-то у Олега не было. Слава богу, хоть нашлись технические документы на саму яхту, из которых Гончаров, с трудом вспоминая знакомые английские слова, почерпнул поистине бесценные сведения. Оказалось, что это сорокаметровое плавсредство произведено на какой-то верфи Codecasa лет десять назад на заказ. В документах оказалась еще масса всяческих данных, но, что самое главное, Олег уяснил, что яхта при полной заправке топливом имеет автономность плавания около 3000 морских миль. А если учесть, что заправлена яхта была под завязку, а на корме вдобавок торчали еще пять бочек с дизельным топливом, то шансы Гончарова покинуть побережье Африки самостоятельно были очень высоки. Конечно, оставался риск напороться еще на каких-нибудь плавающих агрессоров, но Гончаров старался об этом пока не думать.

Еще около часа бывший подводник готовился к походу. Он вытащил на мостик надувной матрас, плитку, микроволновку из камбуза, один из ручных пулеметов с изрядным боезапасом, автомат, пару пистолетов, мешок консервов и ящик с питьевой водой, тоже обнаруженный в каюте хозяйственного Омара. Там же он примостил телевизор, который пока ловил только какой-то местный канал, и, оставшись довольным проделанной работой, обозрел окрестности из бинокля, а затем отправился в душ, расположенный прямо на корме. С удовольствием оттерев всю накопившуюся на теле грязь французскими шампунями, обнаруженными в огромном количестве в ящике поблизости, Гончаров отправился на поиски более или менее чистой и подходящей одежды. В итоге, после недолгих поисков, на мостик яхты он поднялся в тонких черных брюках, найденных в одной из кают, своем тельнике-маечке, а на голову Олег недолго думая водрузил свою видавшую виды пилотку с советским военно-морским «крабом». И хотя одежда эта совсем не отвечала местным климатическим особенностям, чувствовал он себя в ней прекрасно и отчего-то очень уверенно, словно только и делал, что бродил по Индийскому океану в одиночку на яхтах, уставленных пулеметами. В самый последний момент, уже взявшись за телеграф, он вдруг подумал, что его корабль не имеет названия, но что еще хуже, идет в море совсем без флага. Недолго думая Олег вытащил свой запрятанный Военно-морской флаг. Конечно, он был предназначен для кораблей иного водоизмещения, но никакого другого под руками не было, и взобравшись к небольшой мачте, Олег минут за пять намертво закрепил флаг, который развернувшись, сразу затрепетал на ветру.

— Ну что, присваиваю тебе звание линкор «Североморец Гончаров»! Смирно! — скомандовал сам себе капитан 3 ранга запаса Гончаров, отдал честь флагу и спустился на мостик.

— Курс норд-ост! Полный вперед! — Олег двинул рукоятки телеграфа вперед, и белая океанская яхта, с непропорционально большим и уже давно забытым многими флагом, резво побежала по волнам.

Как пользоваться компасом, Олег помнил еще со школьных времен, да и сама яхта, наверное, в угоду владельцу, кроме электронного была еще снабжена сделанным под старину большим спиртовым компасом, величаво торчащим посреди рубки. Яхта легко слушалась руля, и Гончарову только и оставалось, что смотреть по сторонам и стараться избегать других судов. Первые пару дней прошли довольно спокойно. Олег старался держаться в виду берега, хотя это и сулило определенные проблемы. Пару раз его пытались догнать на моторных лодках какие-то местные пиратствующие чернокожие люмпены, но каждый раз Гончаров с одновременным увеличением скорости подтаскивал к борту пулемет и уже без каких-либо угрызений совести давал пару-тройку прицельных очередей по преследователям, после чего они сразу теряли к яхте интерес и отворачивали в сторону. Потом часто стали попадаться всевозможные грузовые корабли, которые величаво шлепали мимо него, не обращая ни малейшего внимания на его катерок. На третий день встречным курсом прошел довольно большой военный корабль под неизвестным флагом. На взгляд подводника Гончарова, слабо разбиравшегося в классификации надводных кораблей, был он чем-то вроде сторожевика и мог за пять минут раскатать его «линкор» до состояния щепок, но тот, едва сбавив ход, вильнул к яхте поближе, но по непонятной причине пронесся мимо и вскоре скрылся у горизонта. Еще через день на яхту спикировал вертолет ВМС США. Он минут тридцать следовал за ней, проносясь то побортно, то зависая прямо над мостиком. Олег, выбравшийся в своем колоритном костюме советского военно-морского босяка на мостик, усиленно пытался дать понять жестами американским пилотам, что у него нет связи. Но, видимо, американцы, идентифицировав развевающийся над кораблем флаг как флаг почившего почти десять лет назад Военно-морского флота СССР, да еще и узрев хаотично расставленные по кораблю пулеметы, ждали команды от кого-то свыше и на дерганья одинокой фигуры на мостике внимания категорически не обращали. Потом американцы так же неожиданно ретировались, получив, по всей видимости, от командования приказ непонятное суденышко не трогать. Наверное, штатовские флотоводцы впали в определенный ступор, присущий, похоже, всей их нации при каком-нибудь явлении, не вписывающемся в их собственное видение мира, и решили просто закрыть глаза на это мелкое геополитическое недоразумение, полным ходом несущееся в сторону Аденского залива.

