Стоп-кадр из забытого фильма

– Извини, - повинился он, - какая разница, какой ты была в прошлом? Ты мне нравишься такой как есть сейчас, - он снова погладил её по скуле, на этот раз аккуратно обхватив её щёку и настойчиво, но мягко, притянул к себе и поцеловал. Она сопротивлялась только первые мгновения, а потом успокоилась и расслабилась, но поцелуй прекратила сама. И Роман, в какой-то степени, даже был рад этому.

Застрявшая между этажей кабинка лифта не самое лучшее место для первого раза. А то, что теперь они рано или поздно зайдут дальше простого общения, точнее обычного молчания, Исаеву стало очевидно. И уж он постараться, чтобы Марина забыла о своём прошлом.

Из лифта они выбрались спустя сорок минут. Немного подпивший лифтёр запутанно извинялся и что-то рассказывал про поломку лифта в связи с отключением света во всём районе и жаловался, что ему одному теперьприходится доставать всех невезучих людей. Роман слушал его краем уха, кивая и агакая в нужных местах, а когда, наконец, смог достать из лифта насмерть вцепившуюся в чехол с его пиджаком Марину, взял её на руки и по лестнице поднялся на седьмой этаж. Даже дверь открывал, не отпуская девушку далеко от себя. Да и Марина не особо противилась его объятиям. Даже когда он, раздев до нижнего белья, уложил её в постель и почти насильно заставил выпить горячего чая. И лёг рядом.

Рина сама прижалась к нему и тихо попросила не спешить. И Роман согласился, понимая, что у него всё равно теперь нет другого выбора. Похоже, он действительно влюбился в эту женщину.

Как же Марине не хотелось открывать глаза, но будильник настойчиво требовал, чтобы она проснулась, вылезла из тёплой уютной постели и пошла на работу. Выходной закончился, а это значило, что ей снова предстоит выслушивать несущественные жалобы людей на несправедливость жизни. Кто бы знал, как ей это надоело...

– Выключи, иначе я его разобью к чёртовой матери, - хриплый и недовольный голос Романа подействовал куда лучше будильника. Марина едва не свалилась с кровати, осознав, что это именно его рука по-хозяйски лежит поперек её живота.

Его же рука и спасла девушку от падения. А ещё так нежно погладила оголённую кожу чуть повыше пупка...

Наверное, она бы заурчала, если бы так не перепугалась. И не вспомнила вчерашний день.

Захотелось провалиться под землю. Или, хотя бы забраться с головой под одеяло и постараться забыть про лифт.

– Марин, пожалуйста, у меня отпуск, - взмолился Роман и убрал руку с её живота. И можно было бы выдохнуть с облегчением, если бы Исаев не навис над ней, пытаясь сам дотянуться до всё ещё трезвонящего будильника и замер, смотря ей в глаза.

– Доброе... утро...
– хрипло шепнул он и, не отрывая своего взгляда от её глаз, как-то слишком резко ударил по кнопке часов, отключающей звонок будильника.

В комнате стразу стало слишком тихо. Марину эта тишина напугала, даже больше чем взгляд Романа. Но больше всего пугала реакция её тела на этого мужчину. Низ живота приятно потянуло, в груди потеплело настолько, что стало жарко даже в одном белье, начало не хватать воздуха и сами собой поджались пальцы на ногах. Она не чувствовала ничего подобного уже много лет и не надеялась больше почувствовать. Да и не должна была чувствовать!

Марина резко отвела глаза и забегала взглядом по кровати в поисках того, чем бы прикрыться. Это вчера ей было всё равно, что Роман мог бы с ней сделать. Она не стала бы сопротивляться, захоти он провести с ней ночь, но сейчас... Сейчас было стыдно и противно, от себя самой. Единственное хорошее, что можно было найти в этой ситуации: она, наконец, выговорилась и, возможно теперь станет легче.

Пальцы Романа мягко обхватили её подбородок и заставили снова посмотреть на него.

– Ты всё ещё расстроена из-за лифта? Лифтёр сказал, что в течение сегодняшнего дня всё починит. Что ж, если он не успеет, придётся походить пешком. Какая-никакая, а всё-таки зарядка, - он снова пытался её успокоить, а Марина снова не понимала: зачем ему это? Ведь он и в правду мог воспользоваться вчерашним вечером, но только заботился о ней.

Рина тяжело вздохнула и крепко зажмурила глаза. Ещё надо было ущипнуть себя, чтобы поверить, что это не сон, но почему-то не было ни сил, ни желания. Рядом с Романом было так спокойно, уютно и за всё время, что она провела рядом с ним, Марину не покидало ощущение безопасности. Даже когда она рассказывала ему про своё прошлое, стоило крепче прижаться к нему, уткнуться носом в его рубашку и становилось легче. Спокойнее.

Роман резко поднялся и сел спиной к Марине, чем сильно удивил девушку. А ведь мог наклониться, коснуться своими губами её и... кажется, она покраснела. Всё же хорошо, что Рома сидел спиной к ней.

– Думаю, ты не будешь возражать, если я воспользуюсь твоим душем. Мне... надо... остыть, - хрипловато выдохнул Роман и начал с напором тереть лицо руками.

– Не буду, - тихо ответила Рина и, наконец, натянула на себя одеяло. Почему-то только теперь она осознала, какие желания рядом с ней испытывает этот мужчина. И даже оттопыренные в паху штаны, в которых он спал, сейчас её не пугали. Больше всего Марине было страшно за себя. За то, что она сама начала испытывать какую-то жажду рядом с Романом. И с каждым днём жажда становилась всё сильнее, словно она была усталым путником, бредущим по бесконечной пустыни, а где-то тавпереди маячит мираж оазиса.

"Вот именно, мираж", - тяжело вздохнула девушка, натягивая одеяло на голову, свернулась калачиком и обхватила немного тянущий живот руками. Вот теперь будет хуже всего. Марина каждый месяц с отвращением проживала эти четыре или если уж совсем не повезет и её организм за что-то ополчится на неё, шесть дней. И так двенадцать месяцев в году, уже на протяжении восьми лет. Но всё-таки самым противным было видеть беременных женщин идущих за руку со своими любящими мужьями. Или молодых мамочек, возящихся со своим малышом или малышкой на детской площадке.

Рина с силой закусила нижнюю губу и постаралась не расплакаться. Она прожила восемь лет и не сдалась, почему же сейчас хочется всё бросить и, опустив руки, сдаться? Может всё дело в Романе?

Она настолько ушла в себя, раздумывая об Исаеве, что дёрнулась и едва не завизжала, когда чья та рука легла поверх одеяла поперек её живота.

– Марин, тихо, это только я. Извини, если напугал, - скороговоркой произнёс Роман, убирая руку, и Марине почему-то стало холодно и неуютно. Она осторожно высунула голову из-под одеяла и несмело посмотрела на мужчину, сидящего на самом краю кровати.

– Дай мне, пожалуйста, мой телефон, - попросила она и чуть скривилась.
– А лучше сходи сам. Тридцать пятая квартира, этажом ниже. Попроси у Радымы... Скажи, что у меня болит живот. Но телефон всё же дай.

– Марин?
– она чуть не рассмеялась, увидав озадаченное выражение лица Ромы. Это было немного потешно, и если бы живот не крутило, словно там вился плотный канат, она бы действительно посмеялась, а так...

– Пожалуйста, Ром, Радыма знает, что со мной делать.