Стоп-кран

– Фу, как здесь вонько, – скривилась Дуська.

То тут, то там, где застигло, лапами кверху валялись на надкрыльях дохлые прусаки. Впрочем, некоторые ещё дрыгали сочленениями жиденьких шарнирчиков.

– Ну что, блаттелла, – вскричал я, – хана вам настала! Не взыщите! Дихлофос не регулируется парижской конвенцией о запрещении химического оружия. А ведь парадокс! Это такой же нервнопаралитический газ…

– Вот и не надо об этом кричать. А то зелёные услышат. Спохватятся. Коллег из Фонда дикой природы припрягут законы соответствующие лоббировать, – приложил палец к губам Костя.

– Молчу-молчу, – тут же задрал и я лапки кверху.

– Ребята, а это кто? – заорала Дуся, первой посетившая туалет.

На кафельном полу, сложив лапки ёлочкой, испустил дух огромный чёрный таракан. В царской России они были основными городскими домашними тварями, но уступили «плантацию» рыжим прощелыгам, завезённым в нашу страну позже.

– О, это блатта, – сказал Костя.

– Кто-кто?

– Блатта ориенталис. Посконный руссиш таракан, в незапамятные времена занесённый к нам из Азии. Аналогично немцы зовут рыжих тараканов руссен. Думая, что те припёрлись к ним из России. В то время как мы зовём их прусаками, будучи уверенными, что они приползли из Германии.

– Не-не, – поправил я его, – они, конечно, вольны называть кем угодно кого угодно, но вид рыжих тараканов на латыни называется именно germanica. Так что-с! А вы, Дуся, разве никогда не видели чёрных тараканов?

– Откуда? У нас в деревне за печкой только сверчки водятся.

– А как же детские книжки? – настаивал Костя. – Разве вам, Дуся, в детстве не читали «Тараканище»?

– Когда я была маленькая, у меня были только две книжки, – вспомнила Дуська. – «Филиппок» и «Золотой ключик».

– Заметьте, коллега, – прокомментировал Костя, – наша деревенская подружка вкушала сказки исключительно графьёв Толстых. Какой изысканный вкус!

– Да нет, – махнул я рукой, – просто повезло, что именно Толстых было трое. А представь, было бы трое Чуковских! Тогда каждая вторая детская книжка была бы про мух, тараканов и жужелиц со сверчками.

Инга рассмеялась, размахнулась тряпкой, смела жутконогих букашечек на пол. Аккуратно подмела пол, собрала тараканий хитин в совок и высыпала в ведро.

– Костя, тебе предстоит освоить новое амплуа, – сменил я тему. – Таскать мусорное ведро на помойку. Смотри, какая мышца у меня! Видишь? Я мусорные вёдра с пяти лет выношу. У нас-то мусоропровод отродясь заварен.

– Как понесёшь своё, так и за моим заходи, – выкрутился Костя.

Инга и тут засмеялась. Костя благодарно заблестел глазами.

Дуся забралась на подоконник, зафиксировала сутуловище в излюбленной позе и принялась болтать ногами.

– Куда ж ты теперь жуков этих поганых девать будешь? – запытала она Ингу. – Мусорница-то скотчем заклеена.

Мы замерли и, растянув рты в улыбке, переглянулись. До Дуси как до жирафа…

– А я им на свирели играть буду. Они дружною толпой отчалят сразу к праотцам, – нашлась Инга, продолжая сдержанно смеяться.

– Да-да, лёгким дымком, – примазался я. – Пшик и всё!

Дуся опять не врубилась. Пожала плечами. В смысле – поджала их под самые уши, по-грифьи втянув шею и традиционно скруглив спину. Нелепость её фигуры в такие секунды резко контрастировала с её же эталонным силуэтом в минуты иные, когда ей хотелось рисоваться, зарабатывать очки и притягивать сальные взгляды.

– Не ссы, Дуся, – скопировал я интонацию Кузьмы, – мы мусор где попало не бросаем.

– Ага, бросаем, где ни попадя, – парировала Инга и укоризненно покачала головой.

Бельмом на глазу оставалась плюшкина куча Костиного товара, который разросся, как сорняк, и заполонил практически всю Костину комнату. Именно в этой комнате временно проживала Инга, так как Костя с Дусей ночевали за стенкой в соседской комнате, ключ от которой забыл Кузьма. Старый диван был чересчур скриплым, мы вдоволь наслушались его рулад, пока Кузьма единолично не слезал с Дуси. Поэтому мои друзья спали на полу, куда Костя настелил буквально всё, что обнаружил в квартире: матрас с пролежнями, соседкино верблюжье одеяло, подстёжку от деревенского тулупа, дырявый надувной матрас и два ватных туристических спальника.

Инга же спала на старомодной Костиной кровати, оборудованной пружинной сеткой и стальными дугами спинок. Тяжеленная старинная перина поглотила ржавые пружины, которые задыхались под ней и были лишены возможности скрипеть, так как массив текстиля буквально затыкал им рот. Мне нравилось отдаваться объятиям этой кровати, когда мы перемещались из кухни в комнату и забирались на ложе с ногами. Больше сидеть было негде: все горизонтальные поверхности были захламлены товаром. Не только стулья и подоконники, но прежде всего паркет.

Пол, как ему и положено, был ограничен незыблемыми стенами. Взять больше пола было неоткуда. Товар расползался практически ежедневно, мешая нам, пришлым, просачиваться от двери к ложу. К Косте то и дело являлись клиенты: рыночные торговцы и хозяева ларьков. За дефицитным ширпотребом, который отсутствовал в магазинах, стекались друзья друзей и знакомые знакомых. Каждый норовил перерыть всю кучу целиком, которая неизбежно осыпалась и поглощала дефицитные квадратные метры.

Зима пришла ночью. Накануне привычно просидели весь серый день под жухлым светом вольфрамовой нити, а поутру комнаты залила синеватая пелена рассеянного арктического освещения. Двор перестал быть тёмной дырой за окном кухни. Новорожденный снег покрыл толстым слоем разбитый асфальт, облезлые крыши, куцые деревья, ржавые автомобили, помятые мусорные баки. Квартира прояснилась. Но, конечно, не засияла.

Жизнь густо и оттого медленно текла своим чередом. Даты походили друг на друга, как яйца на птицефабрике.

Я следил за новостями, и они вгоняли в депрессию. В последний день существования моей страны в 17:00 Горбачёв позвонил Бушу, в 18:30 подписал указ о сложении с себя полномочий Верховного главнокомандующего. В 19:00 Горбачёв выступил по телевизору с заявлением о своей отставке. В 19:38 в Кремле был спущен государственный флаг СССР.

Настоящие боевые офицеры по всей стране в эти минуты роняли скупые мужские слёзы на свои звёзды героев Советского Союза. А остальные – в рюмки с водкой.

Первая биографическая справка. Как М. С. Горбачёв нарушал основной закон СССР

Отношения между единственным за всю историю президентом СССР и Конституцией складывались незавидно. Михаил Меченый откровенно плевал на неё с колокольни Ивана Великого. А потом плевал и на собственные поправки в основной закон, повторно нарушая незаконно вынесенные постановления.

14.03.1990. Высший орган власти Советского Союза, III Съезд народных депутатов принял Закон СССР «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) СССР». Отменена руководящая роль коммунистической партии, семьдесят лет скреплявшей многонациональный союз. В стране набирает обороты сепаратизм.