Только много позже, дома, рассматривая глобус в уютной домашней обстановке, Олег окончательно осознал, какую авантюру он совершил, блестяще подтвердив на практике утверждение, что больше всего везет либо дуракам, либо сумасшедшим. Пуститься в одиночку, ни черта не понимая в навигации, без карт, в водах, где каждая лодка была врагом, в путь длиной более тысячи миль, было таким безумием, какое трудно представить себе даже с огромного бодуна. Но это было потом. А сейчас линкор «Североморец Гончаров» бодро резал воды с круизной скоростью 10 узлов, а его командир, с висящим на груди биноклем, шуровал ложкой в консервной банке с тунцом и был на настоящий момент доволен, сыт и даже немного подшофе.

На исходе пятых суток похода Гончаров неожиданно узнал месторасположение своего корабля. На закате он включил телевизор, который не трогал уже несколько дней, и попал на новости какого-то африканского телеканала. На экране телевизора дородный чернокожий обозреватель о чем-то оживленно рассказывал, после чего на экране неожиданно возникла его яхта с развевающимся и четко распознаваемым флагом. На мостике было даже видно фигуру его самого, и хотя лица было не разглядеть, хорошо выделялся тельник и черная, несвойственная этим широтам пилотка. После этого на экране появилась карта побережья, неподалеку от которого крестом было выделено местонахождение яхты. Олег сразу записал название пары береговых населенных пунктов, находившихся неподалеку, и попытался вспомнить, когда и где его могли снять на камеру. Получалось, что единственное место, с которого это было возможно сделать, было небольшое суденышко, сопровождавшее его вчера параллельным курсом около часа. Оно не приближалось, но и ушло только после того, как сам Олег сделал вид, что хочет к нему подойти. Только тогда суденышко ушло в сторону и вскоре скрылось из вида.

Порывшись в груде карт, оставшихся от Омара, Олег все же обнаружил ту, которая совпадала с виденной на экране. Так Гончаров узнал, что он уже практически дошел до Аденского залива. Надо сказать, что маршрут следования, которым руководствовался отставной подводник, предполагал следующее: не попасть снова на Африканский континент либо в арабскую страну, а попытаться быть подобранным каким-то европейским судном. Ну и при самом неудачном раскладе оставалось добираться до единственной более или менее цивилизованной страны, которой Олегу в пределах ближайшей видимости представлялся только Израиль. Но так как связи у него не было, а все попадавшиеся корабли либо просто игнорировали его, либо, наоборот, старались отдалиться, то фактически оставался только один вариант: идти до Израиля своим ходом. Что Олег и делал, и, как это ни удивительно, делал пока вполне успешно.

Аденский залив оказался набитым судами, как консервная банка килькой. Прогремевшее позднее сомалийское пиратство еще только зарождалось, и корабли шли открыто, не пытаясь создавать караваны и не ища защиты у военных судов. Растерявшись сначала, но потом сверившись с компасом, Олег повернул руль и пристроившись в пределах видимости за кормой огромного лихтеровоза, начал следовать за ним. Везение рано или поздно должно было кончиться, и на всякий случай Олег надел спасательный жилет и перевязал полиэтиленом все свои документы, спрятав их на груди. Теперь он уже старался не спускаться с мостика совсем, разве только по самой крайней необходимости, находясь все время в готовности к чему угодно: от простого столкновения до абордажа или торпедной атаки. Но ничего не происходило, отчего ожидание становилось невозможно нервным, как зарождающаяся зубная боль. Время шло, кораблей вокруг меньше не становилось, а «Североморец Гончаров», словно «Летучий Голландец», продвигался вперед, как будто его и не существовало вовсе. Наконец, вдали ненадолго показался берег. Основательно изучивший к тому времени карту, Олег понял, что уже близко Баб-эль-Мандебский пролив и что, кажется, сейчас наступит конец его сумасшедшему плаванию. Как военный человек он понимал, что такой пролив просто обязан контролироваться странами, чьи берега он рассекал, и такое морское недоразумение, как его корабль, не принадлежащий ни к одному флоту мира, да и попросту украденный у кого-то, вызовет если не массу вопросов, то уж как минимум задержание береговой охраной. Поначалу у Олега даже мелькнула мысль спустить флаг и прошмыгнуть под шумок под каким-нибудь другим из имеющихся в наличии, но потом что-то его остановило. Упрямство или что-то еще, но флаг он не спустил. Корабли на подходе к проливу немного замедляли ход, и Олег постарался максимально близко пристроиться в корму своему контейнеровозу, который спокойно и целенаправленно шел в пролив. И линкор «Североморец Гончаров», ведомый Олегом со слипающимися от бессонницы глазами, добросовестно прочапав часов шесть за контейнеровозом, спокойно вышел в акваторию Красного моря, о чем Олегу неожиданно сообщили по-русски из громыхающего железом громкоговорителя того самого контейнеровоза, за которым уже почти сутки плелась его яхта. К этому времени Гончаров уже практически спал, повиснув на штурвале, и этот стальной голос насмерть перепугал его, вырвав из объятий Морфея так, что он умудрился приложиться лбом к тому же штурвалу.

