Стоунхендж

— Это и есть тот человек, — сказал он густым могучим голосом, — с которым ты ехала от самого Киева?

— Я ехала с двумя сильными мужчинами, — сказала Яра, защищаясь, — святым отшельником Олегом Вещим и благородным сэром Томасом.

— Сэр Томас — это я, — сказал Томас и дружески улыбнулся. — Доброго здоровья тебе, Михуил, как говорят здесь на Руси.

В синих глазах богатыря блеснули опасные искорки.

— На Руси так не говорят! А меня всяк знает как Михаила Урюпинца.

— Вот здорово! У нас тоже один был, которого все знали... Гм...

Михаил отвернулся к Яре, игнорируя англа.

— Я завоевал земли типичей, я наложил дань на прасолов... Все соседи присмирели, на западе я мечом раздвинул пределы. Все сделано, как твой отец и требовал. Теперь ничто не может помешать нам призвать Лелю... или встать под венец, если тебе ближе новый бог. Мне все равно.

За плетнем начали собираться парни и девки, подростки, дети. Все жадно смотрели, из ближних домов выбегали даже домохозяйки, на ходу вытирая ладони о передник. У всех вид такой, словно чего-то ждали.

Яра избегала взгляда Михаила.

— Все равно я должна еще вернуться и испросить благословения батюшки и матушки...

— Они его уже дали, — настаивал Михаил. — Ты же знаешь, что дали. Только поставили ряд условий. Я все выполнил! Даже молодильные яблоки добыл, жар-птицу привез из заморья.

Томас похлопал его по плечу.

— Молодец, парень!.. Яра, Михуил только выглядит странно, а ведь он свершил подвиги! Жар-птицу довезти из земель короля Хесболлы не просто. Кормить часто, поить только вином, а клетку чистить постоянно... А гадит она так, что даже Хесболла держит их только с подветренной стороны дворца...

Михаил тряхнул плечом. Томас и так чувствовал, что его пальцы хлопают по гладкому валуну, а сейчас словно гора шевельнулась.

— Сэр Томас, — сказала Яра, — не вмешивайся!

— Да я что, — удивился Томас. — Я только сказал, что Михуил — молодец.

Богатырь повернулся к нему всем телом. Томасу показалось, что развернулась гора. В синих глазах русича искры сменились пламенем.

— Похоже, ты никак не запомнишь мое имя...

— Плохая память, — пожаловался Томас. — Яра подтвердит, что не всех ее родственников я запомнил...

— Всех ее родственников сами боги не сочтут, — медленно произнес богатырь, — Но мое имя ты запомнишь...

— Конечно, Михуил! Ты только повторяй его чаще.

Он чувствовал, что зашел слишком далеко, отчаянно пытался остановиться, но словно дьявол вселился в его плоть и двигал его языком. Если этот здоровяк протянет к нему руку, то переломит, как соломинку.

— Михаил! — вскрикнула Яра испуганно. — Перестань!

— Гостей встретили по-доброму, — сказал Михаил, не сводя горящего взора с рыцаря. — А провожать сейчас будем, как заслуживают...

— Сэр Томас! — вскрикнула она еще испуганнее. — Прекрати!

Я бы рад, подумал он отчаянно. По-дурацки веду себя, не по-рыцарски, даже не по-христиански. Но христианского на мне, оказывается, только кожа, а сам я еще дикий язычник...

Все-таки чувство вины пробилось наверх, он сказал, отступая:

— Да ладно, не будем ссориться... Ты прав, это твой огород. Я ухожу.

Он повернулся, чтобы уйти, но сзади раздался разъяренный рев:

— Он обозвал меня козлом?.. Козлом в огороде?

Томас снова обернулся, раскинул руки.

— Я не хотел тебя обидеть. Так говорят у нас в Британии. Мол, я в твои дела не вмешиваюсь, на твоих полях не охочусь. Я ухожу, будь здоров, Михуил.

Он не прошел и двух шагов, как среди парней и девок раздался предостерегающий крик. Томас резко обернулся, нырнул под просвистевшее над головой бревно, так показалось. Михаил не выпускал из рук огромный кол, упал, перекатился через голову и подхватился на ноги с такой легкостью, что у Томаса похолодело сердце.

— Мишка! — орали от плетня. — Заморский щеголь безоружный!

Михаил отшвырнул кол, словно только что обнаружил в руке. А кол был размером со столб, на которых сарацины распинали грабителей.

— Мне не нужно оружие, — сказал он и прыгнул на Томаса.

Томас и не подумал встретить эту летящую на него каменную гору: раздавит, как жабу. Качнувшись в сторону, сильно и страшно ударил по шее, как учили юных рыцарей старые воины. Пальцы онемели, а Михаил, быстро развернувшись, бросился снова, уже не так стремительно, просто не желая промахнуться. Похоже, что он и не заметил смертельного рыцарского удара. Зато пальцы Томаса ныли, будто со всей дури врезал по стволу дуба.

Томас быстро ударил дважды, целясь в надвигающееся лицо. Михаил двинул головой, и Томас едва не заорал, когда костяшки пальцев треснулись о медвежий лоб русича.

Огромные руки захватили Томаса. Воздух с орлиным клокотанием вырвался из груди, затрещали кости. В ребрах закололо. Когда в глазах стало темно и замигали звездочки, Томас, почти не помня уроков рукопашного боя, изо всех сил топнул, надеясь попасть каблуком по голым пальцам.

Страшный медвежий рев почти оглушил, но схватка ослабела. Томас тут боднул головой и услышал хруст. Рев перешел в вопль, а пальцы на его спине разжались.

Томас отступил на шаг. Перед глазами плыло, он молил Богородицу, чтобы не дала упасть. В кровавом тумане возникла чудовищно мощная фигура. Михаил орал, сыпал проклятиями и угрозами, обеими руками зажимал разбитый нос. Кровь хлестала между пальцами узкими горячими струйками.

— Ну как... — прохрипел Томас. Он заставил онемевшие губы растянуться в злой усмешке. — На этом закончим... Михуил?

Он осекся, но слово — не воробей, сам не поймаешь, но Михаил поймал и, хуже того, видел, что поймали и заулыбались зеваки по ту сторону плетня.

С ревом пошел на Томаса. В его синих беспощадных глазах Томас прочел свою смерть. Кровь из перебитой переносицы текла по лицу и заливала потоком широкую грудь. Однако богатырь оставался в полной силе, в то время как ноги Томаса еще дрожали, а дыхание вырывалось с всхлипами.

Томас замахнулся правой, ударил левой. Получился не удар, а шлепок по лицу. За плетнем заорали, подбадривая Михаила. Синие глаза налились кровью, пощечина хуже, чем удар, это — оскорбление, теперь уже до конца, теперь уже на смерть...