— Земляк! Не спи, а то идешь, как пьяный. Что со связью? Почему не отвечаешь? Мы уже в Красном море.

Олег выскочил на мостик и, проявляя проснувшийся в нем талант мима, начал изображать в лицах отсутствие связи и желание попасть к ним на борт. Видимо, у Олега и на самом деле были недюжинные способности, потому что стальной голос с виноватой ноткой ответил:

— Понял. Но взять к себе на борт не можем. Скажи спасибо, что капитан поговорить разрешил. Нас тут всего трое русских, а почти вся команда польская и капитан тоже, и связываться с тобой наш «панове» не желает. Будь аккуратнее, тут мины попадаются. Удачи тебе, моряк!

Потом голос на миг умолк.

— А за флаг уважаю!

И пароход отсалютовал ему длинным протяжным гудком.

Олег повернул руль, и яхта послушно ушла в сторону от громады «грузовика». Потом уже вконец теряющий сознание от бессонницы Олег сбавил ход, закрепил руль так, чтобы идти курсом на север и практически упал на надувной матрас. Он проспал почти шесть часов, даже не представляя, куда все это время плелась его яхта, но, как это ни удивительно, когда проснулся, ничего экстраординарного не обнаружил, кроме летающих чаек и нескольких кораблей вдали, двигавшихся в том же направлении, что и он. Так прошел еще один день, и только под утро следующего, когда Олег уже начал верить в свое просто сказочное везение, его «линкор» завершил свой жизненный путь. Что это было — мина, или ракета, или еще что-то из богатого арсенала человечества — он так и не понял, но корму яхты несильно подбросило вверх, и она стала неторопливо погружаться, все выше и выше задирая нос. Олегу, давно приготовившемуся к такому событию, даже удалось спустить на воду надувную лодку с припасами. Флаг Олег тоже забрал, аккуратно сложив и присоединив к документам у себя на теле. Потом он оттолкнулся от яхты и, отгребая, с грустью наблюдал, как его героический «Североморец Гончаров», до последнего момента горя огнями, исчез в водах Красного моря.

Часов через десять его подобрал израильский корвет, на котором сразу нашлось несколько человек, говорящих на русском языке. Олега тщательно обыскали, вежливо выслушали, накормили, переодели и заперли в каюте под присмотром вооруженного до зубов матроса. А потом был Эйлат, где Гончарова передали в руки полиции и, допросив в очередной раз, снова заперли уже в полицейском участке. Там он просидел еще несколько дней, пока его не переправили в Тель-Авив, где к нему в камеру пришел уже представитель украинского посольства. Олег на всех этапах рассказывал, естественно, не о том, что было на самом деле, справедливо полагая, что даже сам в такое не поверил бы, а выдавал заранее продуманную легенду о длительном пленении и побеге с противоположного берега, с территории Судана, где уже не один год творилось черт знает что.

Рассказ его правда, тоже был неубедителен, особенно в части, касавшейся обнаружения его посреди Красного моря на надувной шлюпке. Но, видимо, никакого криминала и шпионского следа за ним не нашли. Проверка документов посольством выявила, что он добропорядочный гражданин Украины, попавший в беду, а след от наручника на ноге вызывал сострадание и веру в реальное, а не придуманное рабство. Да и, как потом оказалось, выкупленные у бандитов пленники с того же рейса подтвердили его нахождение на борту самолета в момент, когда он был сбит. А потому, в связи с открывшимися обстоятельствами, израильские власти потеряли к нему всякий интерес и только желали скорейшей отправки Олега на родину. Еще через несколько дней произошла торжественная передача полицией нелегала Гончарова представителям Украины в аэропорту Бен-Гурион, где ему вернули все изъятые документы и немногочисленные вещи и тотчас же незамедлительно засунули в самолет, следующий в Одессу. Там же в аэропорту представитель украинского посольства огорошил Олега известием, что семьи у него вообще-то больше нет. За эти восемь месяцев, пока он пропадал, его супруга нашла другого. Причем, как в самом банальном анекдоте, стоматолога и еврея. С Олегом супруга развелась как с пропавшим без вести, а сейчас готовилась к тому, чтобы переехать с новым мужем на постоянное место жительства сюда, в Израиль. Почему-то известие это совершенно не взволновало Олега, разве только мысль о детях засела где-то глубоко в сердце и каждый раз отдавалась болезненными уколами при мысли о них.